Вот такой величайший учёный мог бы сказать о Мендосе «мой человек». А для профессора Каспара Шлика человек он не то, чтобы свой. Просто хороший. А на месте своём в Ближней шахте — так вообще!

Чем же хорош был Мендоса на Ближней шахте? Тем и хорош, что помогал обеспечить научный контроль над разработкой ксенокультурных предметов.

Это, должно быть, очень не нравилось Стэнтону.

3

Что же, как видим, причины прояснены. Что же до целей следственной экспедиции, то их уместно считать производными от причин. Что посчитать верной целью в отношении Стэнтона, изгоняющего хороших людей? Разумеется, низложение, не что-то другое.

В этом свете как можно понять немудрёное, вроде, название «следственная экспедиция»? Только так, что под следствием после неё должен был оказаться начальник шахты.

И кого же в состав экспедиции стоило бы включить?

О критериях спорили Шлик и Бек, и ещё Блюменберг покойный. Их решение можно назвать парадоксальным, но зато целесообразным и элегантным. Потому что решили так: экспедиции надобно быть некомпетентной (это первейшее, обязательнейшее условие). Чтоб обеспечить всю полноту некомпетентности, эпицентром её мог служить только начальник. Где же такого в Башне Учёных сыскать? Случай редчайший, но такой как раз приблудился. Некто Кай Гильденстерн — идеальная кандидатура. Комик глупейший с запросами мелкопошибными, верящий, будто сумел сымитировать тонкий научный ум.

Дальше — критерий второй. Экспедицию эту должно быть не жалко. Ведь, как-никак, могла привести к катастрофе. Даже можно сказать и прямей: не могла, а вела. Кем бы могла безболезненно жертвовать Башня Учёных? Как ни странно, опять Гильденстерном. Больше никем из учёных: все другие сотрудники крайне важны в деле научного поиска. Ну и в довесок — парой плебеев-охранников, что с учёными слишком нагло себя вели. Дэем и Оуксом (так тех плебеев звали). Их и учтивости поздно было учить.

Третий критерий. Экспедиции стоило бы заняться чем-нибудь посторонним. Чем бы таким? Например, ловить хвандехваров. Кажется, этих рептилий в шахтах ни разу не видели. Так почему бы кому-то не сделаться «первопроходцем»? Это сулит, как-никак, успех и почёт. Кто бы сумел отвлечь экспедицию на посторонние цели, соблюдая при том ритуальный танец научной методологии? Не Гильденстерн, это точно. Вот Эссенхельда, того паренька, что пристроен у Торвальдсена — его можно попробовать. Крупный успех — он молодым голову кружит, а когда твой успех связан ещё с хвандехварами, странно бы было не видеть тех недобитых рептилий везде, где ни попадя. Почему бы и не на шахте?

А четвёртый критерий о том, что людей Ральфа Стэнтона должно быть поменьше. Стэнтон, понятное дело, упёртый баран. В экспедицию хоть кого-нибудь, да засунет. Вот и к лучшему! Тот, кого Стэнтон приставит, будет всегда в меньшинстве. Он подчинится начальству и большинству в главных научных вопросах, благо у Стэнтона и учёных-то нет. Что бы им делать в тупом производстве на шахте?

Дальше, понятное дело, ожидается кризис. Парень от Стэнтона, скажем, рвётся командовать. Больше всех надо? И ладно. И пусть. Вся экспедиция тут же ему подчиняется, ведь и со Стэнтоном случай такой оговорен. Или, возможно, подчиняться не хочет (с Оукса станется, он ещё тот бузотёр)… Это не важно уже. Важно-то что: экспедиция гибнет. Кто ею руководил, до того как погибла? Кто был бы должен ею руководить — в экстремальных-то случаях?

Ужас какой! Экспедиция Башни Учёных сгинула без следа на шахте у Стэнтона! По вине человека Стэнтона — даже, влзможно, того, кто был упрямцем поставлен на место Мендосы.

Ну не правда ли, этот план гениален?

4

Вышло не так. Миг столкновенья с реальностью разрушает порой и гениальные схемы.

Каспар Шлик догадался первым, что конкретика способа гибели следственной экспедиции открывает простор для двусмысленности толкований. Также ему самому первому показалось, что причина таится в ксенозоологе Эссенхельде. (Настоящего имени «Ризенмахер» он в ту пору, понятно, не знал).

Позже ему удалось повнимательней проанализировать корни своей интуитивной догадки. Выходило, что лёгкий оттенок проигрыша обнаруживал себя в том, что экспедиция: а) неудачно погибла — то есть, частичная гибель коснулась исключительно представителей Башни Учёных; б) предоставила полный отчёт Ральфу Стэнтону; в) Гильденстерн в том отчёте сыграл не на Башню Учёных, а потом совершенно бездарно отбросил коньки (не в контексте осуществления экспедиции); г) Эссенхельд с человеком Стэнтона очевидно вошли в коалицию.

Впрочем, трудно сказать, что итог не закономерен. Невозможно уверенно побеждать, когда дело ведёшь с интриганами.

5

В тот момент, когда молодого ксенозоолога, что назвался фамилией Эссенхельд, пригласили в Башню Учёных, основные события, происшедшие с участниками экспедиции, стали уже известны и отправителям. Шлику сейчас уже трудно вспомнить, откуда. Вероятней всего, из особых каналов, доступных единственно Рабену.

Знали уже, что Джон Дэй и Нестор Оукс пережили нежелательную трансформацию, вследствие которой сделались опасны для окружающих и подверглись уничтожению. Знали, что Барри Смит, человек Стэнтона, смог разделаться с их зомбированными телами благодаря смекалке и чуду. Вроде бы он ухитрился отстрелить у Оукса бластер и свалил зомби-Дэя уже из него, ибо зарядов на всех категорически не хватало.

Знали, что Кай Гильденстерн отчитывался перед Стэнтоном, а затем отчего-то свалился с подъёмника в шурф Ближней шахты. Знали вдобавок, что и мальчишка по имени Мад, поднимавший его, скоропостижно скончался. Неспроста? Полагали, что неспроста.

Но кого и за что хватать, если все концы спрятаны? И насколько реально повесить все трупы на Стэнтона, если речь об убийстве, а не о плохом руководстве, влекущем жертвы?

В общем-то, разговор с «Эссенхельдом» был призван решить вопросы, многие из которых касались не лично его.

В зале совета Башни Учёных, где приняли ксенозоолога, восседали за длинным прямоугольным столом они впятером: Рабен, Мендоса, Бек, Блюменберг и Шлик. За исключеньем Мендосы все из Германского космоса. Кто не заканчивал Юрбург, тот в нём побывал — ну, как минимум, на планете. Это настраивало на атмосферу экзамена. Ярче других был настроен великий магистр.

Рабен кивком отпустил Диаса и Маданеса, что ввели Эссенхельда. С этого места экзамен и стартовал.

Первый вопрос и пришедшему задал Рабен. Молвил:

— Приблизься... Михаэль Эссенхельд?

— Да, это я. С кем имею честь? — Молодой человек явил неосведомлённость относительно самых важных людей планеты. Хорошо это или нет, сразу не было ясно. Факт однако, что Шлик не поверил в наивность парня. В шахте Стэнтона он наивности не проявлял.

А вот Рабен, должно быть, поверил и позабавился, представляясь:

— Я Вольфганг Рабен. Это Мендоса, — добавил он.

В этот момент «Эссенхельд» из наивного образа вышел:

— Херес-де-Мендоса-и-Вега-де-Коммодоро?

Рабен спросил:

— Знаешь полное имя? Откуда?

А «Эссенхельд» ему так:

— Шахтёры из Ближней шахты много рассказывали.

Ладно, выкрутился. Но основной-то экзамен ещё предстоял. Рабен представил студенту комиссию экзаменаторов:

— Трое учёных. Великий магистр Бек, профессора Шлик и Блюменберг.

Каждый из названных сдержанно кивнул.

— Догадываешься, зачем тебя вызвали? — перешёл к делу Рабен.

— Полагаю, причиной послужили события на Ближней шахте.

— Какие?

— Гибель двоих охранников, Оукса и Дэя.

— Что ты можешь об их гибели рассказать?

Отвечая, младой «Эссенхельд» постарался не дать никакой информации, неизвестной и без него. Дескать, в составе следственной экспедиции из пяти человек под руководством ксеноисторика Гильденстерна сам «Эссенхельд», покойные Дэй и Оукс и Барри Смит, представитель охраны из Ближней шахты пробирались они туда вниз, и т.д., и т.п.