Кто сказал «четыре трупа»? Не виноватая я. Они первые начали!

Дом, родной дом. Родная кровать. Полный сервис от института селекции и утилизации. Правильно, я пока селекционируюсь, можно и на кровать положить. Тут мягонько. Наконец-то мне мягонько. Еще б отлить…

«Всё! Готово! Этому лежать до завтра! Ссать и срать под себя! Не двигаться! Покушать дайте как следует! С утра будет как новенький!» — кристально четко вспоминаются мне слова шарообразной лечильной тетки, а по спине табуном проносятся мурашки с ледяными коготками.

Эй. Эээээй. Люди? Человеки? Вите надо пи-пи. И пожрать. Или хотя бы на пол, чтобы не надуть на матрас!!

Люди? …где вы, люди?

Сегодня настал тот самый день, когда я остался один. Юльку-Палатенцо, известную теперь также как Спасительница, Держательница и Кормилица, увлекли новые съемки какой-то фигни государственного масштаба. Буквально пять минут назад, но времени терять я себе позволить не мог. Как и две недели до этого.

Размеренные интенсивные тренировки, что были ранее, я превратил в остервенелые, как только встал следующим утром со своего одра, здоровым и бодрым. Незапачканного, причем, одра, спасибо Держательнице. Призраку многое пришлось простить, хотя, если кто-нибудь узнает, что я молодую звезду советского кино вынудил работать медсестрой с уткой (бутылкой), то меня точно прикопают. Ну, как вынудил? Попросил, она и согласилась. Даже потом согласилась молчать об этом интимном эпизоде в нашей непростой жизни. Трех эпизодах…

Ладно, фигня! Что было — то прошло!

Я просыпался в шесть утра, принимал холодный душ, а затем была пробежка в парке, оканчивающаяся турниками. Взбодрившись, шёл на занятия, читая по пути ранее написанные лекции. Ноль свободного времени, ноль отвлеченных мыслей. Интенсификация жизненного и мыслительного процесса. Не давать себе ни секунды на посторонние размышления, постоянно загружать тело и мозг!

Вернувшись с учебы, приступал к тренировке перевоплощения, совмещенной с выполнением домашних заданий. Чаще всего нужно было читать взятые в библиотеке книги по средам программирования, протоколам, алгоритмам и прочей дряни, изрядно грузившей мой в прошлом очень гуманитарный разум. Состояние тумана, обычно помогавшее мне устаканить информацию и разложить ту по полочкам, теперь мешало, так как я, следуя заветам партии, пытался развиваться, учась контролировать свою аморфную форму.

Это было… тяжело. Не просто тяжело, а очень тяжело. Всё равно, что пытаться научиться не просто шевелить ушами, а загребать ими при плавании, причем мощно и одновременно. Хуже всего было то, что пусть мои эмоции были сильно приглушены в форме тумана, идя неким фоном, но как только я воплощался обратно, моральное и эмоциональное истощение, связанные с свежими воспоминаниями о том, как ты тужишься всем своим объёмом, пытаясь научиться его контролировать или хотя бы удерживать, накатывали так, что я падал, где стоял, а потом валялся, пытаясь отдышаться. Еще и корчило при этом неслабо. Как похмелье, только в виде тяжелого короткого стресса.

Подобное было и вчера. Теперь Юлька улетела, хоть и обещала вернуться, включать вытяжку на тренировках мне больше некому. Надо было придумать, как справляться самому, причем без риска всосаться в вентиляционную систему общежития. Уже один раз было. Вспоминать об этом… не хочется.

Ну и… я просто приоткрыл входную дверь. На щелочку. По всем прикидкам тяга будет куда слабее, чем от вытяжки, плюс теперь у меня есть два дополнительных объема в виде наших с Юлькой комнат, так что вполне хороший тренажер! К тому же, в «Жасминной тени» под руководством жесткой как гвоздь Цао Сюин было отнюдь не принято вламываться в чужие апартаменты без стука.

Сказано-сделано. Не теряя времени (Юлька, наверное, еще не успела даже доплыть до своей машины. Хотя, интересно, как назвать её способ передвижения? Парение? Летание? Левитация?) я разделся догола, затем, тщательно зафиксировав совсем небольшую дверную щель кусочками изоленты, превратился в туман.

Заполнив пространство, уже довольно привычно ограничил себя от проникания в соседние комнаты. Да, трудно, как будто ты с помощью ануса удерживаешь за горлышки две вставленные в жопу полные бутылки шампанского, но трудность уже привычная. Она не «плавающая», а однородная. Сквозняков на нашем подземном уровне нет. Щель… меня в неё тянет, но лишь слегка добавляет сложности. Как будто ты стоишь в полусогнутом, держишь это самое шампанское, а шкодливая девчонка тебя несильно тянет и дергает за нос. Терпимо.

Проблема бытия туманом в том, что ты туман. У тебя нет ни ручек, ни ножек, ни пиписьки. Органов, мышц и прочего барахла тоже нет. Да, ты можешь слушать-нюхать-видеть-осязать всё, что вокруг и всё, что внутри, можешь думать и принимать решения, можешь даже шевелиться, но понять, как ты это делаешь — невероятно сложно. За всё время после активации я научился лишь ограничивать себя от проникновения в незанятые мной объемы (с большим трудом!!) и… заворачивать себя в себя, заставляя туман, который я, крутиться в занятом объеме как качественная какашка в унитазе на смыве. Последнее, в общем-то, облегчало задачу по удержанию объёма.

Напряжно, но жить можно. Стоит только отрешиться от грустных мыслей о том, что майор Окалина вот ни разу не шутила. В ней от Петросяна только принадлежность к одному виду приматов, больше ничего. Тетка дико серьезная, жутко конкретная, с руками по локоть в крови, с чувством долга размером с гору, отягощенная дочерью, которую я уже научил плохому, заставив формировать из псевдоматерии скандальную для местного времени стрижку лобка, а затем еще и уболтал невинного призрака несколько раз подержать мой писюн с пустой бутылкой, ибо лечение Симулянтов важно…

Хорошо дома. Хорошо одному. Наконец-то можно помыслеблу…

Катастрофы. Знаете, чего никогда не делают катастрофы? Они не стучатся в дверь.

Звук раскрывшегося лифта, еле услышанный мной через дверь, тут же сменило бодрое топанье босых ножек по плиткам коридора. У меня было около двух секунд на осознание происходящего, а затем… дверь в комнату рванули, срывая все контрольные куски изоленты, чтобы тут же отрывисто, на русском и по-женски заорать «Викта, куда пропал?!». На пороге стояла одетая в полусползшую майку Янлинь.

Встала, если уж быть точным. Замерла, глядя в клубящегося за порогом меня!

В этот момент я ничего не осознавал. Безудержно утягиваемый в раскрытую дверь, я руководствовался единственным импульсом, единственным отчаянным желанием, настолько сильным, что оно казалось мне важнее собственной жизни, важнее всего. Не навредить девушке. Ни в коем случае не позволить ей оказаться внутри меня, чего бы это не стоило. В тот момент я даже не понимал, что испытываю эмоции и, собственно, желания.

Когда я на голом непонятном инстинкте рванул от двери, свиваясь в несколько тугих струй, переплетенных друг с другом как дерущиеся или трахающиеся змеи, пришла боль. Это была не обычная старая добрая боль, а ощущение, выведенное на совершенно новый, недоступный человеку уровень. То, что я сотворил на инстинкте, ощущалось как идущие один за другим открытые переломы, вывихи, смещения и ушибы. Ошеломленный тем, что только потом будет воспринято как боль, я ломал и ломал своё бесструктурное тело, сжимая его в дальнем углу комнаты. Дальше от неё. Еще дальше. Стать еще плотнее!