Настроение испортилось еще сильнее, от чего я, рывком подскочив с кровати, отряхнул майку, бросил еще один взгляд в мутное зеркало, а затем выскочил на улицу. Съем мороженое! Куплю сраный пломбир у тетки за уличным прилавком, а затем сяду на скамейку и буду его нагло жрать!

Если кто-то из вас, мои воображаемые слушатели, думает, что клёво быть перерожденным в неосапа молодым отличником, да еще и с будущими способностями, да еще и сильного, то имею честь выслать вас в глубокую вонючую дупу!

Ни черта это не клево.

Это настолько не клево, что вы даже себе не представляете.

Первое. Если я в зеркале вижу юного пацаненка, который слегка упарывается по року и мажет рожу пудрой с тенями, то окружающие — нет. Я их, окружающих, напрягаю, причем сильно. Это Кийск, обычный советский город смешанного типа, но неосапам тут делать нечего на постоянной основе. Да и мало нас в процентном отношении к нормальным людям. Мы, неосапы, испытываем большие сложности с размножением по причине больших различий в генокоде. Но… напрягаю я окружающих отнюдь и не только своей внешностью, но и чем-то еще, потому как уверенно могу сказать: привыкнуть ко мне невозможно. Шарахаются все, даже корыстная Иришка дёргалась, если была морально не готова увидеть перед собой мою рожу. Итог: я жив и с нормальной психикой только потому, что мне на самом деле 58 лет, если суммировать обе жизни. Обычный пацан от такого отношения к себе съехал бы чердаком давным-давно. Я-то чуть не съехал.

Второе. Если вы думаете, что бытие неосапиантом любого типа — это праздник жизни, вы ошибаетесь еще глубже. Генная несовместимость, бесплодность, проблемы с новой физиологией и внешностью, иногда даже потребности в особом рационе… каждый случай индивидуален. И это далеко не всё, есть еще и вопрос инициализации. Пробуждение способностей и источника энергии для таких как я далеко не всегда проходит гладко, возможны травмы, возможны риски, возможны необратимые изменения в организме. Я, вообще, по святому убеждению академика Головачева, должен был стать таким красавцем после того, как что-то откроется, но никак не «до». А следовательно, по его же убеждению, у Виктора Анатольевича Изотова шансы сдохнуть при активации больше, чем у любого другого неосапианта, наблюдаемого в СССР с 1947 года.

Вот такой вот я особенный и великолепный, от чего крайне нежно и трепетно «люблю» своих покойных родителей и непокойного дядю, Никиту Павловича Изотова, из-за которого я получился не нормальным человеком, способным поехать и осесть в любом месте нашей бескрайней родины, а невнятным неосапиантом, чье будущее покрыто мраком и скорбью. Кстати, далеко не факт, что я при встрече с дядькой, его не ушатаю насмерть, не сдержавшись от радости. Есть за что.

В общем, жизнь моя жестянка, думал я, остервенело грызя пломбир под натурально враждебным оком продавщицы. Она на меня косилась так, как будто бы я уже как минимум не только испохабил её дочь всячески и везде, но еще и наклал с горкой в любимую хрустальную вазу из серванта.

Нервы это всё, нервы. Сотни моих соседей по дому сейчас разбрелись по всему Кийску. Немножко пьют некрепкое спиртное, много улыбаются, с надеждой и радостью смотрят в завтра. Оно у них будет полный улёт. Отметка из сиротского дома — раз! Аттестат об окончании средней школы — два! Навыки — три! Они уже нигде и никак не пропадут, они уже вырвали себе у судьбы прекрасную стартовую позицию, заработанную своими потом и кровью. Совсем не зря их… нас Иришка так ненавидит. Ненавидит и завидует. Она, в отличие от сиротских, сирота недавняя и удочеренная супружеской четой, следящей за нашим домом. Троечница причем.

Ай да техникум ей стекловатой. После детского дома. Дожрав мороженку, я мрачно подмигнул сверлящей меня взглядом продавщице, да пошёл себе дальше, думая об Иришке.

Сама виновата. Еще и Колопановых подставила, свинья малолетняя.

Родители Иришки, одни из тех, что курировали наш дом, погибли год назад, на Черном море. Взяли отпуск, называется. Утонули вместе с десятком других граждан от шалостей заблудившегося турка-неогена. Паршивый гидрокинетик, нажравшись там у себя дома, решил прогуляться-освежиться, доплыл аж до нашего побережья, а там и зацепил с дюжину отдыхающих своей турбулентной струей или чем-то вроде. Бедолаг дёрнуло с поверхности в глубину, прокрутило как в стиральной машинке, захлебнулись все, кроме пары счастливчиков. Турка после этого ждал электрический стул, но родителей Иришки было не вернуть.

Её удочерили Колопановы, вторая семья из кураторов. Да и мы решили помочь, так сказать, по-сиротски. Следили за домом, убирали прилегающую территорию, лампочки на свои кровные покупали, всё делали, чтобы у бедняжки Иринки тоже отметка в деле появилась. Не такая, как наша, но стаж помощницы куратора в сиротском доме тоже вес определенный имеет. Только вот дядя Игорь и тетя Маша не особо-то за Иринкой следили, от чего она сначала звезду с неба сорвала, мол, обхаживают её как принцессу, а потом и совсем испортилась. Трояки получать, с парнями неблагополучными гулять. Ну а как наш выпуск подоспел, так она из зависти или еще каких чувств неслабо портвейна нахлебалась в дурной компании на улице. И была отловлена тем самым сакраментальным Иващенко.

И всё. Колопановых лишают родительских прав, Иришку-дуру в детдом, а заодно конский хер ей, а не положительные отметки в дело. К тем, кто с сиротами занимаются, требования крайне строгие, потому как мы реально из кожи вон лезем всю дорогу, становясь потенциально ценными кадрами в любой отрасли. Ну а Ирина бать её Владимировна, явно желая самоутвердиться напоследок, приперлась ко мне, огульно обвиняя в том, что я, а также остальные сиротские, не уследили за ней, не научили, всю жизнь испортили.

Вот и послал её за всех, свиноту неблагодарную. Хотя, если бы не её общество, пусть и корыстное, фиг бы я в своем уме дожил бы до своих 18-ти годов. В этом мире Интернет только зарождается, говорить со всеми приходится вживую, иначе никак. Человек без общения не может.

А и хрен с ним со всем. Мосты сожжены, впереди меня ждет новая жизнь. А какой она будет, мне сейчас расскажет один товарищ, ожидающий меня в приметном здании города Кийска, носящего гордое имя «Дом Офицеров».

«Е.И. Мышкин» значилось на двери, «Отдел Озеленения Департамента Народного Хозяйства Ленинского района»

Кратко постучавшись, я тут же нагло сунул свою вихрастую голову внутрь с полувопросительным «Валерий Кузьмич?». В ответ немелодично ругнулись исконным русским матом, что я счёл за приглашение войти. А осуществив внедрение, уставился на высокого худого мужчину в заношенном сером костюме, трясущего в воздухе пальцами правой руки. Покачивающийся кипяток в банке на подоконнике, куда был сунут уважительных размеров кипятильник, дополнял картину.

— Вот как так-то? — риторически вопросил потолок Валерий Кузьмич Радин, — Вот что ты за пакость такая, Изотов?!

— Опять наговариваете? — с упреком вопросил я, садясь на продавленный стул для посетителей, — Я же всегда…

— Да-да, — раздраженно перебил меня он, — Ты всегда приходишь вовремя, ты всегда стучишься, ты всегда засовываешь голову…

— Потому что вы меня чуть не пристрелили, — въедливо уточнил я, — однажды.