Не вдаваясь в детальное рассмотрение откликов французских мыслителей на осуждение Галилея римской инквизицией (это потребовало бы специального исследования и анализа взглядов широкого круга французских интеллктуалов: Мерсенна, Гассенди, Ферма, Роберваля, Aнри Ле Теннера и других), я остановлюсь здесь лишь на реакции Рене Декарта, который, как уже отмечалось выше, обратил внимание на важную особенность выдвинутых против Галилея обвинений: гелиоцентрическое учение было осуждено инквизицией, то есть конгрегацией из десяти кардиналов, но это осуждение не было одобрено ни заявлением папы ex cathedra, ни постановлением Вселенского собора. Однако реакцию французского философа на процесс над Галилеем целесообразно, на мой взгляд, проанализировать в более широком контексте – контексте сопоставления научных и философских позиций двух выдающихся ученых и мыслителей начала Нового времени.

Почему мой выбор пал именно на Декарта? Главным образом по двум причинам. Во-первых, среди младших современников Галилея именно Декарт обладал той математической одаренностью и тем философским складом и силой ума, которые, как может показаться на первый взгляд, могли сделать его едва ли не единственным достойным идейным преемником тосканского ученого (или, по крайней мере, их интеллектуальные позиции могли бы взаимно и плодотворно дополнять друг друга). Однако этого не случилось. Почему? Далее я постараюсь ответить на этот вопрос.

Во-вторых, сопоставление натурфилософских позиций Галилея и Декарта позволит лучше понять сложность и противоречивость процесса становления классической науки Нового времени, а кроме того, осознать если не интеллектуальное одиночество Галилея (возможно, это слишком сильное выражение), то по крайней мере непонимание и неприятие его идей не только католической элитой, но и «отцом европейского рационализма».

Именно эти два соображения привели меня к мысли завершить книгу о процессе над Галилеем несколько неожиданным образом – главой, посвященной картезианской натурфилософии. Ведь в известном смысле Декарт продолжил суд над Галилеем, перенеся обвинения в адрес тосканца из сфер церковного права и теологии в сферу философии.

Летом 1618 года в нидерландском городе Бреда двадцатидвухлетний французский gentilhomme, католик Рене Декарт, окончивший в 1614 году коллегию иезуитов муниципалитета Ла-Флеш, а в ноябре 1616 года – университет в Пуатье1466, поступил добровольцем в протестантскую армию штатгальтера Республики Соединенных провинций Морица Нассауского (1567 – 1625)1467. Такое стало возможным потому, что Франция активно поддерживала Нидерланды в их борьбе с Испанией. Поэтому многие молодые французы учились в Лейденском университете или служили в армии графа Морица, которого считали выдающимся полководцем своего времени. Война Соединенных провинций с испанскими Габсбургами началась еще в 1568 году, но в 1609 году между странами было заключено перемирие, которое продолжалось до 1621 года.

Декарту было тоскливо «среди беспорядка и необразованных солдат»1468. Единственным событием, которое рассеяло скуку армейских будней, более того – повлияло на его дальнейшую интеллектуальную жизнь, стало его знакомство с голландским врачом, математиком и естествоиспытателем Исааком Бекманом, состоявшееся 10 ноября 1618 года. Прогуливаясь в этот день по городу, Декарт увидел толпу около афиши, на которой некий математик предлагал публике решить какую-то задачу. Афиша была написана по-голландски, и Декарт, который еще не вполне освоил этот язык, попросил стоявшего рядом мужчину (им оказался Бекман) перевести текст на латинский или французский язык1469. Бекман перевел на латынь и дал Декарту свою визитную карточку. На следующий день француз зашел к Бекману и сказал, что решил задачу1470. Они разговорились, и Декарт стал доказывать собеседнику, что величина любого угла в действительности равна нулю. «Француз из Пуату»1471, как окрестил его Бекман в своем дневнике (Journal) 1472, рассуждал так:

А следовательно, поскольку часть точки есть ничто, угол также есть ничто. Бекман заметил, что первая часть рассуждения Декарта построена на допущении, будто точку можно разделить, тогда как в действительности она не является «реальной величиной»1474. Но как бы то ни было, обсуждение указанного «паралогизма» показало, что молодым людям есть о чем поговорить.

«Физико-математики, – записал Бекман в Journal далее, – встречаются очень редко». А Декарт признался, продолжает голландец, что он «кроме меня не встречал никого, кто бы развивал свои исследования так, как это делаю я, то есть комбинируя физику и математику самым точным образом»1475.

Бекман родился в Миддельбурге, главном городе нидерландской провинции Зеландия. В 1607 – 1610 годах изучал теологию в Лейдене, одновременно зарабатывая себе на жизнь изготовлением свечей и прокладкой водопроводных труб. В 1618 году он окончил университет в Кане (Caen) со степенью доктора медицины, но врачом не стал и зарабатывал на жизнь преподаванием в школах Утрехта, Роттердама и Дордрехта. В Бреду он приехал, чтобы помочь своему дяде в забое свиней, а заодно и подыскать себе невесту.

Как-то, скорее всего в ноябре – декабре 1618 года, более точную дату установить уже невозможно, Бекман задал Декарту вопрос, касавшийся свободного падения тел. Декарт набросал ответ, который Бекман сохранил и спустя десять лет записал в свой дневник (Journal)1476, истолковав картезианское решение так, как он его понял. По словам Александра Койре, Декартовы рассуждения представляли собой смесь «математического изящества с самой безнадежной физической путаницей»1477.

Рис. 3.1. К рассуждениям Декарта о величине угла

Бекмана интересовал следующий вопрос1478: «Можем ли мы, исходя из принятых мною начал, а именно: в вакууме тело, некогда приведенное в движение, будет всегда пребывать в движении; между Землей и падающим камнем находится вакуум, – определить, какое расстояние прошло [падающее] тело за час, если известно, какой путь оно прошло за два часа?»1479