– Вы не против, если мы немного поможем и вам, и себе? – Я сгребла кучу, которую образовал пещерный, и закинула в ближайший ящик с игрушками. Эти самые коробки для хранения стояли везде, вдоль всех стен. Создавалось ощущение, что сюда переехал детский магазин. Все, лишь бы занять старшего ребенка и немного освободить маму.

– Конечно, я не против.

– А где ваш старший?

Я помню, что на видео точно был не младенец. Сколько там малышу? Года два-три? Именно вокруг него творилась чертовщина.

– Он в дальней комнате. Пойдемте, я провожу.

Стоило ей открыть дверь в детскую, как малыш на ее руках стал тужиться, раскраснелся и завопил сиреной. По дому разнеслись благовония облегчения.

– Саймон, тут к тебе пришли гости. А я сейчас приду, только памперс поменяю!

И убежала, оставляя удушающий след. Я посмотрела на Тара – морщилась только я. Он пожал плечами:

– Что естественно, то не противно. Нечего нос кривить. Тебя тоже это ждет.

Я немного затормозила из-за слов пещерного, поэтому пропустила, на что Саймон сказал:

– Дя. Сюдя. Тют.

Мы Таром посмотрели на маленького мальчика, который сидел на ковре и возводил башенку из кубиков. Неожиданно один цветной куб поднялся в воздух и прыгнул на самую вершину. Сам!

Саймон громко рассмеялся, а мне стало не по себе. Теперь я понимала, почему обещали любые деньги. Выглядело это жутко!

– Тар?

– М-м?

– Ты что-то видишь?

Может, теперь нечисть только в его глазах обретает плоть? Потому что я ничего не видела.

Солдатик стал двигаться по полу сам по себе.

– Я вижу, что игрушки двигаются.

– А еще кого-то видишь? Или что-то?

– Нет.

Это было странно. До этого нечисть всегда обретала форму. Что делать сейчас, ума не приложу.

Солдатик продолжил двигаться, дошел до башни и прыгнул на верхушку.

Саймон снова рассмеялся.

– Давай понаблюдаем. – Я потянула Тара на диван.

Ребенок был так увлечен игрой, что будто и не замечал нас. Смеялся, веселился, с удовольствием поддерживал игру. Невидимый друг часто брал инициативу на себя, ничуть нас не стесняясь.

Я убедилась, что это не ожившие игрушки, потому что они двигались так, будто им играл человек с двумя руками. Сам по себе солдатик забрался бы на башню по кубикам, а не прыгнул сразу на вершину.

Святой Луи, о чем я рассуждаю?

– Смотри. – Тар положил руку мне на колено, и я смотрела на его наглую пятерню на мне, а не туда, куда он показывал. – Смот-ри!

После его повтора я открыла рот, но мельком все же глянула в сторону стекла. Игрушки больше не двигались, зато на прозрачной преграде появился матовый эффект, как от дыхания, а потом нарисовались два человечка – один поменьше, другой побольше.

– Хотите чаю? – Дверь открылась, и внутрь заглянула хозяйка дома с младенцем на руках.

Я подошла к ней и тихо произнесла:

– Не откажемся. Но у меня есть вопрос. Посмотрите на окно. Саймон нарисовал себя и папу? Дедушку? Может, дядю или брата?

Женщина как-то разом побледнела, переложила младшего ребенка головой на сгиб другой руки и с испугом посмотрела на стекло. Рисунок пропадал, потому что запотевшее окно вновь становилось нормальным.

– У вас кто-то погиб? – еще тише спросила я.

– Все живы-здоровы! – как-то ломано ответила женщина и несколько раз подряд моргнула. Часто-часто так.

– Что-то не так? Простите, что лезу к вам с вопросами, но вы позвали нас помочь. Честные ответы нам очень помогут понять причину происходящего.

– У Саймона никогда не было ни дедушки, ни старшего брата, ни дяди.

– Тогда какие у него отношения с отцом? Это же он вызвал нас?

– Боб – отчим Саймона.

Опа! А вот с этого места поподробней.

– А где родной отец?

– Мы с ним развелись. Он сейчас в другой стране.

Тар так громко и возмущенно фыркнул, что мы подпрыгнули.

Я посмотрела на пещерного и не узнала его, до того у него был осуждающий и тяжелый взгляд в сторону матери Саймона.

– Мальчик должен был остаться со своим отцом. Чужой никогда не будет так его любить и обучать, как свой! – Тар встал и стал грозным голосом отчитывать хозяйку дома.

Та округлила глаза, открыла рот, и я быстро встала между ней и пещерным, взглядом обещая ему все кары мира.

– Что ты несешь? – спросила одними губами.

Тот лишь бровь одну приподнял:

– Правду.

О тактичности он, конечно, ничего не знал.

– Сейчас у людей бывает много браков. В этом ничего такого нет. – Я говорила еле слышно, потому что видела: не сдержи я его, Тара понесет, до того он принял это близко к сердцу. Будто это у него ребенка забрали!

– Времена неважны. Семья есть семья. Мальчик должен быть с отцом. Девочка с мамой. Иначе бы душа отца не пришла сюда играть с малышом! – Тар показал пальцем на Саймона.

– Душа отца? – Хозяйка дома, и без того в шоке от обвинений, поежилась. – Но Гарри жив.

– Но не может видеться с ребенком, да?! – вдруг взревел Тар. – Вы не даете? Уехали далеко? Сейчас там, где Гарри, ночь, да?

Казалось, что, даже вылей я сейчас ведро ледяной воды на пещерного, он не остынет. Взгляд Тара полыхал.

Я вспомнила наскальный рисунок семьи.

Ничего подобного. Не меня он тогда фантазировал. Это его бывшая семья.

Тар будто не замечал моего потрясенного взгляда. Я с усилием выдохнула и крепко сжала губы, чтобы сдержать вопросы, которые сейчас так некстати вертелись на языке.

И тут кубик с размаху прилетел пещерному в лоб с такой силой, что тот отшатнулся.

Саймон заливисто расхохотался. Малыш смеялся так заразительно, так по-детски непосредственно, что полыхающий взгляд Тара погас, зажглись смешинки. Пещерный улыбнулся.

– Простите… Ха-ха! Боже, простите! Он не специально, ха-ха. – Даже мама мальчика не могла сдержать смех.

Я смеялась вместе с ними.

– Это не Саймон кинул. – Тар посмотрел на коврик, где играл малыш. – Это его папе не понравилось, что я так разозлился. Он считает, что я не имею на это никакого права и ничего не знаю.

– Это привидение с вами говорит?

– Это не привидение, я же говорил: это ваш бывший муж пытается связаться с ребенком.

– Но как Гарри может быть… здесь? У меня мурашки по коже! Пожалуй, это даже хуже, чем привидение, о котором мы думали.

– Он либо сейчас спит, либо в пограничном состоянии.

– Что значит «в пограничном состоянии»?

– Это значит между жизнью и смертью.

Я не выдержала:

– Почему ты так уверен, будто сам испытывал это на себе?

– Потому что так и есть.

Ну вот! Он признался.

«А ты говорил, что рисовал меня! Что у тебя нет семьи!» – эти фразы скребли горло когтями так, что пришлось плотно сжать челюсти.

Я отступила на шаг, невидящим взглядом посмотрела на малыша и напомнила себе: я здесь ради денег. Да, я все это затеяла ради поездки на неделю моды. Так что тогда злюсь?

Тар мне ничего не обещал. Ничем не обязан.

И тут же оборвала себя: тогда зачем врал про живопись? Это же называется «дать девушке ложные надежды»! Запудривание мозгов – вот что это!

– Тар, тогда ты знаешь, как помочь этой семье? – спросила я, а мой голос звучал незнакомо.

Пока я ждала ответа, казалось, в голове пронеслась тысяча версий того, что произошло у пещерного в прошлом.

– Знаю. Я сам был между небом и землей. В этот момент видел, как моя семья оставляет пещеру.

Мама Саймона совершенно ничего не поняла, но ойкнула. Я же не могла произнести ни звука – жадно ждала продолжения.

Его семья – родители?

Его семья – жена и дети?

Его семья – не кровные, но близкие люди?

Да кто же они?

Тар весь сгорбился, будто стал вдвое меньше под тяжестью воспоминаний. Поднял на меня тяжелый взгляд из-под густых бровей и сказал:

– В мое время есть закон неизвестной болезни. Если зараза неизвестна, если с ней не умеют справляться, а другие начинают заражаться, то больных оставляют в пещере, а сами уходят.