– Верно, – Ридерио встал рядом и, быстрым движением взъерошив черные кудри, спросил: – Можно мне остаться здесь? Мой отец был садовником в доме сена Дигано, я помогал ему, и я знаю…
– Да, – просто ответил Алето и, наклонившись к чемоданчику с садовыми инструментами, убрал секатор, затем кинул сверху перчатки.
Он любил работать в оранжерее. Это давало возможность почувствовать себя нормальным человеком и напоминало время до школы в Алеонте, когда он еще жил с матерью и сестрой в деревне и помогал им возиться на огороде. А еще с растениями было понятнее, чем с людьми. Оттенок листьев, цветов, корней, их форма, размер всегда говорили честно. По ним сразу было понятно хорошо растению или плохо, без полутонов и недомолвок.
– Мне некуда пойти, – голос парня дрогнул. На вид Ридерио было лет шестнадцать, но он сразу стал казаться младше. – Дом уже выставлен на торги, в семье тоже больше никого нет. Отец последнюю чайную ложку проиграл, и его скинули с моста за неуплату долга, – черноволосый покачал головой, даже не с грустью, а покорно принимая правду.
Алето потер грудь, чувствуя боль в легких – влажный воздух оранжереи унимал ее, но и то не полностью. Все из-за чертовых каменоломен. Даже спустя годы они напоминали о себе.
– Не рассказывай, если не хочешь. Мне неважно вообще прошлое, оставайтесь, если надо.
Он достал из кармана жилетки фляжку и протянул парню. Тот еще сильнее замотал головой, будто ему предлагали яд. Алето открутил крышку и сделал большой глоток. Вино сохранило прохладу и на полуденной жаре казалось спасительной каплей.
– Отец всегда проигрывал, когда пил, – Ридерио смущенно отвел взгляд.
– Ну, у меня и так немногое есть, мне бояться нечего
– А?.. – парень развел руками, указывая на оранжерею.
– Это создали такие, как ты. Моей заслуги нет, – Алето положил руку на плечо Ридерио. – Не пробуй здесь ничего, что делают из растений. Это дрянь, которая тебе не нужна, ты сам со всем справишься.
Алето подхватил чемоданчик с инструментами и пошел между ровными рядами кустов, зеленых таким идеальным оттенком – глубоким, насыщенным, больше в темный.
– А тебе нужна? Почему? – голос Ридерио звучал так по-мальчишески звонко.
Не оборачиваясь, Алето ответил:
– Запомни, здесь не спрашивают о чужих историях.
Несколько дней жары опять разразились ливнем, и дорога превратилась в грязь. Закончив в городе с делами, Алето возвращался быстрым ровным шагом, но иногда специально с силой наступал на лужи, чтобы взметнуть фонтан брызг. Они попадали на штаны, но тем уже было нечего терять – пыль и грязь осели на них в равной степени, превратив черный цвет в серо-коричневый.
Особняк стоял на холме, после крестьянской деревни, жавшейся к стенам Алеонте. Дороги здесь не было – только тропа, и ни один паромобиль не мог преодолеть ее. Иногда посетители приезжали на лошадях, но чаще поднимались пешком. Алето тоже любил пройти дорогу сам. Хотя у него была лошадь и верхом он держался неплохо – еще бы, в чертовой школе учили всему, что должен уметь и знать «приличный» человек.
Чем выше поднимался Алето, тем отчетливее он видел две фигурки, идущие тем же путем – девушка шла, устало склонив плечи, а парень вертелся вокруг нее и то и дело хватал за руки. Он был из тех, кто недавно прибился к дому – такая шелупонь тоже иногда приходила, но обычно оставалась ненадолго – вернее, ее вышвыривали.
Девушка отворачивалась, пыталась сделать шаг влево, вправо, но парень снова и снова вставал перед ней. С напыщенной улыбкой теребя свою куцую бородку, он так увлекся, что ничего не замечал.
Алето пригнулся к земле и крадучись подобрался к паре. Он прыгнул как кошка, схватил парня за плечи, оттаскивая в сторону, и встал так, что девушка оказалась за его спиной.
– Привет, – улыбнулся некромант. Первую секунду бородатый глядел ошарашенно, затем лицо скривилось, и он принял вид боксера, готовящегося к удару. – Я тоже хочу внимания. Может, со мной поговоришь?
Он снова положил ладони на плечи парня. Тот попытался ударить по предплечьям, но Алето только крепче сжал его, надавливая пальцами под ключицы.
– Я что, так плох? – он навис над чужаком. – Даже ничего не скажешь? – губы скривились в обиде.
Бородатый неуклюже дернулся, пытаясь зайти сбоку, но Алето схватил его за запястье и вывернул руку. Вот щеночек-то. В Рицуме таких иначе наказывали. В Рицуме такие оставляли попытки уже в первый вечер.
Почти уткнув парня носом в лужу, Алето повернул голову к девчонке. Она так и стояла, глазея то на первого, то на второго. Ясно, одна из тех, у кого нет ума, зато большое сердце. Такие не думают, что от драки лучше отойти, таким лишь бы мычать свое «спасибо».
На руке у нее уже начал наливаться синяк, оставшийся от грубых хватаний. Алето вспомнил, как у него самого на запястьях был похожий след, только не от пальцев, а от кандалов, а затем снова перед глазами промелькнули полицейская карета во дворе школы, сухая земля Рицума и маленький опустевший домик.
Повалив парня на дорогу, он сел ему на спину, выхватил из рукава тонкий, как игла, нож и оставил на щеке длинный порез – рука двигалась слишком медленно, криво, как у неопытного портного. Бородатый закричал, забился, а потом затих с видом абсолютной покорности и положил голову на землю, что-то заскулив под нос. Алето опустился к нему и так близко приблизил лицо к порезу, что почувствовал на губах привкус соли.
– Теперь твоя кровь – моя кровь. Я буду знать все, что ты делаешь, так будь хорошим мальчиком.
Алето встал. Парень подскочил с земли и побежал по дорожке, поскальзываясь на лужах. Поверил, небось. Он не стоил того, чтобы тратить на него силы – хватит и припугнуть.
Девчонка продолжала дрожать. Она плотно обхватила себя руками, точно этот жест мог защитить ее от целого мира.
– Да не бойся, я так не умею.
Путница едва доставала Алето до груди и была такой тощей, что талию, казалось, можно обхватить двумя пальцами. Она напомнила ему осень: золотая кожа, волосы с отливом в медь и коньячно-карие глаза. Незнакомка выглядела теплой, понимающей, вот только он слишком любил лето, чтобы купиться на это.
– Просто надо было что-то сделать и сказать, – Алето помолчал пару секунд и спросил: – Ты шла наверх?
Девушка кивнула, пряча взгляд.
– Идем, мне нужно туда же.
Незнакомка сделала удивленное лицо.
– Ну что так смотришь? Разве я выгляжу страшнее того парня? Скажи мне хоть что-нибудь!
Она указала себе на рот, затем развела руки в разные стороны, качая головой. Алето ссутулился, чтобы их глаза оказались на одном уровне.
– Ты что, немая?
Незнакомка со смущенным видом кивнула.
Девушка, которая не может говорить – кажется, ему начало везти!
– А наверх шла для чего? Если я дам тебе лист и карандаш, расскажешь мне? Ты умеешь писать?
Она явно была из крестьян или обедневших горожан – простое заштопанное платье и загрубевшие руки ясно указывали на это, а образование такие не получали обычно. Однако девчонка кивнула.
Алето выпрямился и протянул ей руку. На секунду он понял людей, которые, пожалев, подбирают на улице бездомных котят. А ему-то казалось, что годы в тюрьме разучили жалеть. Лучше бы так и было.
Алето наклонился над граммофоном, поставил эбонитовую пластинку и опустил иглу. По залу разнеслась музыка, в которой смешивались барабаны, гитары и трубы. Это чудесное изобретение оставил кто-то заезжих. Гость говорил, что на севере во всех богатых домах есть граммофоны, а вот в Алеонте они только-только появились.
Алето постоял перед камином, покачиваясь с пятки на пятку. Горело всего одно маленькое бревнышко. Жара не спадала, и в отоплении комната не нуждалась, он зажег его потому, что пламя – это красиво.
В свете огня янтарный виски выглядел особенно привлекательно, и, наполнив стакан, Алето сделал маленький глоток. Вот теперь-то можно посмаковать этот глубокий, насыщенный вкус, в котором угадывались миндаль, грецкий орех, шоколад.