Старик едва заметно улыбается, но не отвечает. Он достает из-под соломенной кровати небольшой котелок с дырявой крышкой, выкладывает из него в ступку кашу из раздавленных трав и начинает толочь. Глядя на волшебника, колдунья скрещивает на груди руки, встает перед стариком и прищуривается, вдруг начиная хитро и довольно ухмыляться.

— А знаешь что? — Не торопится колдунья. — Я даже мешать не стану. Делайте, что хотите, а я как раз отдохну, высплюсь.

Непринужденно она заваливается на печь, а старик теперь начинает сам преследовать Айву взглядом.

— Значит, идти за ним ты не собираешься? — Спрашивает он.

— А зачем? Какое мне до него дело? Мальчишка же в руках настоящего волшебника. Хи. Не пропадет.

Старик хмурится.

— Значит, ты что-то уже задумала. — Бубнит он, опустив голову, и снова поворачивается. — Ладно, ты права, не буду скрывать. Я не хотел тебе говорить потому, что ты бы попыталась отыскать растение и подарить мальчику, так что не жди, что я отвечу, что он ищет.

Колдунья только ухмыляется.

— Да какая мне разница? Делай, что хочешь.

— Ты не пойдешь за ним? — Говорит волшебник еще спокойно, но с толикой волнения в голосе. — Не боишься, что с мальчиком что-нибудь произойдет?

Айва лишь загадочно улыбается, на мгновение повернувшись.

— Вот и узнаем. — Говорит она тихо. — В любом случае, нам это ничего не будет стоить.

Старик задумчиво хмурится, но ничего не отвечает. Отставив ступку, волшебник идет на порог, но мальчика уже не достает взглядом, и тот успевает скрыться за островками деревьев.

— Айва, — возвращается старик, — если с ним….

— Даже не думай. — Перебивает колдунья.

Она поворачивается на другой бок, ложится к волшебнику лицом, довольно ухмыляется и разговаривает спокойным, тихим и довольным голосом, не прогоняя с лица ухмылку.

— Ты вообще помнишь, какой был уговор? — Спрашивает Айва, заставляя старика хмуриться еще сильнее. — Вот и славно. А теперь не мешай, я хочу от тебя отдохнуть, как давно у меня уже не было такой возможности.

Волшебник продолжает стоять и глядеть на Айву, а она сразу же разворачивается к нему спиной. Впрочем, говорить что-нибудь бесполезно, и старик потому и хмурится сильней, что хорошо это понимает. Не остается ничего другого, как отпустить мальчика и надеяться, что тот не станет забредать далеко, так что старик, вздохнув, садится обратно за стол и продолжает разминать в ступке травы, превращая их в густую кашу.

До самого вечера мальчик рыскает всюду в поисках загадочного цветка, лазает в кустах под сухими деревьями, чуть не увязает в болоте, отыскав топь в том месте, где прежде ее точно не было, но Алеша старается не отвлекаться и даже отыскав целое болото просто уходит в сторону, вспоминая наставления старика.

Только к вечеру мальчик догадывается залезть на высокое дерево, когда замечает в стороне высокий тополь. Приходится идти с палкой, опасаясь завязнуть в болоте, но зато, когда удается забраться на дерево, Алеше открывается чудесный вид, окрашенный багряными лучами заходящего солнца.

С тополя, куда забраться удается только чудом, растратив чуть ли не все силы, мальчик глядит на родной край, каким никогда его еще не видел. Алеша забирается выше, чем когда-либо. Да и не было раньше времени лазать по деревьям. С утра и до самой ночи всегда в доме была работа. С весны и до осени мальчишка был занят трудом с малых лет и впервые оказался свободен теперь, когда время работ закончено, а зима еще не наступила.

С высоты мальчику открывается новая сторона его родного края. Видно лес, уходящий вдаль плотным ковром зеленых верхушек, украшенный темными, благородными тонами. Отсюда он спокойный и тихий, мрачный, но полный холодной красоты, влекущей загадочностью морских глубин.

В той же стороне виднеется небольшой домик, стоящий прямо на окраине леса. За ним высятся деревья, но отсюда, сбоку, почти ничего не разглядеть, и если бы Алеша не знал так хорошо каждый куст в округе, то легко мог бы даже не понять, где стоит его полуразваленный домик, настолько

Дальше течет река. Она широкой лентой пролегает от самого леса и почти до деревни, отнимая себе большую часть места. Деревня стоит дальше, прямо у реки, а сама река, изгибаясь, змеей уползает в лес, оставаясь стеной воды сторожить от мальчишки целую половину известного ему мира. И выходит, что с одной стороны лес, с другой река, а с третьей — деревня, преграждающая путь в мир людей, знакомый Алеше лишь по рассказам матери.

Лишь сейчас все это складывается у мальчика в целую картину. Багряные цвета заката освещают маленький мир, но, что важнее, дают сейчас увидеть то, чего мальчик так желанно искал, забираясь на отвесный ствол одинокого тополя. Увидев старое, иссохшее, сухое дерево, Алеша замирает, но тут же вздыхает и с решимостью хмурится, зная, где нужно искать цветок.

Мальчик сам себе удивляется, спускаясь вниз по тополю, что не вспомнил про ведьмино дерево. Все его обходят стороной, но каждый про это дерево знает. В деревне, сколько Алеша себя помнит, всегда считалось, будто бы к этому дереву приходят ночами ведьмы, чтобы творить свои колдовские обряды, или приносить жертвы, или еще что — застать их в процессе еще никому не удавалось, так что наверняка сказать тяжело, но и сомневаться в том, что древо как-то связано с ведьмами, никому не приходилось.

Впечатление дерево производит действительно сильное. Даже лишь вспоминая о том, куда сейчас придется идти, Алеша утыкается взглядом в ноги и теряет спокойствие. Старый, высокий, раскидистый дуб, не похожий ни на одно дерево в округе, давно уже не покрывает ветвей листьями. Крона его даже в цветении весны остается голой, истощавшей, худой. Одни только веточки костлявыми отростками тянутся в разные стороны, а кругом — сухой пустырь, завядшая трава и редкие, жиденькие ростки свежих трав, которые лишь чудом можно отыскать в этом странном, проклятом месте.

Дерево прозвали ведьминым, и считается, будто бы именно из-за колдовства вокруг него вся земля пропиталась смертью. А за ведьму давно уже деревенские принимали лишь травницу, мать Алеши, которой уже и в живых не осталось, но ни за кем другим подозрения так и не закрепились, хоть старая травница умерла, а дерево так и осталось сухим ждать на бесплодной земле своего обращения в прах.

Об этом месте всегда почти ходят какие-то слухи. Например, старухи рассказывают друг другу, будто к дереву каждую ночь приходила ведьма. Что она там делала, никто не знает, но сомнений нет, что-то недоброе. Еще говорят, словно повадились туда лазить вурдалаки какие-то, и то и дело рассказывал кто-нибудь в деревне, что своими глазами видел, как мертвецы на кладбище поднимаются и тут же к дереву идут, как на приманку.

До недавнего времени такое часто рассказывали, особенно старухи любили поохать, а старики, хоть и ворчали, но кто еще жив, все почти стали держать в доме осиновый кол.

Потом в ход пошла байка, что, якобы, у ведьминого дерева нечисть сама с собой передралась. Рассказывали, что вурдалаки напали на ведьму, и то ли они ее растерзали, а то ли она их в бездну изгнала, но живых будто не осталось. Одни говорили, что своими глазами видели, как мертвецы тащили ведьму на кладбище, разодрав на части, а другие с тем же усердием доказывали, будто ведьма самолично пожрала каждого мертвеца, что на нее напал.

Старую травницу давно уже никто не видел и тогда о ней сразу же вспомнили. Лишь тогда в деревне узнали, что старушка мертва уже не первый год, отчего все сильно удивились, но хоть история поутихла, да и мертвецов замечать стали реже, судачить о них тоже, а чем меньше становилось болтовни, тем меньше, казалось, становится и поселившейся у ведьминого древа нечисти.

Алеша этих историй никогда не слышал, но у дерева однажды бывал, еще до того, как его мать скончалась. И тот случай крепко ему запомнился. Был он тогда еще совсем мал. Всего-то гулял, игрался в редкий миг свободы от домашних дел, забрел чуть дальше обычного, а старое, раскидистое, могучее и ужасающее дерево быстро пленило его мальчишеский взгляд.