— Раз уж не умеешь за себя постоять, так и не лезь, куда не следует. — Говорит она и умолкает.

На это мальчик тоже не находит ответа. А потому, фыркнув еще громче и злее, разворачивается и сваливается на бок так резко, что становится больно. Он старается перетерпеть, только бы не показывать этого колдунье, и снова ненадолго повисает тишина.

Айва успокаивается быстрее. Скоро она уже снова начинает вспоминать о еде. Тут же на ум приходит старик и недавняя беседа, а вместе с тем и неприятное осознание того, что нужно продолжать расспрашивать мальчишку.

— Ладно, — распускает колдунья руки и опять поворачивается к мальчику, — забудем об этом.

Алеша не реагирует.

— Сделаем так, — спокойно продолжает колдунья, — если ты мне все честно расскажешь, то я, может быть, тебя отпущу. Ну что, согласен?

Алеша будто оживает. Снова его лицо обретает простые, детские черты. Он тут же разворачивается, приподнимается на кровати и уставляется на колдунью с искренним, чистым недоумением, едва ли способным укрыть вспыхнувшую в его глазах надежду.

— Правда? — Не веря в свою удачу, спрашивает мальчик. — Ты меня отпустишь?

Колдунья хитро улыбается, как обычно, прикрыв золотые глаза веками.

— А зачем ты мне нужен? — Говорит она, отодвинув уголок рта. — Для забавы, разве что.

Мальчик опускает глаза и начинает виновато хмуриться.

— Да. — Отвечает колдунья, уставая ждать. — Я тебя отпущу, но если только ты мне все честно расскажешь. А иначе не жди жалости. Я ведь могу тебя превратить в лягушку, или в таракана, или еще в какую-нибудь гадость, и будешь тогда моей зверушкой, пока не надоешь.

Мальчик не торопится ответить, и колдунья быстро устает ждать.

— Да не скажу я никому. — Наклоняется она ближе, в действительности и сама не терпя скорее узнать, что движет мальчиком. — Давай, все рассказывай. Зачем тебе хочется разбогатеть? Ты как вообще такое себе придумал?

— А если скажу, — говорит он тихо, неуверенно, — ты меня правда отпустишь? И я смогу делать все, что захочу?

Колдунья вспыхивает.

— У тебя что, весь ум в нос ушел? — Не сдерживается она, с ногами забравшись к Алеше на кровать. — Зачем мне врать? Но… посмотрим. Если соврешь, то я узнаю. Тогда даже не надейся, чтобы отпустила. Ну!

Мальчик вздыхает.

— Ладно, скажу я. — Соглашается он. — Только не рассказывай никому.

— Да не скажу я. — Наклоняется Айва. — Рассказывай уже!

Алеша вздыхает, долго собирается с мыслями и, наконец, все же решается открыться.

— Я зелья умею делать, которые раны лечат. — Начинает он рассказывать. — А они, матушка говорила, очень ценятся. Если сделаю много, то продам.

— И? — Подгоняет колдунья.

— А потом, заработаю столько золотых, чтобы построить хоромы, как у боярина.

— И?! — Торопится колдунья.

Отстрою хоромы, куплю слуг и буду жить, как наш боярин. Зелья буду варить, семью заведу. И все тогда будет даже лучше, чем прежде.

Повисает молчание. Ненадолго. Вскоре мальчик поднимает глаза, чтобы увидеть лицо колдуньи, но натыкается на ее хмурый, сердитый, недовольный взгляд.

— И я должна в это поверить? — Прищуривается она.

— Да не вру же я!

Женщина отводит глаза.

— Теперь не жалуйся. — Вдруг говорит она, заставляя мальчика растеряться и начать беспокоиться. — Обещал честность, так что теперь не жди жалости.

— Да не вру я! — Повторяет Алеша, придвинувшись еще ближе. — Не вру!

— Не врешь, как же. Будто я поверю, что прок…, - чуть не выдает Айва секрет, — э, что прок… тебе какой-то от этого, кхм, есть.

Мальчик смотрит мгновение и ничего не говорит, но потом его лицо разгорается краснотой от обиды и гнева, и Алеша тут же выплескивает эмоции.

— Ну и пожалуйста! — Кричит он, и тут же снова отворачивается к стене, лишь теперь вспоминая, что раны еще болят.

Айва всего миг жалеет мальчика. О силе отваров, приготовленных стариком, она знает не понаслышке, так что гордо задирает нос и оставляет мальчика одного, ни в коем случае теперь не желая потакать его капризам. А, выйдя, она молча возвращается к старику и усаживается рядом, потеснив его на небольшом камне.

Колдунья молчит, дуется, как ребенок, отвернувшись в сторону, и ничего не говорит, и через несколько мгновений старик сам с ней заговаривает.

— Что случилось?

Айва тут же поворачивается и с готовностью вываливает на старика все подробности.

— Вот скажи, разве я на дуру похожа? — Сердится колдунья, по-детски надувая щеки. — Это чудище носатое мне заявляет, что разбогатеть он хочет! Хоромы ему, видите ли, захотелось построить. Пф, ха! И я в это должна поверить? Вот же маленький засранец!

— А ты не ошиблась? — Поворачивается старик.

И колдунья немедленно пронзает его сердитым, испепеляющим взглядом.

— Может, он просто недоговорил. Или ты не так поняла. — Тут же объясняется старик. — Он так и сказал.

— Ну, да, как-то так он и сказал. — Успокаивается Айва. — Да не может такого быть! Чтобы проклятие перед жадностью отступало? Что за чушь!

Старик едва заметно улыбается.

— А что? — Вдруг спрашивает он. — Разве такого не может быть?

Айва уставляется на старика с изумлением.

— Нет ничего плохого в жадности, да и в любом другом стремлении, — объясняет он, — пока оно заставляет человека становиться лучше. Взгляни на его дом. Подумай сама. Может быть он давно мечтал выбраться отсюда. И сильное желание могло устоять, могло даже окрепнуть в его мыслях после того, как проклятие стало изменять его сестер.

Айва задумывается.

— Постой, — теряется колдунья, — так он, получается, не врал?

— Если я не ошибся, то получается, что не врал.

Айва застывает на миг, а затем протяжно выдыхает.

— Что? — Едва заметно улыбается старик. — Дай угадаю, ты обиделась и назвала его лжецом?

— И ничего я не обиделась! — Вспыхивает Айва, и тут же застывает, вспомнив, как точно так же на нее обрушился еще недавно сам мальчик.

— Ладно, не ругайся.

— Да не ругаюсь я!

— Сходи к реке, набери чистой воды. — Не обращает старик внимания на обиду колдуньи. — А потом возвращайся в дом, вымой стол, отпусти мальчика и скажи, чтобы он умылся, отвар уже должен был раны залечить.

Айва тут же меняется в лице, расцветая детской, радостной улыбкой.

— Уже готово? — Спрашивает она нежным голоском.

— Почти. Иди. — Коротко отвечает старик. — Вернешься, как приготовишь стол. Мне еще нужна будет твоя помощь.

И колдунья, промедлив всего мгновение, кивает и тут же уносится на ветрах, легко поднимаясь в воздух и перемахивая целые аршины.

С поручениями Айва справляется быстро. Принеся два ведра чистой воды, слив немного в глиняный, единственный целый графин, она велит мальчику умыться, а когда тот игнорирует, колдунья под веселый хохот поднимает его в воздух и умывает силой.

Ветер оставляет на мальчишке одни только штаны, не давая опуститься на пол. Алеша тут же начинает сердиться и кричать, требуя немедленно его отпустить, но вода тут же круглым, бесформенным шаром затыкает мальчику рот, и кроме бульканья и женского смеха ничего не остается.

Точно и легко управляясь с ветром, Айва заставляет воду подниматься из ведер, будто бы саму. Одним небольшим шариком она легко отмывает мальчика от грязи, почти не растратив воды, и только после взмахом ладони осторожно опускает его на пол, а шарик из воды самостоятельно вылетает в распахнувшуюся перед ним дверь.

— Ненавижу! Ненавижу тебя! — Кричит Алеша так яростно, едва освобождается, что колдунья даже теряет на миг все настроение.

Она быстро заставляет себя успокоиться, вздыхает и гордо отворачивается, принимаясь таким же манером отмывать стол, разве что не поднимая его в воздух, как Алешу. А скоро уже Айва заканчивает. Грязный шарик воды плавно выбирается по воздуху наружу, а колдунья готовится вернуться к старику.

— Садись за стол. — Холодно говорит она, встав перед распахнутой дверью. — Нам всем нужно подкрепиться.