Не по какой-нибудь там нелепой случайности. Целенаправленно. Из бластера, специально снятого с предохранителя. Несколькими очередями, чтобы наверняка. Ведь Мадейрос, как и любой другой член экипажа, убитого изрядно боялся.

Отчего убил? «Больше невозможно было терпеть», как он пафосно сказал в так и не погашенный экран так и не разошедшейся кают-компании. Но возможно, Гуттиэрес его попросту застал за несанкционированным сеансом связи с майором Домби. Тут-то и терпение резко иссякло.

А как всё было на самом деле, уже и не доискаться.

Факт в том, что затемнённые было экраны в кают-компании вскоре после ухода коммодора вспыхнули снова, и никто не удивился. Заговор? Очень может быть. Но, наверное, с целью низложения коммодора, не убийства. Смерти Гуттиэреса удивились. Кажется, все.

Какие слова произнёс Мадейрос? Да вот такие.

– Коммодора Гуттиэреса больше нет, – он так и сказал, – я убил его. Расстрелял из бластера. Больше невозможно было терпеть. Ну, вы сами знаете… – этот намёк на общее знание также предполагал предварительный сговор, но знали как минимум не все.

– Могу я увидеть тело? – спросил Гонсалес официальным тоном врача.

– В принципе да, но… Я вижу, возникли затруднения? Значит, осмотр тела на пару минут отложим. Поймите меня верно, дотторе.

Затруднения? Да, возникли. Пилот Алонсо, как только заслышал слова об убийстве, рванулся с места, но у дверей кают-компании его ловко скрутили Мартинес и Монарро.

– Ничего уже не изменишь, – уговаривал Мартинес, – надо как-то жить дальше. Поверь, это к лучшему…

– В этих условиях командование крейсером считаю необходимым временно принять на себя, – закончил новоявленный коммодор.

– Убью гада! – хрипел Алонсо. Но возможность выполнить обещание таяла на глазах; его разоружали, сковывали запястья браслетами.

– Убьёшь, – увещевал Монарро, – позже, если захочешь. А сейчас для всех будет лучше – временно подчиниться…

– Альянсу? – спросил доктор Гонсалес. Он, в отличие от Алонсо, никуда не порывался бежать, обождать согласился без ропота, но позицию свою обозначил весьма красноречивым тоном. Единственное слово сказать с таким отвращением: «Альянсу»…

– А что, – спросил Мартинес, – здесь есть другая реальная сила?

– Только что были мы, – Гонсалес произнёс вроде и твёрдо, но с осторожностью и в прошедшем времени, – экипаж имперского крейсера.

– Не было нас! – резко возразил Монарро. – На одном Гуттиэресе всё и держалось. И на нескольких его приспешниках, не будем показывать пальцами. Три человека хранило мирок, оставшийся от империи, которая давно пала. Не смешно ли?

Три? А Родригесу совсем недавно казалось, что больше. Гуттиэрес, Гонсалес, Алонсо… И всё? А как же Кастелло, Альварес, Эстебан – подпевали коммодору из вежливости?

– Мадейрос долго не проживёт, – глухо сказал Эстебан, – с тем, что он сделал, не живут. Сам себя угробит, найдёт способ. Но сделанного не вернёшь, дотторе. Взглянем правде в глаза: может кто-то заменить коммодора Гуттиэреса и снова повести против Альянса этот чёртов экипаж?

– Самоубиться, – брезгливо поморщился Кастелло, – вот что наш экипаж всё ещё может.

– Думаю, до этого доводить никто не хочет, – осторожно проговорил Альварес. – Думаю, надо к общей пользе договориться. Кто-то к Альянсу непримирим, кто-то готов смириться… Факт в том, что сами себя мы из зоны действия системы «Карантин», как видно, не заберём.

– А что, Альянс заберёт? – хлестнул иронией Гонсалес.

– Имеет побольше шансов.

– Другое дело, – подчеркнул Монарро, – захочет ли Альянс нам помочь, и как сильно потом накажет за тех пятерых десантников.

Пятерых? Стажёру Родригесу впервые довелось услышать это число. Если борт-инженер так уверенно им оперирует, значит, сношения с майором Домби, захватившим несколько станционных модулей, имеют некоторую историю. Неужели же всякий раз, когда по рубке дежурил пилот Мадейрос…

– Думаю так, – сказал Альварес, – Альянс захочет нас наказать. И как раз ради этого и постарается вытянуть. Домби считает…

– Идиоты! – просипел Алонсо. – На кого понадеялись! Всё равно ведь будете все казнены.

– А вот и не обязательно, – заявил с экрана коммодор Мадейрос, – мой поступок наверняка зачтётся. Вас я тоже, насколько смогу, постараюсь отмазать. Главное – всё валить на Гуттиэреса. Да он и правда единственный заварил эту кашу… – голос Мадейроса звучал уверенно, а вот лицо дёргалось и потело. Смуглое лицо благородного имперского пилота. Тьфу!

Как бы поточней сосчитать заговорщиков, между тем прикидывал Родригес. Их не должно быть уж так много. Мадейрос – это раз. Монарро с Мартинесом – два и три. Остальные? Ситуативные попутчики. Альварес присоединился к большинству, Эстебан – разочаровался, Кастелло – воображает себя над схваткой. Толстопузый Финьес? Этого никто в расчёт принимать не станет…

По всему выходило, у Гонсалеса с Алонсо какие-то шансы были. Не разговаривать, а бластеры к виску мятежников – тут бы колеблющиеся иные песни запели. Если бы ещё стажёры не жались к стеночке, а заявили чёткую позицию… Что?

Родригес осознал, что под стеночкой давно уже сидит один он, а Лопес и Флорес стоят у дверей и предупредительно помогают Мартинесу выводить прочь скованного Алонсо. Самоопределились ребята! Или ещё до полёта были втихаря завербованы Альянсом. А то и с самого начала лётной школы космопилотов, а он учился с ними на курсе – ничего не знал.

– Посидит пока под арестом, подумает над своим поведением, – пояснил Монарро специально для Гонсалеса. С прозрачным намёком.

Рядом с врачом сидели некогда им пользованные и обследованные Гаррис и Трентон. Те совсем приуныли.

– Договариваться? – тряхнул головой Гонсалес. – Ну хорошо. Договариваться. Ладно, валить на мертвеца. Продумать одну версию на всех. Но тогда так, чтобы никого из живых не подставить!

– Идёт! – услышал его с экрана Мадейрос. – Обойдёмся без подстав, я и сам так планирую. Я ведь совершил поступок не для спасения своей задницы. Во всяком разе, не только. Я обо всех подумал. Кстати, все – это все, не только кают-компания. Рад сообщить, – он выдержал эффектную паузу, – что мною минутой назад освобождены незаконно задержанные узники совести – Рамирес, Ферабундо, Неринья, Чинчес и Маркес.

Ага, ещё пятеро, Родригес мысленно приплюсовал орудийцев и стрелков к прежнему числу заговорщиков – и понял: вражьего полку прибыло, и уже настолько, что считаться с мнением доктора Гонсалеса скоро совсем перестанут. Свои перестанут.

Это ещё на «Антаресе» не высадился добрейший майор Домби со своими дрессированными гориллами.

2

Весёленькие штуки эти обещания Альянса. Особенно те, которые облокотились на честное слово майора Домби. А уж когда обещает имперский офицер, ссылаясь на слово Домби – тут обхохочешься так, что как бы со смеху и не лопнуть.

Зачем, зачем эти дурачки пригласили Домби? Клаустрофобия так повлияла? Или стадная воля прибиться к более сильному агрессору?

Оказавшись на борту «Антареса», майор быстро расставил акценты.

На крейсере теперь территория Альянса, так что всё здесь решать отныне будет он единолично. Договорённости? Какие договорённости? Один имперский пилот что-то сказал другому? Это несерьёзно. Кто таковы сами имперские пилоты? Для оккупационной власти Альянса – никто и никаковы.

Даже Мадейрос, очень отважно укокошивший коммодора. «Герой мятежа». Что такого он сделал? Выполнил свой долг перед Альянсом. Выполнил не в полную силу. Ему зачтётся, но позже, при пересчёте.

Остальные? Их Домби не уважал, и настолько сильно, что даже горилл своих не поставил никого персонально пасти. Солдаты теперь охраняли рубку, кают-компанию, тюремный отсек, площадку контроля двигателей, космогационный пост, основные и аварийные люки, бортовые ангары с капсулами и двумя катерами. Собственно, десантники контролировали всё, но никого в отдельности. Ах да, персонального контроля всё же удостоился пилот Алонсо – поскольку заранее попал в охраняемый тюремный отсек.