Почему же пошатнулось и без того хрупкое равновесие этого мира?

Звериные – существа, которые произошли не только от обезьян (хотя такие среди них тоже встречались), но и от других видов животных. И хотя бóльшую часть времени они выглядели как обычные люди, таковыми звериные не являлись. Обладающие способностями, что давали им явное преимущество перед Homo sapiens, они вызывали противоречивые эмоции: кто-то их побаивался, кто-то испытывал (не всегда здоровое) любопытство, кому-то было всё равно, а некоторые питали к звериным откровенную ненависть.

В общем, несмотря на видимую терпимость, параноидальные настроения в обществе, казалось, мало изменились за пятьдесят лет. Университет же, в котором числились Вэр и его друзья, представлял собой то редкое заведение, куда открыто принимали звериных, ведь там были созданы специальные условия, чтобы они учились, сосуществуя с людьми.

Сталкиваясь в новостной ленте с очередной заметкой о каком-нибудь происшествии с участием звериных, Вэртер частенько предавался размышлениям о далёких временах, когда таким, как он, не приходилось жить с постоянной оглядкой. Юноше нравилось думать, что легенды о людях-животных, оборотнях и вампирах – это истории о звериных, живших много веков назад. Находясь в одиночестве, он мог часами гипнотизировать стену практически немигающим взглядом серых глаз, сокрушаясь о прошлом, в котором, казалось, всё было гораздо проще. Вэр вообще был склонен пофилософствовать. Хотя даже эта особенность не бросалась в глаза так явно, как привычка иронизировать. Причём объектом его острот мог стать любой, в том числе и друзья, вместе с которыми парень снимал небольшой двухэтажный коттедж неподалёку от университета. Компания подобралась весьма разномастная, и для всех было загадкой, как они уживались под одной крышей…

Вэртер усилием воли заставил себя подняться с кровати и, тут же завернувшись в плед в попытках побороть дрожь, понёсся в ванную. Непереносимость холода – черта, вызванная его змеиной природой. Он всегда немного завидовал звериным, чья сущность позволяла им спать не замерзая хоть на голой земле.

Приняв обжигающе-горячий душ, юноша привёл в порядок свою платиновую шевелюру и, надев поверх свитера шерстяной кардиган, тихо прошёл на кухню.

Стараясь никого не разбудить, Вэр занялся завтраком. Без остановки пританцовывая около плиты, парень нажарил столько яиц и тостов, словно собирался кормить армию. Закончив, он поставил на поднос свою порцию и, заварив чашку крепкого чая, вернулся в спальню.

– Вэр! И долго ты там будешь мусолить свою яичницу?! Шевели задницей! – женский крик, раздавшийся спустя десять минут, прервал его трапезу, но юноша даже бровью не повёл. Вэртер давно привык к подобным выкрутасам. С начала семестра такое «бодрящее» утро успело стать традицией.

Не прошло и минуты, как ураган по имени Матильда, не дождавшись ответа, ворвался к нему в комнату, между прочим, без стука. Будь это кто угодно другой, Вэртер бы, несомненно, возмутился, но для подруги детства, знакомой с ним с возраста «пешком под стол», великодушно делал исключение.

– Давай быстрее! Если мы опять из-за тебя опоздаем – прибью, – пригрозила девушка, параллельно пытаясь расчесать растрёпанные тёмно-коричневые волосы.

Тот факт, что Вэртер был уже одет и собран, а Матильда ещё бегала в пижаме, никак не мешал ей дополнительно поторапливать друга.

Видимо, решив не тратить больше ни секунды, она побежала собираться дальше, лишь на мгновение задержавшись в дверях, чтобы наградить юношу своим злобным взглядом. Матильда называла его «взор смерти», но, по мнению Вэра, это больше смахивало на взгляд испуганной совы.

«Не могу поверить, что скучал по ней, – мысленно вздохнул парень, вспоминая прошлый год, который Матильда провела в отъезде со своим братом. Вэртер за это время успел стать второкурсником. Мати же, как её называли друзья, поступила в университет в этом году, и разы, когда она не опоздала, можно было пересчитать по пальцам. – Всё как в школе. Мати и там была главным опоздуном».

Посмотрев на часы, Вэр понял, что до начала первой пары осталось пятнадцать минут – давно пора выдвигаться. Он взял сумку и спустился по лестнице в гостиную, где его чуть не сбил с ног высокий парень с такими же, как у Мати, только значительно короче, тёмными волосами – её брат Эрик.

– Прости, чувак, – бросил тот без малейшего раскаяния.

– Тупой олень, – буркнул юноша в ответ, недовольно подмечая интонацию и подбор слов.

– Ты что-то сказал, Вэр?

– Поторопи сестру.

С Эриком Вэртер был знаком столько же, сколько и с Мати. Более того, парни были ровесниками, оба на год старше Матильды. Ходили в одну группу в садике, один класс в школе, теперь – на один курс в университете. Однако особой симпатии друг к другу не питали. Вот и покровительственное отношение Вэртера к Мати было частично вызвано сочувствием, что ей достался такой безответственный старший брат.

Оказавшись в прихожей, Вэр обнаружил, что остальные обитатели коттеджа уже ушли. И неудивительно: снова глянув на часы, он обречённо вздохнул. Наконец Матильда и Эрик спустились и можно было выдвигаться. С горем пополам они всё же добрались до универа, опоздав на двадцать минут.

– До встречи в перерыве, Мати!

– Ха! Если ты переживёшь первую пару! – крикнула она в ответ, уже забегая в корпус.

«Обязательно было акцентировать на этом внимание? – Вэртер скривился, как от горькой пилюли. – Конечно, промолчать же было нереально… Она-то идёт на литературу, а у нас с Эриком первой парой грёбаная физра».

– «Но есть ли на свете хоть одно сердце, которое бьётся для меня?»

«О нет, только не эта сопливая хрень!» – с раздражением подумал Влад, услышав знакомую цитату.

– Дорогие дети, как вы, наверное, догадались, следующие две недели мы будем обсуждать бессмертное произведение Стендаля «Красное и чёрное», – продолжала тем временем преподавательница. – Уверена, что вы все уже с ним ознакомились!

– Да, всю ночь глаз не смыкал, – взвизгнул Берти.

– Какой ты молодец, милый мальчик! – без тени сарказма в голосе воскликнула женщина и потрепала парня за щёку так, что та покраснела.

О подобной привычке преподавателя по литературе знали все. «Милый мальчик» было для неё самым нейтральным обращением к ученикам. Приторная до невозможности, она никогда не ругалась, ничем её было не расстроить, все произведения у неё были бессмертными, а авторы – гениями. Поэтому студенты и старались отсесть подальше, чтобы не заболеть… диабетом.

Глядя на развернувшуюся на первых рядах сценку, Влад невольно усмехнулся про себя:

«Бабка, конечно, божий одуванчик, но бесить её – идея так себе. Так поступают только клоуны или полные лохи… Даже не знаю, к какой группе приписать этого придурка, – скрестив руки на груди, Влад продолжал наблюдать за Бертрамом, который, кривясь, потирал щёку. – Хотя нет, знаю, к нашей. Неужели этот идиот не понимает, как его шуточки выглядят со стороны? С таким поведением даже членство в баскетбольной сборной не добавит популярности, – продолжал мысленно препарировать товарища Владислав, пока преподша знакомила группу с биографией писателя. – Не верится, что столько лет дружбы с моим хитрым братцем так ничему и не научили. Поэтому красивые бабы тебе и не дают, дурачьё», – безапелляционно подытожил юноша.

– В первую очередь в глаза бросается любовная линия этого великолепного романа, – продолжала свой монолог пожилая женщина. Каждую фразу она произносила с таким выражением, будто читала стихи, а наспех собранные в пучок седые волосы придавали её образу какую-то особую трагичность. – Мы сталкиваемся с любовным треугольником: Жюльен Сорель, госпожа де Реналь и Матильда де Ла-Моль. Непростая ситуация, не так ли, сладенькие мои? – она слегка подалась вперёд и посмотрела на студентов, призывая подключиться к беседе.

– А вот мне кажется, что всё кристально ясно. Сердце главного героя принадлежит только одной женщине. Он с самого начала был влюблён в госпожу де Реналь. И оставался верен только ей до самой смерти… – последнюю фразу девушка за первой партой произнесла почти мечтательно.