Казалось, я хожу по минному полю или жонглирую бомбами.

— Что тебе сказать? — шёпотом хрипит Петя, а затем горько смеется. — Что тебе сказать? Что мне жаль, что он в самом деле не сдох?

Петя оборачивается и обрушает на меня взгляд полный безумия, но все ещё сдерживаемого.

— Или что ты хочешь от меня услышать? Ты хоть понимаешь, что я должен сделать после этого? Понимаешь? После того что он сотворил с тобой. После того что он собирался сделать с династией. А скорее всего он собирается это продолжить. И уж тем более после того, что он создал. Ты хоть понимаешь, что он создал? — вижу, как слезы начинают выступать из его глаз, голос начинает обретать безумные окраски, а взглядом Петя просто вгрызается в меня в поисках реакции на его слова. — Не-ет. Ни черта ты не понимаешь! Если он слетел с катушек настолько чтобы творить все эти низкие вещи и предать семью, то боюсь представить на что он способен с таким оружием в руках. Ты хоть понимаешь, что мне придётся сделать? Я должен убить своего старшего брата. Но знаешь, что говорит голос внутри меня? Мне мало этого. Очень мало. Брат не заслуживает смерти. Это слишком просто для него. Я хочу его уничтожить, растоптать, превратить его жизнь в ад, заставить его прочувствовать весь спектр боли, беспомощности, паники и отчаяния, на которые человек только способен. А потом повторить всё заново. Я хочу, чтобы он кричал, молил меня остановиться, просил прощения, умолял о смерти, потому что это проще. Хочу превратить его в низкое подобие разумного существа, в слизь, в кусок дерьма. Хотя в последнее брат уже себя превратил. Даже хуже.

Петя прервался, чтобы отдышаться и продолжил.

— Так что я повторю свой вопрос. Что именно ты хочешь от меня услышать?

Видеть, как с каждым сказанным Петиным словом его душа разрывалась на маленькие кусочки было самым болезненным зрелищем на свете. Слезы душили горло и могла в оцепенении только молчать и смотреть на него. В нём было столько боли, что даже океаны не сравняться с ней своими размерами.

Знать, что правда его уничтожит и видеть это на деле совершенно разные вещи. Мне казалось, что в этот момент я попала в самый настоящий ад. Мой личный ад. Смотреть как твой любимый человек, страдает от неимоверной боли самое ужасное что может быть придумано во всей вселенной.

Петя, проведя рукой по лицу и вцепившись в волосы зачесав их рукой назад пытался отдышаться, словно от стокилометрового кросса. Жадно вздыхая воздух, он искал точку равновесия в этих эмоциональных качелях.

— Можно я переварю это один? — тихим немного хриплым голосом спрашивает он, всё еще пытаясь вернуть дыхание в норму. — Ладно?

Моя рука непроизвольно дергается в его сторону, но я останавливаюсь. Я так не хочу, чтобы он уходил. Нет. Только не сейчас. По всей видимости Петя замечает мои телодвижения и поймав мою руку прижимаем меня к себе.

— Ты меня не бросишь после этого? — спрашиваю сквозь слёзы самый волнующий меня вопрос.

— Какая же ты глупая, — горько рассмеялся Петя, нежно гладя меня по затылку. — Конечно нет, милая. Просто мне правда нужно побыть одному.

Он отстраняется целует меня в лоб, затем распуская наши объятия берет меня за руки и мягко целует каждую поочередно.

— Я вернусь. Когда хоть немного буду похож на человека. Ладно, милая?

— Хорошо, — с грустью выдыхаю я и он уходит.

Петя

Первый раз за всю свою работу прибегаю к услуге водителя. Пока машина меня везла в место, где я смогу спокойно подумать и закрыться от внешнего мира, совершенно не представлял куда себя деть.

Как только сознание выкладывало первые кирпичики фундамента, всё сразу же разбивалось вдребезги. Не представляю как после такой информации можно себя собрать. По крайней мере пока совершенно точно не знаю, как это делается.

Так вот значит, как ощущается самое настоящее полноценное предательство. Неприятно… Хотя нет. Если быть точнее разрушающе, потому что после подобного разрывает душу на маленькие кусочки. Точнее часть моего сердца, которая искренне по-семейному принадлежала брату сгорает заживо. Этот огонь прекрасно ощущается под ребрами в грудной клетке.

Интересно что делают в таких случаях? Как обычно поступает династия? Думаю, нужно обратится к истории. Подобное наверняка случалось. Как говорится не мы первые не мы последние. Что сейчас чувствует отец? Мама? Боже… Даже представлять не хочу… А Полина?..

Пальцы нащупывают в кармане телефон, и я быстро набираю номер сестры.

— Привет, братишка, — слышу её веселый голос, значит ещё ничего не знает.

— Привет, — тяжело вздыхая глухо бросаю я.

— У тебя всё хорошо? Что с голосом? — Полинин голос резко меняется на обеспокоенный.

— Просто хотел сказать, что очень тебя люблю. Надеюсь, ты об этом, итак, знала.

— Петь? Ты меня пугаешь.

— Отправляйся к отцу. Пожалуйста. Ты сейчас ему будешь очень нужна. Я хочу, чтобы с ним был кто-то рядом, — накатившие эмоции волной заставили меня замолчать.

Это почти как похоронить брата заново только ещё хуже.

Сестра по всей видимости уловила нотки моего настроения и поняла, что рассказать мне сейчас в любом случае толком не удастся.

— Я тоже тебя люблю, — слышу в её голосе оттенки боли. — Сейчас поеду к отцу, как доберусь черкану сообщение.

— Хорошо. Буду ждать. И… Будь осторожна и внимательна, — внутри появляется небольшое чувство тревоги за неё.

— А ты сейчас где?

— Еду к маме, к нам домой. Не в особняк. Хочу побыть дома, — признаюсь, тяжело вздыхая.

— Хорошо. Не пропадай только.

— Пока, сестренка, — кладу трубку и закрываю глаза.

Снова и снова принимая факт предательства брата все постепенно встает на свои места. Каждое воспоминание с ним пересматривается, и я ищу подводные камни.

Сколько же лицемерия и лжи находится в каждом миллиметре его личности. Даже не могу себе представить. Как он вообще всё это время спокойно смотрел всем в глаза? Во что брат так слепо верит, что даже забыл про чувство совести и зов крови.

Так старательно возносить то, что жаждешь испепелить дотла… Просто в голове не укладывается. Как бы мне не нравилось, то, чем я занимаюсь, но уважение к династии всегда было чем-то собой разумеющимся.

За что?

Чем же брат так глубоко обижен? Неужели это банальная зависть и жажда господства? Ведь ещё при его жизни отец разделил компанию только со мной. А может разделил её только со мной, потому что догадывался?

— Мы приехали, Пётр Александрович, — слышу голос водителя.

— Спасибо.

Выхожу из машины и направляюсь в дом. Этот небольшой двухэтажный дом нравится мне намного больше. В нём всегда пахло атмосферностью, уютом и теплом. Единственное место, где мне не нужны были мои любимые большие пустые пространства. Хотя моя комната не отвечала коконам дома и всё же была просторной с минимумом вещей.

Как только захожу в дом с порога ко мне подлетает мама. Чувствую, как её потряхивает немного, когда она прижимает меня к себе. Точно уже всё знает. Тут и гадать не нужно.

— Ты как, милый? — спрашивает мама обхватывает руками моё лицо заставляя смотреть в глаза.

— Не знаю как после подобного смогу оставить его в живых. А смогу ли убить не знаю и подавно. Но в любом случае выполню приказ отца, — отодвинув чувства в дальний уголок, отвечаю, как должно члену династии.

— Не представляю какого это нести такую ношу, — снова сочувственно обняла меня мама, нежно поглаживая по голове. — Бедненький мой.

— Не представляю какого это узнать, что твой сын — монстр, — сочувствую ей в ответ, утыкаясь в неё и прижимая в свои объятия.

Только мамины нервы закалённые опытом жизни с отцом настолько, что моя боль видимо волнует её больше собственной. Хотя это скорее тяжелая материнская доля.

— Может налить тебе чего-нибудь успокающего? Или чего покрепче? Всё равно три дня неприкосновенности у тебя есть, — заботливо предлагает она.

— Не. Спасибо. Я хочу к себе в комнату. Помедитировать. Принять данное и что-нибудь вспомнить, — объясняю ей и ухожу в свою комнату.