Весь страх и ужас вырывается наружу через мой крик, и я чувствую, как к голосовым связкам возвращается управление.

— Какого чёрта это было?!

Теперь же Петя распахивает глаза и встает.

— Когда будешь готова слушать, я отвечу, — спокойным голосом отвечает он. — А пока садись в машину. Тебе нужна медицинская помощь, у тебя кровь вообще-то.

— Что правда? Кровь?! Интересно с чего это?! — кричу на него я. — Может, потому что кто-то в меня стрелял? Объяснений не будет нет?!

— Я уже тебе ответил. Когда будешь готова слушать, тогда скажу, — стоит на своём месте Петя.

— То есть сейчас я не готова? — распыляюсь я.

— Да.

— Классно! И с чего ты это решил?

— Сейчас ты во власти своего гнева. Когда придет холодный рассудок, тогда и поговорим. А пока. Пожалуйста. Просто. Сядь. В машину, — медленно чётко и размеренно говорит Петя.

— А что, если нет? Пристрелишь? — смеюсь я, разводя руки, совершенно забыв о ранении.

Его броню, судя по всему, я пробила, потому что вижу, как его лицо мимолетно неприятно морщиться.

— Я не собираюсь в тебя стрелять, — всё так же спокойно отвечает он.

— Гарантии?

— Из гарантий только твоё доверие, но оно вряд ли уже имеется, — как же меня злит его спокойствие. — Повторю ты сейчас говоришь на эмоциях. Если сейчас здраво порассуждаешь, проанализируешь всё, между нами, произошедшее, доверишься частичке свой памяти и составишься собирательный образ то заговоришь по-другому.

— Как я могу тебе верить вообще? Я тебя даже не знаю. Не помню. Да какая вообще разница!

— Помнишь.

— Нет.

— Да.

— С чего взял? — пристально смотрю в его глаза будто в них прячутся ответы.

— Твоя амнезия вызвана искусственным способом. Чисто теоретически воспоминания можно тебе вернуть. А тактильно и по ощущениям ты и сама знаешь, что всё прекрасно помнишь, — выдает Петя то, чего я вообще никак не ожидала.

Гнев куда-то исчезает, и я остаюсь наедине с озадаченностью.

— Как так искусственная? — не то, что пытаюсь переварить, просто не верю в услышанное.

— Какая-то гнида вколола тебе эту гадость. Вопрос какая и зачем. И в чём вся сложность дела, это точно не отчаявшийся до безумия Марк, который трясется за свою задницу. Он то думает, что ты всё помнишь. Так что тут нарисовывается ещё одна сторона конфликта, — разъясняет мне Петя. — Чёрт возьми поехали уже! То, что я дал тебе обезболивающее никак не поможет твоему состоянию. Просто мне нужно было чтобы ты пришла в себя. И я хочу максимально минимизировать любые болезненные ощущения.

Хватаюсь за плечо и чувствую, как начинает кружится голова.

— Пожалуй ты прав, — с этими словами всё же плюхаюсь в машину.

Искусственная амнезия. Искусственная. Такое вообще бывает?! Пытаюсь переварить его слова. Злость куда-то ушла и теперь ни то, что Петя, даже фактор его выстрела меня не так сильно злит. Мою голову разрывает любопытство и желание понять, что же со мной произошло на самом деле.

— Так стоп. А ты откуда знаешь? — созреваю спросить я, когда мы уже выехали с этой чёртовой парковки.

— Кровь у тебя брал. Помнишь? Провёл исследования и узнал, — отвечает Петя.

— По крови? — с дичайшим сомнением уточняю я.

— Не только. Я ещё забрал медицинскую карту у твоего лечащего врача, Светланы Александровны.

— Основательно подготовился, — киваю в ответ.

Только сейчас начинаю понимать, что совершенно не представляю, чем занимается Петя и что он вообще делает.

— А как ты её получил? Её же нельзя просто прийти и взять? — уточняю.

— Для этого я приезжал к твоему отцу. Чтобы он подписал соглашение. Из-за того, что ты ничего не помнишь право всем этим добром распоряжаться ушло к нему. Так как по началу ты была признана невменяемой. По окончанию реабилитации тебе вернут твои права, — поясняет Петя.

Так быстро и четко. Я столько всего упустила и не знала, что голова просто пухнет от информации и происходящего.

— Реабилитация же закончилась? Нет?

— Чисто формально она будет идти ещё месяц после выписки. У тебя финальный этап, который именуется как социализация.

— Ааа, — протягиваю я и замолкаю.

Пока я пытаюсь в голове всё уложить по полкам осознаю, что совершенно не знаю Петю. И не понимаю кто он, что знает и чего от него можно ожидать. Ещё не веря в половину происходящего решаюсь на следующие вопросы.

— А подстрелил ты меня зачем? По-другому нельзя было?

— Мне нужно вытащить Марка из норки. Если бы я перебил этих парней он просто прислал бы ещё. Сколько бы длилась по итогу эта игра в кошки-мышки одному богу известно. Времени закрыть это дело тихо у нас мало, потому что над Марком стоят люди по страшнее и, если они узнают можно смело заказывать гробики. Соответственно, чтобы решить дело как можно скорее мне нужно выдвинуть свои условия. Ему нужна ты. Живой. Почему живой? Потому что ты кое-что у него украла, и он отчаянно хочет знать где это лежит. Тот хрен даже по машине не палил просто потому, что может тебя задеть. Меня бы он прихлопнул в два счета не задумываясь, как они прихлопнули моего брата. Соответственно даже если я с этим идиотом просто хотел бы поговорить итог один: меня убивают тебя берут в плен. И хрен его знает, что они там с тобой сделают. А так ты уже в плену. Ты его единственный ключ. А я это я. Сейчас то, он точно зашевелится.

— Понятно, что ничего не понятно, — мотаю головой, но начинаю понимать, что выстрелил Петя в меня точно не ради игр и своего удовольствия.

— Я же говорю ты не готова слушать, — Петя ускорил свою езду. — Когда придешь в себя, то объясню тебе всё на пальцах. Всему есть объяснения поверь. Просто подожди немного. А пока тебе нужно просто прийти в себя и подлечиться.

Всё начинает плыть перед глазами, и я проваливаюсь в темноту.

Петя

Я не ехал, а мчался, наплевав на все правила дорожного движения. Конечно понимаю, что Лие серьёзного ущерба не нанёс, но только когда с ней всё будет в порядке смогу успокоится. Смогу нормально дышать.

Как бы мне не приходилось избегать свою работу она всё равно меня найдёт. Мне придётся калечить, резать, стрелять, убивать — всё то, что я так презираю и ненавижу. А тут пришлось стрелять в Лию.

Мне стало максимально тошно от своих действий, пусть они спасут десятки жизней. Но самое тошное было не в том, что мне приходилось это делать, а в том, что для меня это такое простое и само собой разумеющееся как зубы почистить.

Я умел это делать и прекрасно мог нанести тот ущерб, который собирался нанести. Художники вытаскивают из головы наружу картины и образы, а я боль. И в этом я эксперт. Настоящий хладнокровный мастер. Противно осознавать, что быть монстром твой природный дар. И от этого нездорового таланта мой отец всегда был без ума.

Быстро заехав в здание нашего офиса через аварийный вход, замечаю, как меня уже ждут люди. Отлично! Спасибо, Марин. Припарковавшись, выметаюсь из машины и достаю Лию. Следом её забирают медики в свои надежные руки.

Ко мне подлетает Марина.

— Что случилось? Ты в порядке.

— А что со мной может случиться? Но нет! Я ни черта не в порядке. Я подстрелил Лию, — гневаюсь я, сейчас меня всё раздражает, но надо делать работу. — Давай сюда документы. Либо заполняю сейчас, либо сама этим займешься.

Марина протягивает бумаги и продолжает.

— Как так подстрелил? Случайно?

— Специально.

Марина смотрит на меня задумчиво в поисках сарказма, но его не находит. Пока она в плену своих мыслей я быстро и четко пишу рапорт для отца о произошедшем. Любое дело всегда фиксируется и проходит через него. Я должен отчитаться обо всём, что произошло и к чему оказался причастен.

Как только подписываю все бумаги и сую их обратно Марине она отмирает.

— Как так специально? — недоумевает она.

— Повторяешься. Не задавай тупых вопрос, а просто прочитай документы, — с этими словами я развернулся и направился к лифту, чтобы отправиться в свой кабинет.