– А нам, что? Прямо, всех-всех овец термометрировать? – оглядевшись, вполголоса уточнила Марина.

– Зачем всех? – тоже оглянувшись, Березинцев перешёл на полушёпот. – Выборочно, одну две, и то, если есть какие-то признаки недомогания. Они же у нас все привиты! Я не знаю, какого беса наши бюрократы назначили этот сеанс мартышкина труда. Но хозяева поголовья должны помнить: мы исследовали ВСЕХ овец. Это ясно? Кто с этим не согласен, пусть ловит и держит именно всех.

И работа началась. Хоть Березинцев и упростил процедуру термометрии, всё равно, времени на споры и разборы с хозяевами, на возню с овцами, уходило многовато. В каждом дворе выявлялись какие-то свои сложности, свои заморочки, что тормозило ход работы. Благо (хотя, какое это благо?!), овцы в Даниловке осталось не так уж и много в сравнении с тем, сколько было лет десять-двадцать назад. К досаде ветеринаров, некоторые из хозяев, несмотря на их уведомление, дома отсутствовали. Это означало, что к этим «нехочухам» придётся идти ещё раз…

Проходя мимо продуктового магазина, Андрей заметил в заросшем травой скверике троих механизаторов, которые «причащались» винцом кипаровского производства. Свернув, он направился к ним, чтобы уточнить наличие в их хозяйствах овцы.

Те ветврача тоже заметили, и с интересом воззрились в его сторону. Подойдя поближе, Березинцев поздоровался и деловито осведомился:

– …У вас, как я помню, овца, вроде, у всех есть? Её кто-то уже смотрел?

– Да, да, уже были, были, Юрьевна с Маринкой! – заверили те.

Андрей молча кивнул в ответ и зашагал дальше. Но тут его окликнул один из участников «гешефта», тракторист Жорка Бубец:

– Андрей Васильевич, на минутку тебя можно? Тут вопрос один есть по твоей части. Вот, как ветеринар, скажи: если кто-то высасывает куриные яйца прямо в гнездах, коты это могут делать?

Несколько удивившись такому «теоретическому» вопросу, Березинцев отрицательно качнул головой.

– Насколько я знаю, нет. А с чего вдруг тебя это заинтересовало?

– Да, это я им рассказал, как чей-то кот ещё недели две назад повадился в моём курятнике высасывать яйца, – с ноткой горделивости, вместо Жорки ответил токарь Пашка Хабаряк. – И, ведь, как хитро делал, зараза! Яйцо зубом прокусит, и высасывает. Вот, тварь хитрая! И вот, не так давно, захожу я в курятник, гляжу, а около куриного гнезда затаился такой, здоровенный, серый котяра, таращится на меня. Ах, ты, говорю, сволочь! Ну, я тебе сейчас покажу! Вилы хватаю, и – в него! Как он только успел увернуться?! А то, насквозь бы его просадил! Вот… А дней через несколько глянул – опять пустые, высосанные скорлупки. Видимо, тварина, снова за старое взялся! Вот, думаю на него капкан поставить.

– По-моему, это, скорее всего, хорёк! – несогласно помотал головой сварщик Комарцов.

– Так и я это же самое говорю! – разливая по стаканам остатки портвейна, подчеркнул Жорка.

– Ага! Вы мне ещё скажите, что это сами куры яйца высасывали! Да? – саркастично хохотнул Хабаряк.

– Нет, это и не куры, и не кот. Это крысы. Только они могут высасывать яйца. Так что, зря ты кота хотел убить. Он пришёл тебе помочь, от крыс избавить, а ты его – вилами… – Андрей укоризненно покачал головой. – Я даже могу сказать, чей это кот. Позавчера шёл с работы, Фрида Корневич поплакалась, мол, её Барсик приболел – почему-то себе когтями всю морду до крови исцарапал. Не помогу ли? А то очень жалко – уж, такой умный, уж, такой крысолов…

– А что с ним могло случиться? Чесотка, что ли? – закусывая, поинтересовался Ляпухин.

– Болезнь Ауески, ложное бешенство. Коты этим вирусом от грызунов заражаются. Мышь больную поймал, и – готово. Ну, кольнул ему бициллина… Кстати, кот крупный, такой, серый, надо думать, тот самый, про которого ты говорил. Так что, ты уж, если снова этого кота увидишь, с вилами на него больше не кидайся… – добавил Березинцев, глядя на недовольно насупившегося токаря.

Отмахнувшись, тот молча взял стакан с вином.

– Ладно, мужики, давайте «на посошок», – поднимая свой стакан, объявил Жорка. – За что выпьем? О! За выздоровление кота-крысолова Барсика! – шутовски провозгласил он.

Вливавший в себя в этот момент вино из стакана, Хабаряк поперхнулся и закашлялся.

– Хреновая примета, – сокрушённо отметил Комарцов. – Ты смотри, Пашка, осторожнее! А то токарить будешь, как бы случайно свой нос в патрон станка не зажал!

Но тот на это лишь что-то буркнул. Хабаряк, мнивший себя «крутым авторитетом» везде и во всём, край как не любил, если в каком-то споре он вдруг не одерживал верх, и если в чём-то оказывался неправ.

Вернувшись на свой прежний маршрут, Березинцев зашагал по улице мимо магазина. Неожиданно входная дверь резко распахнулась, и Андрей увидел почти выбежавшего вслед ему Поддавалова.

– Андрей Васильевич! На секундочку можно? – замахав руками, спросил библиотекарь.

– На секунду – можно… – без какого-либо восторга ответил Березинцев.

– Андрей Васильевич, ты человек грамотный, толковый, хочу с тобой посоветоваться… – Геннадий изобразил таинственный вид. – Сегодня случайно узнал, что бывшего нашего министра по иностранным делам, твоего тёзку, он же – «господин да», взяли преподавателем в МГИМО! Представляешь? Вот, чему он может научить студентов, этот соглашатель, этот проамериканский «трансформер»?!

– Ну-ну… Взяли его. И, что же? – Андрей недоумённо пожал плечами. – Предлагаешь вооружиться касками и стучать ими в знак протеста, пока его не уволят из МГИМО?

– Нет! Я написал эпиграмму, и хочу её опубликовать. Слушай: кто взял такого «дипломата»? Пусть он работает лопатой! Пусть лучше, вон, идёт в колхоз, гребёт в коровниках навоз! Как, ничего? Думаю послать в «Крокодил».

– Круто! – с ноткой иронии одобрил Андрей. – Посылай. Гонорары там высокие, сразу на «Москвича» тебе хватит.

– Да, ну? Это хорошо!.. – восхитился библиотекарь. – И-и-и… Ещё, ещё, ещё! Я тут на досуге, ещё кое-что придумал. Вот: учитывая бардак с ценами на нефть, не пора ли начать измерять её не в баррелях, а в новой, более подходящей единице – борделях? А? Как тебе такая приколюха?

– Во! – Березинцев, показал большой палец. – Укатайка будет полная! Всё, всё, всё, извини, я убежал! Творческих успехов!

Помахав рукой Поддавалову, он поспешил к ближайшему двору, хозяева которого уже поджидали его у калитки. Обходя сельские подворья, Андрей время от времени вспоминал только что состоявшийся разговор с библиотекарем. В том, что тот решил удариться в стихосочинительство – чего-то из ряда вон выходящего он не видел. Стихи – кто их только не сочинял, и кто только не сочиняет доныне?! Некогда рифмованием уровня «любовь-морковь», «картошка-гармошка» грешил и он сам. Как-то, ещё после четвёртого курса, вернувшись в свой «зоовет» с полугодичной практики, вдохновлённый увиденным и пережитым в отдалённом колхозе, он написал вирши, из которых сам запомнил всего несколько строф: «В мятом халате, цвета, чуть ярче, чем перегной или мартовский грач, месяц небритый, йодом облитый, гордо идёт деревенский ветврач. Запах вакцины, дустов, креолина – с ними до гроба врач намертво слит. Хворь и заразу прогонит он сразу, даже инвазия не устоит!»

Увы! На его однокурсников особого впечатления это сочинение не произвело. Лишь Санька Ялин, один из самых близких друзей, воспринял эти стихосочинительские поползновения Андрея как нечто талантливое, почти шедевр. Он даже окрестил эти вирши «Маршем ветеринаров», и во время студенческих вечеринок, слегка «остограммившись», исполнял его под гитару на мотив революционной «Варшавянки»…

* * *

Шила в мешке не утаишь! (русская народная поговорка)

…Несмотря на трудности и осложнения, ближе к полудню намеченную на этот день половину села ветеринары происследовали. Санитарки доложили, что в «своих» дворах никаких больных они не обнаружили. Дав им задание на вторую половину дня, Андрей поспешил в «Шанхай», на подворье Хахарновых: их животину нужно было держать на особом контроле.