— И вот тут-то в игру вступите вы, сестра Мария, — сказал отец Мюррей.

— Каким образом? — дрожащим голосом спросила она.

— Впервые за много лет нам удалось засечь одного из этих мужчин. Он был замечен в обиталище греха и позора. Этот человек заманивает жертв с помощью своей красоты и людской похоти, — сообщил ей отец Куинн.

Мария впитывала его слова, широко распахнув глаза.

— Нам нужен тот, кто поможет привести его на наш путь.

— Я? — прошептала Мария.

— Этот мужчина знает нас. Он быстро поймет, что мы пришли за ним. Но вас… — прервался отец Мюррей.

Мария взглянула в темные глаза священника. Ему было всего около тридцати.

«Он еще так молод, — подумала Мария. — Но уже много раз рисковал своей жизнью ради Господа».

Она посмотрела на свои руки. На руки, которые еще помнили, каково это — оказаться в кромешной темноте и искать выход из собственного ада. Мария закрыла глаза и попыталась успокоить нервы. Девушка всегда знала, что рано или поздно этот день настанет. Она выбрала монастырь Сестер Милосердной Богоматери за его изолированность, но Бог спас ее не для того, чтобы она до конца жизни пряталась за высокими стенами.

У ее спасенной жизни была более высокая цель.

Неужели это она и есть?

Какое-то… какое-то внутреннее напряжение подсказывало ей, что такое вполне возможно.

— Хорошо.

Даже согласившись на пока не до конца ясную ей возложенную задачу, Мария все равно ужасно боялась. Мысль о том, чтобы встретиться лицом к лицу с человеком, о котором они рассказывали, казалась ей просто невыносимой. Но если он был хоть немного похож на Уильяма Бриджа — был таким же злым и подлым, она была просто обязана помочь. От одной только мысли о том, что кто-то может навредить ни в чем неповинным людям так же, как Уильям навредил ей, ее семье и многим другим, Марию прошибала дрожь.

Ей необходимо победить свой страх.

Отец Куинн облегченно вздохнул.

— Этим поступком, сестра, ты покажешь Богу свою преданность. Все Его великие пророки и последователи терпели тяготы и лишения, чтобы доказать свою любовь. И с тобой будет точно так же.

— Мы вас защитим, — сказал отец Мюррей. — Мы будем рядом и, если вы опасаетесь за свою безопасность, обеспечим вам возможность немедленно и незаметно связаться с нами.

Он наклонился к ней, сверля ее взглядом.

— Я не позволю никому причинить вам вред. Не позволю ему к вам прикоснуться.

— Спасибо, — сказала Мария. — А что от меня требуется?

— Мы все объясним. Но сначала… — отец Куинн, прищурившись, взглянул на ее головной убор. — Я хочу попросить тебя показать свои волосы.

У Марии заколотилось сердце.

— М-мои волосы? Но их следует скрывать. Мой обет…

— Это не грех, если об этом тебя попросил я. Я твой настоятель и приказываю тебе это во имя Господа, — строго сказал отец Куинн.

Оба священника замолчали в ожидании, пока Мария решится снять свой головной убор. Она уже много лет не распускала волосы на людях. Их могла видеть только она сама. В уединении своей комнаты. Но священники все ждали, и Мария поняла, что, каким бы трудным ни был приказ, ей следовало повиноваться.

Дрожащими руками она потянулась и медленно обнажила голову. Затем осторожно вынула шпильки, от чего ее длинные волосы упали ей на плечи и заструились по спине к верхней части бедер и ягодицам.

— Сестра, пожалуйста, встань, — хриплым голосом произнес отец Куинн.

Мария поднялась на ноги, опустив глаза в пол.

— Повернись.

Девушка сделала, как ей велели. Она не знала, чего хотят священники и зачем им нужно видеть ее волосы. Мужчины молча поднялись на ноги и обошли девушку, не сводя с нее оценивающего взгляда.

— Да, — сказал отец Куинн, и в его голосе мелькнуло нечто вроде восхищения. — Это точно сработает.

Через час Мария уже стояла у ворот монастыря. Отец Куинн с отцом Мюрреем ждали у главного входа в здание, пока мать-настоятельница разговаривала с Марией. Сестра Тереза взяла Марию за руки. На ее лице отразилась неподдельная тревога.

— Дитя мое, ты уверена, что хочешь этого?

Сердце Марии было наполнено смутной тревогой, но она кивнула головой и сжала руки монахини.

— Уверена.

Мать-настоятельница подошла ближе.

— Я не знаю, о чем они попросили тебя. Отец Куинн не обязан сообщать мне подробности. И ты тоже. Но я знаю, как трудно тебе будет выйти за ворота.

Мария опустила глаза, но затем снова взглянула на сестру Терезу.

— Преподобная мать, вы долгое время готовили меня к этому. К тому моменту, когда у меня появятся силы уйти.

— И ты уверена, что у тебя их достаточно?

Мария не была в этом уверена. Ей не хотелось лгать женщине, которая была для нее надеждой опорой с самых первых дней жизни в монастыре.

— Я уверена, что должна попытаться. Эти священники — хорошие люди. Они были терпеливы со мной, — Мария попыталась слабо улыбнуться. — Вы всегда хотели, чтобы я подумала на счет миссионерской работы вне монастыря.

Мать-настоятельница вздохнула.

— Будь осторожна, дитя мое, ― прошептала она, обняв Марию. ― Увидимся, когда ты вернешься.

Не сказав больше ни слова, она оставила Марию и пошла поговорить с отцом Куинном. Мария смотрела ей вслед, чувствуя подступающий к горлу ком.

— Вы в порядке, сестра? — спросил отец Мюррей, подойдя к ней.

Холодный ветер пронизывал Марию до самых костей. Она не сводила глаз с железных ворот и с крепко зафиксированного на них замка.

— Я не была за этими воротами почти пять лет, — призналась девушка, и на этот раз ее не беспокоило то, что она может показаться слабой и трусливой.

Внешний мир пугал ее. Это было чистой правдой. Ей незачем было лгать.

— Мы позаботимся о вас, — повторил отец Мюррей.

Мария улыбнулась молодому священнику.

— Обещаю, — заверил он ее. — Даю слово.

Она верила ему. Отец Мюррей был хорошим священником. Он всем сердцем любил свою церковь и веру. Это было видно по его лицу.

— Спасибо. Я верю Вам. Вам обоим.

При этих словах мать-настоятельница открыла тяжелый замок, и отцы Куинн и Мюррей вышли к ожидающей их машине. Поцеловав настоятельницу и тепло попрощавшись с ней, Мария тоже шагнула вперед, готовая пожертвовать собой ради Христа.

Чем бы это ни грозило.

Мария не узнавала себя в зеркале. Она была одета в черное платье, доходившее ей до середины бедра. Нескромный облегающий материал подчеркивал каждый изгиб ее тела. Мария не носила ничего обтягивающего с тех пор, как была подростком, и даже тогда это ощущалось совсем по-другому. Какая-то женщина нанесла ей на лицо плотный слой косметики. Священники наняли ее, сказав, что Мария — обычная девушка, которая собирается отпраздновать двадцать первый день рождения со своими братом и отцом.

Стилист завила ей волосы, сделав их объемными и блестящими. Из-за пышных локонов длина волос немного уменьшилась, но всего лишь на несколько сантиметров. Ее непроколотые уши теперь украшали клипсы в виде больших серебряных колец. Голубые глаза были подкрашены тушью и черной подводкой. Облик довершали ярко-красная помада и черные туфли на высоких каблуках. Кожа у Марии была светлой, и платье удачно скрывало все ее шрамы. Из-за резких духов, которые ее заставил нанести на шею и запястья отец Куинн, девушку окутывал аромат роз.

Мария услышала за спиной прерывистый вздох. Она обернулась и увидела в дверях отца Мюррея в гражданской одежде — они все сейчас были одеты так. Это являлось частью их плана. Так никто не догадается, что они находятся здесь по официальным делам Католической церкви. Как только того мужчину схватят, то тут же передадут полиции и будут разбираться с ним в надлежащих инстанциях. Мария не сомневалась в словах священников. Они бы не стали лгать. Мужчины были глубоко верующими Божьими людьми.

Они разместились в отеле в центре Бостона. Мария выросла недалеко от этого места. Было странно вновь оказаться на знакомых улицах. Знакомых, но таких далеких от ее теперешней жизни.