Общей игры не получалось, её и не могло быть. Они могли на время пересечься, когда каждый из них следовал за личными правилами своей игры и затем опять разойтись в разные стороны, тут же позабыв о встрече. Друг для друга они были препятствием, не понимая целей другого и не умея договариваться об общем. Но это тоже было нормой. Общую цель они преследовали только тогда, если родители строгостью или уговорами принуждали детей к какой-либо деятельности.

Родители всегда были рядом. В таком коллективе нельзя без близкого взрослого, который будет помогать, наблюдать, советовать. И чаще всего делать работу вместо ребёнка. Потому что у каждого из них своя степень развития аутистического спектра, и нет и не может быть двух ребят, которые бы одинаково проявлялись. Каждый особенный, неповторимый со своим отдельным миром, в котором он живёт. Один разговаривает и просит помощи, второй не может и этого, третий вообще отказывается участвовать в чём-либо. Так всегда.

Марина это хорошо знала, это её работа и каждое занятие не похоже на другое. Здесь нельзя призвать всех к порядку, как в школе, потребовать тишины и начать урок. Всегда будет кто-то, кто наотрез откажется выполнять задания и будет отвлекать остальных. Но сегодня они будто успели сговориться. Начать занятие никак не получалось, какое-то беспокойство и напряжение витало в воздухе, и родители, в основном мамы детей, как-то аморфно реагировали на эту ситуацию. Марина, поддавшись общему настрою, чувствовала опустошение и собственное бессилие, понимая, что занятие сорвано, результата сегодня не будет. Всё закончится тем, что кто-то предложит попить чай и все остальные с удовольствием согласятся. Пойдут разговоры о продуктах, ценах и детях, которые будут продолжать перемещаться здесь же и также, иногда привлекая внимание мам очередной выходкой и не понимая, что речь идёт о них. Это сообщество особенное и правила здесь соответствующие.

Грант дают не отдельным учёным, а научным коллективам от двух до десяти человек. У коллектива должен быть руководитель, который отвечает за работу подчинённых и распределяет деньги. Эту сумму дают на два или три года. Каждый год надо отчитываться в том, что ученые сделали и куда потратили деньги. Эксперты РФФИ читают отчёт и решают, сколько денег дать на следующий год.

Гранты выдают по результатам конкурса – деньги получат те, кто докажет, что разбирается в теме. Теоретически выиграть грант может любой человек. Но чаще всего это работники научных или образовательных организаций: у них есть оборудование для экспериментов и нужные для работы условия. Обычно для участия в конкурсе нужно иметь научные публикации, иногда требуется учёная степень кандидата или доктора наук. У них было и то и другое, всего в избытке. И Сергей, и Иван уже многого добились на своём поприще. Оба имели степени и звания, отлично разбирались в своей теме, шагали в ногу со временем и, вообще, «болели» своей работой. Саша не отставал от них в рвении и интересе к общему делу, тоже стремился к результатам, а вот обзавестись статусом не успел пока в силу молодости, но старшие товарищи не сомневались в будущих успехах.

Сегодня – особенный день. Заявку на получение гранта они подали давно и не очень-то рассчитывали на положительное решение фондов. Санкт-Петербургский Алферовский Фонд поддержки образования и науки, на который они возлагали особые надежды, отказал, в связи с намечающимися реформами в Министерстве. Это было бы большим ударом, если бы частный инвестор из далёкой Сибири не выделил на исследования лаборатории 4,5 млн. рублей, с условием, что во время работы по гранту учёные будут публиковать статьи со ссылкой на него – так все будут знать, кто финансирует учёных.

Им было абсолютно безразлично, на кого ссылаться в своих научных объяснениях, главное, что деньги будут. Можно закупить дефицитные материалы, и тогда работа пойдёт намного быстрее и эффективнее. Счастье заполняло, радости не было края, и мысли неслись вскачь, наперегонки, фантазия услужливо подсовывала радужные картинки, сменявшие друг дружку с завидной скоростью. Единственной неожиданностью оказалась загвоздка с оформлением самой суммы денег, она превышала лимит, который можно переводить беспроцентно.

– Я думал, что деньги переведут на счёт института, – Сергей задумчиво почесал макушку.

– Ну, видно, придётся за ними съездить. Это ведь не проблема?

– Нет.

– Мы не указывали точного результата, который хотим получить, – предложил своё объяснение Санек.

– Не в этом дело, – ответил ему Иван Савельевич, – инвестор может отозвать грант и потребовать деньги назад, если учёные нарушат условия: укажут в заявке ложные сведения, не выполнят план или потратят деньги не на то. Нам выделяют на фундаментальные исследования.

– А в чём разница?

– А в том, что фундаментальные исследования – это теоретические и экспериментальные работы, которые двигают науку вперёд. У них нет конкретной практической цели. Частные компании финансирует их, потому что хоть и нет осязаемой пользы для инвесторов, но без фундаментальной науки не будет прорыва, – который и можно монетизировать. Например, Вильгельм Рентген не искал способ быстро обнаружить перелом, когда открыл рентгеновское излучение. Так что привычные для нас рентгеновские снимки можно считать случайностью, они стали возможными благодаря исследованиям, но не медицинским.

– Да, я читал, что многие открытия на самом деле получались случайно и люди, сделавшие их вовсе не гении, им позже уже присвоили это звание.

– Ну вот, видишь, все-то ты понимаешь, – поддел его Иван и тут же повернулся к Сергею, – Петрович, а кто поедет в Томск?

Они втроём с недоумением переглянулись.

– Похоже, об этом как раз никто и не подумал.

– Почему ты не вышла замуж? Ты же – такая интересная, яркая, рядом с тобой всегда много мужчин…

Откуда-то пришла эта мысль и не давала покоя последние два часа.

– Наверное, и потому, что яркая и интересная. Мне самой с собой интереснее, чем со многими другими.

– А я думал, что за этот вопрос ты порвёшь меня. Ты гордая, далеко не всё можно делать или говорить в твоём присутствии. А уж задавать вопросы, да ещё и о личном…

– Тебе можно.

– Ого. Это честь для меня.

– Не притворяйся. Ты знаешь, что можно.

Он повернул голову и посмотрел ей в глаза.

– Иногда, мне кажется, что ты самый близкий мне человек. Всегда знаешь, что мне нужно и чего я хочу, – она тоже повернулась и слабо улыбнулась ему. Он подумал, что впервые видит её настоящей, искренней, не прячущейся за свою броню, простой женщиной со своими слабостями и недостатками.

– Ты до сих пор любишь его?

– Знаешь, странно, но сегодня задала себе этот вопрос. Не знаю. Возможно, что нет. Я как-то привыкла к этой мысли и не меняла своего мнения.

– Ну, конечно, как я мог позабыть. Если Великая Олимпия приняла какое-то решение, то оно незыблемо и неоспоримо. Да, забыл добавить, ещё и на века!

– Это ты сейчас ёрничаешь? – она собралась было по привычке принять строгое выражение лица, но, оглядевшись вокруг, не выдержала и фыркнула.

Глядя на её тщетные попытки соответствовать статусу, он уже смеялся. А она, наверное, впервые за долгие годы, разрешив себе оторваться на полную, откинула голову назад и хохотала басом и до икоты. Казалось, что-то расслабилось, попустило, исчезло, узлы развязались, и стало легко и свободно.

Они сидели рядком на огромном столе Олимпии Львовны, как птички на жёрдочке и болтали ногами в воздухе, свесив их вниз. Хаос и бардак окружали их. Полночи Аркадий буквально на четвереньках ползал по кабинету, отыскивая по уголкам сокровище своей работодательницы. А она переворачивала и теребила все предметы, которые попадались ей под руку. Уставшие, обессиленные и опустошённые после ночных раскопок сейчас они впервые увидели друг друга без притворства и масок. Смех затихал, они уже успокаивались, но атмосфера точно становилась другой, более разряженной.