Борода моя была уже сбрита, надеты большие синие очки, отчего лицо моё так изменилось, что я сам себя не узнал, поглядевшись в зеркало.
Я был вооружён двумя револьверами, и в кармане у меня был банковый билет на тысячу фунтов стерлингов.
Недостатка в оружии и в деньгах на «Дедалусе» не было.
Мне пришлось выйти через боковой люк, открывавшийся на некотором расстоянии от земли, и спуститься по верёвочной лестнице.
Я должен признаться, что, когда нога моя почувствовала твёрдую землю под собою, я испытал чувство немалого успокоения и удовольствия.
Капитан светил мне сверху.
Между нами всё уже было переговорено и условлено, как действовать и что делать.
«Дедалус» должен был спуститься и подняться ночью, чтобы не обращать на себя слишком внимания.
До рассвета я решил остаться на полянке, а затем выйти по указанной на карте-фотографии тропинке на дорогу и направиться в Коломбо.
— Ну, до свиданья, — крикнул мне капитан, подняв лестницу, — так помните наше условие!
— Будьте покойны, — отвечал я ему снизу из темноты, — до свиданья!
Он махнул мне шляпой, и в тот же миг свет в отверстии люка исчез, и я слышал, как хлопнула крышка этого люка.
В первую минуту глаза мои ослепила полная темнота. Мне показалось, что кругом меня — хоть глаз выколи.
Наверху блестели в небе звёзды. Я поглядел в сторону «Дедалуса». Он представился мне тёмной и как будто бесформенной массой.
Послышался шелест, шевельнулся воздух, засвистел ветер, и прежде чем я успел сообразить что-нибудь, густая тень пронеслась надо мною, застлала на секунду небо, исчезла, и всё стихло.
Я понял, что «Дедалус» поднялся и улетел от меня.
Я остался на полянке и, приглядевшись, различил окружавшие её пальмы.
Я помнил, что полянка, судя по карте, лежит к востоку от Коломбо, а тропинка начинается от юго-западного её угла и здесь она настолько широка, что вышла на карте определённой прямой линией.
Приходилось ждать восхода солнца, чтобы ориентироваться.
Я, впрочем, долго ещё стоял и смотрел в небо, стараясь увидеть как-нибудь на нём удалявшийся «Дедалус».
Но небо безмятежно сияло звёздами, и напрасно я силился различить на нём хоть какую-нибудь тёмную точку.
Солнце взошло, вспыхнули розовым блеском верхушки пальм, и полянка осветилась. Странный вид имела она. По-видимому, природная, она явно была искусственно увеличена и вырублена по краям, так что образовала совершенно правильный прямоугольник. Начинавшаяся от неё тропинка тоже была расчищена и шла прямой линией в виде аллеи. Ошибиться и не найти её было трудно.
Никакого признака жилья между тем не было видно.
Неужели эта полянка была сделана нарочно для спуска «Дедалуса»? Ничего невероятного в этом не было, и я решил, что непременно спрошу капитана об этом.
Я направился по тропинке, с удовольствием разминая ноги после сидения в каюте «Дедалуса».
За прямой линией расчищенной тропинки был поворот, после которого она шла, извиваясь, в роще.
Достигнув этого поворота, я остановился, вдруг поражённый тем, что представилось глазам моим. Двое тёмно-коричневых людей в белых чалмах и плащах стояли, нагнувшись над третьим, лежавшим на земле и отбивавшимся от них. Он был голый, только с перевязкой на бёдрах.
Борьба была упорная, но тихая. Рот отбивавшегося был заткнут свёртком каких-то тряпок. Один из нападавших старался удержать его, а другой, схватив его обеими руками за горло, сдавливал ему его и душил.
Они так были заняты своим делом, что не заметили моего приближения, вероятно, действуя в этой глуши без опаски и не ожидая себе помехи.
Я схватился за револьвер и крикнул.
Душивший, отпустив горло своей жертвы, выпрямился и обернулся. Увидев меня, он бросился ко мне с вытянутыми руками и выхватил нож из-за пояса.
Это был здоровый сингалезец огромного росту. У меня был один только миг для защиты. Я воспользовался им и выстрелил. Сингалезец привскочил, упал навзничь и задёргался руками и ногами.
Другой его товарищ кинулся бежать и исчез в роще, между деревьями.
Оказалось, они душили совсем юного безбородого, ещё почти мальчика, сингалезца. Почувствовав, что его оставили, он освободил рот от тряпок, привстал и сел, тяжело дыша и жадно вбирая в себя воздух.
Я подошёл к нему.
— За что это они тебя? — спросил я по-английски, наклоняясь.
Он замотал головою и взялся руками за грудь.
— Ты понимаешь по-английски? — спросил я снова, думая, что он хочет сказать мне своей мимикой, что не понимает меня.
Он кивнул и снова задвигал шеей. Ему нужно было отдышаться после того, что он вытерпел, и прийти в себя.
— Джуди им ничего не сделал, — заговорил он, наконец оправившись, — я не знаю, за что они хотели убить его.
— Тебя зовут Джуди?
— Да.
— Ты чем же занимаешься, кто ты такой?
— Джуди возит господ в колясочке.
На всём востоке существует особый низший класс людей, которые за плату возят желающих в двухколёсных лёгких колясочках. Такие извозчики там явление вполне узаконенное и привычное. У них есть номера, и в иных местах существует даже для них такса. Ручной экипаж их, возимый вместо лошади человеком, — английское изобретение.
— Где же твоя колясочка?
— Там, на дороге.
— Как же ты попал сюда?
— Пойдёмте скорей отсюда, Джуди расскажет вам.
И как бы в подтверждение своей просьбы он показал на распростёртого на земле без движения сингалезца, в которого я выстрелил. Он был мёртв. Пуля попала ему в лоб над бровью правого глаза. Там виднелась струйка тёмной крови. Я пощупал ему сердце. Оно не билось. Пульс тоже не давал признаков жизни.
Джуди вскочил уже на ноги, боязливо оглядывался по сторонам, манил меня рукою и звал:
— Скорей, скорей! — повторял он. — Который убежал, может привести новых, и они убьют опять.
— Да кто они такие?
— Не знаю. Злые люди. Джуди боится здесь, — он дрожал всем телом.
Когда я двинулся, он почти побежал впереди меня, показывая куда идти.
Мы вышли на дорогу к тому месту, где стояла колясочка. Здесь Джуди как будто успокоился немного.
— Который убежал, — стал рассказывать он, сильно волнуясь и размахивая руками, — нанял Джуди, чтобы он вёз его по этой дороге.
— Но ведь это было ещё ночью, до восхода солнца?
— Джуди возит господ и ночью, когда мало заработает днём.
— Но как же ты не побоялся ночью отправиться в лес?
— Он нанял Джуди не в лес, а в деревню, которая за лесом.
— Но ведь проезжать-то всё-таки надо здесь!
— Он дал Джуди хорошую плату. Нельзя было не согласиться. На этом вот месте встретился другой, который убежал, — сказал Джуди. — Стой. Джуди остановился. Они взяли Джуди за руки, закрыли ему рот и потащили. Было темно. Когда взошло солнце, они стали душить Джуди. А он им ничего не сделал. Он не виноват. Вот как всё было.
— И ты говоришь правду?
— Джуди говорит только правду. Вот и колясочка. — И он показал на свою колясочку, как будто она была живым существом, способным засвидетельствовать, что он не лжёт.
Действительно, в этой одиноко стоявшей на дороге колясочке было что-то подтверждающее правдивость Джуди. Но главное — его искренний, наивный тон казался убедительным.
— Ну, садись, — сказал я Джуди, — ты слишком, пожалуй, ослабел, чтобы идти.
— Куда садись? — переспросил он удивлённо.
— В колясочку. Я провезу тебя, пока ты отдышишься окончательно.
Джуди раскрыл рот и вытаращил на меня глаза.
— Господин инглиз хочет везти Джуди!?.
— Я не инглиз, я русский, москов, — пояснил я.
Джуди приложил ладонь ко лбу и низко поклонился.
— Русский, — повторил он, — Джуди любит русских. Они добрые. Когда приходит русский пароход, они много дают денег. А инглиз считает сингалеза за крысу. Инглизы злые.
Везти он себя не только не позволил, но потребовал, наоборот, чтоб я сел в его колясочку.
Он уверял, что вполне уже оправился, чувствует себя превосходно и мигом доставит меня в Коломбо. На это, однако, я не согласился. Мы пошли скорым и бодрым шагом.