а теперь, если вы простите меня, дорогие читатели, я вернусь к блядям, к лошадям и к выпивке, пока еще есть время. если и в них содержится смерть, то, мне кажется, не так хамски будет отвечать только за свою собственную, чем за ту, другую, которую тебе суют в рюшечках фраз: Свобода, Демократия, Гуманизм и/или любая или вся скопом подобная Срань.
первая почта - в 12:30. первый стакан - теперь. а блядво всегда окажется поблизости. Клара, Пенни, Элис, Анна...
вынул ножик из кармана...
МОЯ ТОЛСТОЖОПАЯ МАМОЧКА
две хорошие девахи они были - Тито и Лапуся. на вид обеим лет по 60, на самом деле - ближе к 40. а всё пьянство да нервы. мне было 29, на вид - ближе к полтиннику. тоже пьянство да нервы. фатеру оттопырил сначала я, а они уже потом въехали. управляющий меблирашками из-за этого тоже психовал, все время гонял к нам наверх легавых, чуть кто пикни. сплошной мандраж. я даже в центр унитаза ссать боялся.
самое лучшее лучшее время у меня было - ЗЕРКАЛО, когда я рассматривал себя:
пузо распухшее, тут же Тито и Лапуся, пьяные, болеют днем и ночью, мы все втроем болеем, дешевенькое радио орет, трубы все износились, сидим на этом протертом ковре, ах ты ж господи, ЗЕРКАЛО, а я смотрюсь в него и говорю:
- Тито, он у тебя в заднице. чувствуешь?
- ох да, ох боже мой да - ГЛУБЖЕ! эй! ты КУДА?
- а теперь, Лапуся, он вон там перед тобой, а-а? чувствуешь? здоровая лиловая головка, как будто змея арии распевает! чувствуешь меня, любовь моя?
- уууу, дорогуша, я наверное сейчас ко... ЭЙ! ты КУДА?
- Тито, я снова в твоем седалище. я рассекаю тебя надвое. спасенья нет!
- ууу боже ууууу, ЭЙ, ты КУДА? вернись сейчас же!
- не знаю.
- что не знаю?
- не знаю, кому дать его поймать. что же мне делать? я хочу обеих, я не могу ОТЫМЕТЬ вас обеих сразу! а пока я над этим размышляю, меня охватывает ужас краха и агония, что я не смогу его удержать! неужели никто не понимает моих страданий?
- нет, отдай мне и всё!
- нет, мне, мне!
ТУТ ВСТУПАЕТ ЗДОРОВЕННЫЙ КУЛАК ЗАКОНА И ПОРЯДКА.
бац! бАц! БАЦ!
- эй, у вас что тут происходит?
- ничё.
- ничего? что за стоны, визг и вопли? полчетвертого утра. из-за вас четыре этажа глаз не смыкают, не могут понять...
- да ничё. я играю в шахматы вот с мамой и сестренкой.
- уйдите, пожалуйста. у моей мамочки больное сердце. вы ее пугаете до смерти. к тому же у нее последняя пешка осталась.
- и ТЫ тоже, приятель! если ты еще не понял, тот тут Департамент Полиции Лос-Анжелеса...
- господи, ни за что б не догадался...
- теперь догадался. ладно, открывайте, а не то мы дверь вышибем!
Тито с Лапусей сбежали в дальний угол столовой, съежились там, дрожа, удерживая, обнимая свои стареющие, морщинистые, кирюшные, безумные тела. они были глупо хорошенькими.
- открывай, приятель, мы за последние полторы недели к тебе уже четыре раза заходили по одному и тому же вызову. ты думаешь, нам нравится просто так ходить и швырять людей в каталажку просто потому, что нам в кайф?
- ага.
- Капитан Брэдли говорит, что ему наплевать, черный ты или белый.
- передайте Капитану Брэдли, что мне это тоже безразлично.
я сидел тихо. две бляди дрожали и хватались за свои сморщенные тела под торшером в углу. тупое удушливое молчание ивовых листочков в цыплячьем помете среди недоброй зимы.
они взяли ключ у управляющего, и дверь приоткрылась на 4 дюйма, а дальше ее удерживала цепочка, которую я туда накинул. один легавый со мною разговаривал, а второй отверткой пытался вытолкнуть цепочку из щели. я позволял ему почти что ее выпихнуть, а потом задвигал обратно до упора. стоя, между тем, голышом с восставшим членом.
- вы нарушаете мои права. чтобы войти сюда, вам нужен ордер на обыск. вы не можете сюда вламываться по собственной инициативе. что это, парни, с вами такое, к чертовой матери?
- кто из этих двоих считается твоей матерью?
- та, у которой жопа шире.
второму опять почти что удалось снять цепочку. пальцем я задвинул ее на место.
- давай, впусти нас, просто поговорим.
- о чем? о чудесах Диснейленда?
- нет, нет, ты, судя по всему, - человек интересный. мы просто хотим зайти поговорить.
- должно быть, вы меня недоразвитым считаете. если я когда-нибудь и охуею настолько, чтобы браслетики носить, я их и в магазине куплю. я ни в чем, черт возьми, не виновен, кроме вот этой эрекции и громкого радио, а вы меня не просили убавлять ни того, ни другого.
- ты нас просто впусти. нам только поговорить хочется.
- слушайте, вы пытаетесь вломиться без разрешения. а у меня, между прочим, лучший адвокат в городе...
- адвокат? на фига тебе адвокат?
- я им много лет пользуюсь - уклонение от призыва в армию, непристойное оголение в общественных местах, изнасилование, вождение транспортного средства в нетрезвом виде, нарушение спокойствия, оскорбление действием, поджог - паршивые статьи, в общем.
- и он выиграл все эти дела?
- он самый лучший. теперь слушайте сюда: я даю вам три минуты. либо вы прекращаете пытаться выломать дверь и оставляете меня в покое, либо я звоню ему.
ему не понравится, что его разбудили в такую рань. это будет вам стоить ваших блях.
легавые чуть отступили по коридору. я прислушался.
- ты думаешь, он соображает, что мелет?
- думаю, да.
они вернулись.
- у твоей матери действительно здоровая задница.
- жалко, что не про твою честь, а?
- ладно, мы уходим. но вы тут потише себя ведите. выключайте радио и чтоб никаких больше воплей и стонов.
- хорошо, радио мы выключим.
они свалили. какой кайф - слышать, как они сваливают. какой кайф иметь хорошего адвоката. какой кайф - не попадать в тюрягу.
я закрыл дверь.
- ладно, девочки, они ушли. 2 славных паренька не по той дорожке пошли. а теперь смотрите!
я опустил глаза.
- пропало, всё исчезло.
- да, всё исчезло, - подтвердила Лапуся. - куда же оно исчезает? так грустно.
- черт, - выругалась Тито. - похоже на дохлую венскую сосиску.
я подошел и сел в кресло, налил себе вина. Лапуся скрутила 3 сигаретки.
- как вино? - спросил я.
- 4 бутылки осталось.
- поллитровок или галлонов?
- поллитровок.
- господи, надо, чтоб нам повезло.
я подобрал с пола газету четырехдневной давности. прочел комиксы. затем перешел к спортивной секции. пока я читал, подошла Тито, плюхнулась передо мной на ковер. я почувствовал, как она заработала. рот у нее был как один из этих вантузов, которыми забитые нужники прокачивают. я пил вино и пыхал сигареткой.
они тебе все мозги эдак высосут, если их не остановить. наверное, друг с другом они такое же проделывают, когда меня рядом нет.
я дошел до старицы с бегами.
- смотри сюда, - сказал я Тито. - вот эта лошадка подрезала какое-то доли 22-х и одной пятой за четверть, значит она - 44 и 4/5-х на половину, затем один ноль девять на 6 фарлонгов, наверное, подумала, что заезд на 6 фарлонгов...
чавк чмок уууумч цывааа ууупц чам чав чам чав чам - ...это миля с четвертью, он пытается рывком уйти от остального сброда, на 6 корпусов обходит, последний поворот уже - и назад, умирает лошадь просто, ей в конюшню хочется...
чмоооок чмок чам чав чав чам чав чав - а теперь посмотрим на жокея если это Блюм, он на кончик носа выиграет; если Вольске - то на 3/4 корпуса. а тут Вольске. выигрывает на 3/4. ставка снижается с 12 до 8. все деньги конюшне, публика Вольске терпеть не может. они ненавидят Вольске и Хармаца. поэтому конюшни сажают этих парней на хороших лошадок по 2-3 раза за состязание, чтоб публика не совалась. если б не два этих великих наездника, да еще и в нужное время, я б на 5-й Ист-Стрит уже жил...
- уууух ты, сволочь! - Тито подняла голову и заорала, вышибла газету у меня из рук. потом вернулась к своей работе. я не знал, что и делать. она действительно рассердилась. тут подошла Лапуся. у Лапуси были очень хорошие ноги, и я задрал на ней лиловую юбку и посмотрел на нейлонки. Лапуся наклонилась и поцеловала меня, языком аж до горла достала, а я всю ляжку ей облапал. я в капкане. я не знал, что мне делать. нужно выпить. 3 идиота, запертые вместе. о стон о полет последней синей птицы в зеницу солнца, детская игра, глупая игра.