– Мотор до сих пор горячий. Мерзавец, вы только что приехали!

Я рассмеялся.

– Вы правы.

Мы влезли в мой древний драндулет, и все завертелось. Вскоре мы поженились в Вегасе, и все деньги, что у меня были, ушли на это и на билеты до Техаса.

Я сел с ней в автобус: в кармане у меня оставалось тридцать пять центов.

– Не знаю, понравится ли Папуле то, что я сделала, – произнесла она.

– О Господи о Боже, – молился я, – укрепи меня, помоги быть смелым!

Она обнималась, елозила и извивалась всю дорогу до этого малюсенького техасского городка. Приехали мы в полтретьего утра, и когда выходили из автобуса, мне показалось, шофер спросил:

– Что это за бичара с тобой, Ники?

Мы стояли посреди улицы, и я сказал:

– Что сказал шофер? Что он тебе сказал? – спрашивал я, позвякивая своими тридцатью пятью центами в кармане.

– Он ничего не сказал. Пойдем со мной.

Она стала подниматься по ступенькам какого-то городского особняка.

– Эй, куда это ты, к чертовой матери, направилась?

Она вставила ключ в замок, и дверь открылась. Я поднял голову – над проемом в камне были высечены слова: ГОРОДСКАЯ РАТУША.

Мы вошли.

– Я хочу посмотреть, есть ли мне почта.

Она зашла в свой кабинет и пошарила на столе:

– Черт, почты нет!! Спорить готова, эта сука сперла мою почту!

– Какая сука? Какая сука, крошка?

– У меня есть враг. Слушай, пойдем вот сюда.

Мы прошли по коридору, и она остановилась перед другой дверью. Протянула мне шпильку.

– Вот, ты сможешь взломать этот замок?

Я попытался. Мне уже рисовались заголовки:

ЗНАМЕНИТЫЙ ПИСАТЕЛЬ И ПЕРЕВОСПИТАВШАЯСЯ ПРОСТИТУТКА ЗАСТИГНУТЫ ВЗЛАМЫВАЮЩИМИ КАБИНЕТ МЭРА!

Замок открыть я не смог.

Мы дошли до ее дома, прыгнули в постель и продолжили то, над чем работали в автобусе.

Я прожил тут уже пару дней, когда однажды утром, часов около 9, звякнул дверной звонок. Мы были в постели.

– Какого черта? – спросил я.

– Сходи открой, – ответила она.

Я влатался в какую-то одежду и пошел к двери. Там стоял карлик – время от времени он весь трясся, болел чем-то, видать. На нем была шоферская кепочка.

– Мистер Чинаски?

– Ну?

– Мистер Дайер просил меня показать вам земли.

– Минуточку.

Я вернулся в спальню:

– Крошка, там стоит карлик и говорит, что какой-то мистер Дайер хочет показать мне земли. Он карлик и весь трясется.

– Ну так поезжай с ним. Это мой отец.

– Кто, карлик?

– Нет, мистер Дайер.

Я надел ботинки и чулки и вышел на крыльцо.

– Ладно, приятель, – сказал я, – поехали.

Мы объехали весь город и его окрестности.

– Мистер Дайер владеет вот этим, – показывал карлик, а я смотрел в ту сторону, – и мистер Дайер владеет этим, – и я смотрел в другую сторону.

И ничего не говорил.

– Все эти фермы, – продолжал он, – мистер Дайер владеет всеми этими фермами, позволяет им работать на земле, а прибыль делят пополам.

Карлик привез меня в зеленый лес. Показал:

– Видите озеро?

– Ну?

– Там семь озер, в них полно рыбы. Видите, индюк гуляет?

– Ну?

– Это дикий индюк. Мистер Дайер сдает это все клубу рыболовства и охоты, и клуб всем этим управляет. Конечно, мистер Дайер и все его друзья могут приезжать сюда в любое время, когда захочется. Вы рыбачите, охотитесь?

– Я на многое в своей жизни поохотился, – сообщил ему я.

Мы ехали дальше.

– Вот сюда мистер Дайер ходил в школу.

– Вот как?

– Ага, прямо вот в это кирпичное здание. Теперь он его купил и восстановил, вроде памятника.

– Поразительно.

Мы развернулись обратно.

– Спасибо, – сказал я ему.

– Хотите, я завтра утром приеду? Еще много чего можно посмотреть.

– Нет, спасибо, все в порядке.

Я вошел в дом. Я снова был царем…

И хорошо все это закончить именно здесь вместо того, чтобы рассказывать вам, как я все это потерял, хотя речь пошла бы о турке, носившем лиловую булавку в галстуке, с хорошими манерами и культурой. Ни шанса у меня не было. Но турок тоже скоро выдохся, и последнее, что я о ней слышал, – она уехала на Аляску и вышла замуж за эскимоса. Она прислала мне фотографию своего младенца, сообщила, что по-прежнему пишет и поистине счастлива. Я ответил ей: “Держись крепче, крошка, это безумный мир”.

И на этом, как говорится, все.

В начале была ошибка.

Стояло Рождество, и от алкаша, жившего на горке, я узнал, что туда берут чуть ли не всех подряд: он проделывал этот финт каждый год, потому я и пошел. И не успел глазом моргнуть, как у меня на горбу оказался кожаный мешок, и я его в свое удовольствие тащу. Вот так работенка, подумал я. Семечки! Дают всего квартал или два, и если удается их закончить, штатный почтальон скажет разнести еще один, или, может, вернешься, и в сортировке сунут еще – никакой спешки, распихиваешь себе поздравительные открытки по ящикам.

Кажется, на второй день рождественской шары за мной письма разносить увязалась эта здоровая тетка. Здоровая в том смысле, что у нее была здоровая задница, здоровые сиськи, и вся она в нужных местах была здоровенной. Вроде как не в себе, но я глаз не мог оторвать от ее тела, и мне было наплевать.

Она трещала, не закрывая рта. Тут-то все и прояснилось. Муж ее служил офицером на острове где-то очень далеко, а ей одиноко стало, понимаете, живет себе в домике на задворках совершенно одна.

– В каком домике? – спросил я.

На клочке бумаги она черкнула адрес.

– Мне тоже одиноко, – сказал я. – Загляну вечером, поговорим.