Бабуля метнулась на кухню и принесла готовый тёплый кисель. Который и успокоил моё больное горло.

— Ты чего творишь? Зачем смеёшься, горло себе надрывая, что я смешного такого сказала? — обиделась на меня бабуля.

— Ба. Ну подумай. Как могли две цыганки вынести холодильник и телевизор. Ну один, два ковра, ну телевизор если напрячься. Но холодильник, он что игрушечный был? Ты наш, во время уборки при помощи швабры кантуешь. А поднять его сможешь?

— Мда. И точно. Не подумала. Глупая я у тебя и доверчивая, — неожиданно заявила она. — Все мной вертят как хотят. И ты тоже, — и она обличающе ткнула в меня пальцем.

Ну вот. Как всегда, я виноватый. Начала про цыганок, а закончила мной.

По западному радио почти всю первую половину января мусолили тему драки молодёжных команд СССР и Канады на чемпионате мира. И все эти бесконечные обсуждения — кто виноват и какой СССР плохой, быстро надоели. Поэтому чаще всего слушал музыку в наушниках.

В школу я пошёл только 15 января, пропустив три дня занятий. И очень долго и мучительно восстанавливался после болезни. Появилась одышка при беге, упала результативность в силовых упражнениях. Только ближе к лету я смог полностью восстановить свои показатели до болезни.

Самое главное, у меня изменился голос. Я не очень разбираюсь в голосах, но до ангины у меня был вполне звонкий альт. А вот после болезни — тенор с хрипотцой. Ну, я так сам для себя определил. Надо будет у учительницы пения проконсультироваться.

Жизнь и учёба потекла размеренной рекой, иногда прерываемой на небольшие плотины и пороги ссор, неурядиц и просто плохого настроения. Которое возникало само собой и без видимых причин. Я старался этого не допускать и гнать всякий негатив от себя подальше, виня в его проявлениях переходный возраст.

В начале марта, наши седьмые классы сводили в кинотеатр на фильм «Плюмбум, или Опасная игра».*** А после, на классных часах, затеяли выяснять, кто и что понял после его просмотра. Но класс молчал почти на все вопросы. Как партизаны на допросе. Лично я много чего мог сказать по этому фильму, но благоразумно промолчал.

Зато передачи западного радио о массовых молодежных беспорядках в Москве слушал с громадным удивлением. Я ничего про это не знал. Может это другой мир, а не мой? Особенно поразили рассказы о драке свыше трех тысяч подростков из группировок «Люберы»**** и «Металлисты» на Крымском мосту. Несколько сотен человек были скинуты с моста на лёд Москва-реки.

Абсолютно внезапно накрылся медным тазом наш летний поход, которого ждали уже обе команды, старшая и младшая. Вера Павловна, старшая пионервожатая и комсорг дворца пионеров, а заодно, по совместительству, и жена Владимира Владимировича, нашего тренера — оказалась беременной. И в мае собиралась уйти в декретный отпуск. А второго руководителя для похода мы так и не нашли.

Ростовский областной СЮТур***** отменил проведение отдельных соревнований по самонаведению на областном турслёте и нам пришлось в срочном порядке менять подготовку вспоминая старую технику.

Да и я как-то охладел к этим туристическим занятиям. Раньше хотелось в горы, в настоящие горы с ледовыми шапками и скальными стенками. В местные горные клубы меня не взяли. И пришлось мутить свою тему с надеждой попасть хотя бы в Домбай или на худой конец в Мезмай. Но оказалось, что всё не так просто в пешем туризме. Сложные маршруты, можно брать, только сходив в пешеходные походы начального уровня.

В последнем нашем походе, найдя подходящую скальную стенку, попробовал вспомнить всё, что умел раньше. И у меня ничего не получилось. Нет, забраться-то я забрался, но как краб, медленно и печально. Оно и понятно, это тело ничего не умело, его не тренировали на скалодромах.

Уходить из секции я конечно не планировал, это было бы не честно по отношению ко всей команде. Но запал пропал. Может что-то во мне сломалось после болезни, а может это происки того самого переходного возраста…

Четырнадцатилетие Ольки припадало на среду, так что празднование днюхи она перенесла на воскресенье, на день космонавтики. Собралась вся старая компашка, плюс Артём Кушнир, пацан из нашей туристической секции. Его предкам дали квартиру в новой девятиэтажке, а он сам оказался в нашем классе.

Предки Сидоровой свалили на дачу, чтобы не мешать нашему веселью. Папа Оли, Александр Фадеевич, был вполне себе крупной шишкой в городских масштабах, директором треста зеленого хозяйства.****** А её мама, Анастасия Семеновна, работала в том же тресте главным бухгалтером. Отсюда и их трехкомнатная квартира, жигули первой модели, дача и домашний достаток.

Надарили имениннице всякой всячины. Я подарил оригинальный венгерский «Кубик Рубика».******* Поели, поплясали, потом опять поели. Ну и разбрелись по домам, а я остался помогать мыть посуду.

— Жень? А ты целоваться умеешь? — внезапно спросила Оля, подкравшись ко мне со спины, когда я мыл хрустальную салатницу.

От такого вопроса чуть не кокнул её об мойку. Салатницу естественно, а не именинницу. Выключил воду, вытер руки и повернувшись к девчонке, признался:

— Умею. А что?

— А откуда умеешь? Ты с кем-то уже целовался? — как то холодно поинтересовалась Сидорова и злобно прищурилась.

— Читал инструкцию. В журнале «Здоровье», — решил я всё свести к шутке.

— Пф, — фыркнула она. — Лисин, я тебя серьезно спрашиваю.

Я привстал на цыпочки и обхватив руками голову ничего подобного не ожидавшей девчонки, впился своими губами в её.

— Ммм, — замычала Сидорова секунд через пять после начала моего нападения.

Оттолкнула меня с силой, отчего я чувствительно приложился спиной о мойку, в которой жалобно звякнула посуда, и гневно прошипела:

— Ты чего творишь, полоумный?

— Доказываю что умею. Ты же этого хотела? — и потёр рукой ноющую спину. — Или специально спровоцировала, чтобы меня покалечить?

— Ой. Извини. Я не хотела. Ты сам виноват. Дай посмотрю.

— Посмотреть чего? — насторожился я.

— Ну спину твою, — и силой развернула меня к себе спиной, нагло попыталась задрать мою рубашку и майку, выдернув их из джинсов.

— Сидорова, ты чего? Сначала целоваться хочешь, а потом раздевать пытаешься? — я вырвался из её цепких лапок и попытался дистанцироваться от неё, что в габаритах советской кухни было практически невозможно сделать.

— Ой, — она мило покраснела и принялась теребить кухонный фартук, явно не зная куда деть руки от смущения.

— Ты меня травмировала, с тебя компенсация. Десятиминутный поцелуй в губы. — нагло заявил я, решив ковать железо, пока горячо.

— Да ты, — задохнулась от возмущения девочка. — Это слишком много, — и она еще сильней покраснела.

— Ну, хорошо. Восемь минут. Но по инструкции журнала «Здоровье».

— Это как? — заинтересовалась Оля, явно согласная на восемь минут.

— Иди сюда, — я затащил её в уголок, подальше от окна и поближе к перевёрнутому железному тазику, на который и забрался, чтобы компенсировать разницу в росте.

Притянул к себе чуть сопротивляющуюся Олю и впился ей в губы. Второй поцелуй продлился чуть дольше первого. Меня опять отпихнули и, отплевываясь, с возмущением выдали новую претензию:

— Ты зачем мне в рот свой язык суёшь.

— Согласно инструкции, ты свой тоже должна мне совать, и мы должны их переплетать. Ты обещала, — укорил я её, хотя она и не обещала.

— Ну ладно, давай попробуем, — как-то подозрительно быстро сдалась девушка.

Третий поцелуй был дольше первых двух и более, скажем так, совершенным. Но секунд через тридцать, я опять был оторван от её губ с заявлением:

— Подожди. Сейчас отдышусь.

— Ты что? Не дышишь? Задерживаешь дыхание?

— Ну да. А как иначе-то? — удивилась она.

— Дыши через нос. Ясно?

— Я попробую.

В четвёртый раз у нас получилось более уверенно и продолжительно. Олька старательно дышала через нос, щекоча своим дыханием мои щеки. Ей, как впрочем и мне, явно нравился этот процесс. Но тут я решился на более наглое и переместил свои ладони с её спины на её грудь, и слегка сжал.