– Я тоже называю его так, – негромко признал он.
Пожалуйста, перестань смотреть вбок. Посмотри сюда.
Посмотри на прореху в мятном мыльном пузыре.
Вера поражённо повернулась.
– Мыльным пузырём? – уточнила она заговорщическим тоном.
Свят мелко кивнул, прикрыл веки, тихонько хмыкнул и развёл ладонями, будто сдаваясь.
Да, я называю его именно так – и больше никто об этом не знает.
– Ты разве когда-то собирался рассказывать кому-то о мыльном пузыре? – испуганно пробормотал Адвокат.
– Нужно поначалу спрашивать у хозяина пузыря, можно ли лопнуть одну из стенок, – помолчав, добавил Свят; свой голос слышался приглушённо.
– Слишком много – одну из стенок, – серьёзно проговорила Вера, отодвинув в сторону свой лист с заметками. – Можно для начала сделать небольшое окошко.
– Да, небольшое окошко лучше, – согласился Свят, отправив в рот кусок скумбрии; в груди теплело. – Хотя звуки всё равно проникают.
– Не говори, – махнула девушка рукой, по его примеру вернувшись к еде. – Общежитие этим… – не договорив, она выразительно сомкнула ладони на шее и закатила глаза.
– Даже не представляю, как там можно… – пробормотал парень и запнулся.
Лучница смотрела прямо в его глаза, широко распахнув свои, – и это заставляло говорить искренне основательно сбивало с мысли.
– То есть, – сделал он новую попытку, – не представляю, как вообще… там. Жить. То есть как там ты. Можешь. Зная теперь про твой мыльный пузырь.
Не ответив, девушка обнажила в плавной улыбке несколько передних зубов.
Верхние резцы были чуть крупнее, чем надо.
Да нет, они были как надо.
Над столом снова повисла пауза – но на этот раз она была свободна от неловкости.
– Вильгельм Завоеватель, кстати, знаете… От инверсии звучной и сочной поистине без ума был, – задумчиво сообщила Уланова, красноречиво подняв левую бровь.
В горле заклокотал смешок. Солнечное сплетение вспыхнуло золотым.
Подавшись вперёд, Свят расстегнул верхние пуговицы рубашки и азартно улыбнулся.
…За окном проносились машины, разрезая притихший город лучами фар, а над столом исступлённо и ласково бились воздушные узлы золотистой и мятной лент.
* * *
Зажав в ладони опутанный наушниками телефон, Вера прыгала по ступеням общажной лестницы, стараясь попадать в ритм пения Адель.
Хэллоуин наступал уже завтра, но она отчего-то совершенно не волновалась.
Ни одного зажима.
Ни один мышечный зажим не постучался ни в одну часть тела за всё время беседы.
Так хотелось и дальше слушать этот рассказ и подхватывать окончания его фраз.
Так хотелось слушать.
– Диму набери послушай! – гаркнула Верность Другим, потрясая блёклыми фотографиями Шавеля. – Он тебе расскажет про твои истинные интенции!
Вера фыркнула и решительно заткнула рот защитнице святого Дмитрия. Уши ласкала Rolling in the deep9, которая – удивительно! – не сумела надоесть за долгие репетиции.
Память услужливо ощупывала детали его внешности.
Эта внешность просилась на бумагу.
Растрёпанная чёлка касается углов глаз. Высокий ровный лоб. Тёмно-шоколадные глаза обрамлены чёрными, спутанными в уголках ресницами. Греческой формы нос и неправильной формы губы, которые будто пытались запретить себе улыбаться.
Но какую же правильную форму имели слова, вылетавшие из этих губ.
Насколько же явственно в нём чувствовалось желание нащупать в ней черты, которые позволят ему скинуть отполированный панцирь!
До чего же много личностной силы наверняка таилось под этой этикетной маской.
Уже открывая дверь в комнату, Вера внезапно осознала, что за весь разговор с Елисеенко она ни разу ни разу! не подумала о Диме.
* * *
Заканчивает фразы, будто побывала в голове.
Подхватив следующую гантель, Свят покружился на месте, словно прикидывая, а не метнуть ли её к чертям в окно квартиры. Хотелось вытворять любую чушь, способную повернуть курс его лайнера в обратную ледяному течению сторону.
Из колонок мурлыкал Океан Эльзы, а в окно стучалась полуночная атмосфера – и кованый фонарь за ним походил на живописный факел среди мрака.
Интересно было бы послушать и ещё про категории модальности.
И про эмотивную функцию языка. И про инверсию.
– Даже про архаизмы отлично заходило! – с жаром воскликнул Адвокат.
Было невероятно легко говорить и слышать… слышать и говорить.
Терять окончания фраз в её внимательном взгляде, логику текста – в её опасном интеллекте, а судороги самолюбия – в её обезоруживающей искренности.
Терять и теряться.
В ней чувствовалась необычайная вдумчивость и пытливость. Открытость новому. Беспечное доверие к реальности. Остроумие. Любознательность.
Откровенная уязвимость искренней души.
И вместе с тем смелая, решительная и безоговорочная вера в свои мысли.
У её слов хотелось греться, как у июльского костра.
Слушая его, она выстукивала пальцами какой-то ритм, и этот ритм просился на струны гитары почему-то совсем не раздражал. А в воротнике белой рубашки поблёскивали едва различимые – потому что шея совсем не напряжена – тоненькие сухожилия.
Тоненькие? Ты взялся за уменьшительно-ласкательные суффиксы? Ласкательные?
В горле внезапно что-то ухнуло вниз от этого слова.
Прикрыв глаза, парень поменял руки и рывком схватил гантель в левую.
Ласкательные суффиксы. Тонкие бледные пальцы.
Ласкать тонкие бледные пальцы с короткими не накрашенными ногтями.
Прокурор красноречиво цокнул языком и махнул ладонью, словно говоря: «Мои полномочия всё».
Её мысли были невероятно интересными.
Даже не верилось, что они женские.
– Как же она увлечена темой своей курсовой, – мечтательно протянул Адвокат, игнорируя кислую личину обвинителя. – Поразительно. И заразительно.
– Смотри, – завладел вниманием Хозяина Судья. – Оказывается, можно с существом женского пола делиться тезисами и чертить на салфетке классификацию интенций.
Существом женского пола.
Святослав хмыкнул и швырнул в угол надоевшую гантель.
Именно «существом женского пола» безупречная Марина называла всех, хотя бы отдалённо похожих на небезупречную Веру.
Повернувшись со спины на живот, чтобы перейти от пресса к отжиманиям, Елисеенко вдруг осознал, что за всю беседу он ни разу ни разу! не сравнил Уланову с Мариной.
* * *
Прищурившись, я любуюсь золотой и мятной лентами.
Сегодня объекты моего наблюдения непомерно довольны.
Оттого доволен и я.
Я ласково глажу зеркало, и мне кажется, что я глажу сами ленты.
Мне давно было пора отдохнуть от тяжёлых мыслей.
– Уже нужно вмешиваться? – негромко интересуется моя напарница.
В глубине зеркала переливаются девять букв мятного цвета.
Это имя второго объекта.
– Не нужно, – хрипло отзываюсь я. – Пока не вмешиваемся.
– Пока всё по плану? – недоверчиво переспрашивает она.
Она берёт в руки пухлый фолиант с моего стола, и из него выпадает блестящая закладка.
– По плану, – мягко подтверждаю я, глядя, как она листает пергаментные страницы. – Не забудь, откуда выпала закладка, пожалуйста.
Теперь в зеркале горят четыре золотые буквы.
Это имя объекта первого.
– По твоему плану или по их? – рассеянно спрашивает она.
Она знает, что спрашивать это незачем, но вопросы помогают ей не тревожиться.
Разместив закладку между нужными страницами, она складывает на груди бледные руки.