— Мюллер в бригаде обслуживания отвечает за автоматы, — рассказывал Джамбашу. Слесарь между тем выключил станок, а Килиан носком ботинка пытался поставить и уравновесить железный брус, изогнутый в дугу, который валялся у него под ногами. — Этот Мюллер, видишь, какое дело, регулирует автоматические реле у мотора, который теперь пошел на испытания…
— Знаешь что, — прервал его Килиан, не сводя глаз с бруска, — сегодня Кирьяческу подписал списки на премирование этих автоматчиков. Там два списка: по одному премии за счет экономии в результате внедрения проекта, а по другому, так как денег не хватило, из директорского фонда. Ты пойди в бухгалтерию и посмотри списки, как бы чего там не напутали. Во всяком случае премии из директорского фонда будут выплачивать раньше…
— Я пойду, — сказал Джамбашу. — Только погоди, вот в чем дело: этот Мюллер, небольшой такой парнишка, рыхловатый немного, у него на виске и на ухе красное пятно, да вы его должны знать, товарищ Килиан…
Килиан пожал плечами и, глядя на носок ботинка, спросил:
— Ну и что с ним?
— Так вот, — снова заговорил Джамбашу, оживленно и бесполезно размахивая руками, — парень этот работал на стенде, где испытывался дизель, а после обеда, это было три дня подряд, ему в три часа нужно было идти в школу. А на этом стенде регулировки сам черт ногу сломит: тысяча всяких проводов, это мне сам парень объяснял, и нужно несколько часов, чтобы разобраться, как они там соединяются и подключаются. Он начал возиться с половины восьмого и только к десяти часам, сто раз перепробовав все контакты, разобрался что к чему и смог уже по-настоящему приступить к работе. А раз дизель обязательно нужно было позавчера поставить на испытание, то парень все три дня работал до поздней ночи, а со вторника на среду и вовсе не уходил с завода. А про школу, понятно, даже и не вспоминал. Он мне объяснил (знаете, какая это интересная штука!), что всю эту электрическую схему со всеми контактами и соединениями держит он в голове, а стоит ему отойти от нее на час, на два, как она выветривается. Так вот, чтобы эта схема не выветривалась у него из головы, он только добежит до столовой, пообедает и снова за работу. После этого, да еще после целой ночи, когда все они просидели около мотора, станок смогли позавчера поставить на испытание. А те, из школы, засчитали ему прогул без уважительной причины, а раз он прогулял три дня, то его вызвали на проработку в организацию УТМ за плохую дисциплину. Вчера вечером было у них это собрание, я там не был, но товарищ Думитру, который случайно подошел к самому концу, рассказывал мне, что Мюллера этого критиковали и Мюллер должен был встать, выступить с самокритикой и взять обязательство исправить свое поведение… Ну, что вы скажете?
Токарь, который запустил было станок, резко выключил его, брови его поползли вверх, и он, взглянув на Килиана, разразился громовым хохотом, так что Килиан инстинктивно прикрыл уши.
— Взял обязательство? Вот те на, взял обязательство! — Огромное тело токаря содрогалось от хохота, который, словно пушечные выстрелы, перекрыл все шумы в цехе.
— Пойди в бухгалтерию, — спокойно проговорил Килиан, все время играя железным бруском, — и проследи, чтобы там не напутали с деньгами: прихватит их кто-нибудь из министерства — и поминай как звали! Знаешь ведь…
Купша некоторое время прислушивался к их разговору, потом, не видя в нем ничего особенного, отошел к одному из трех карусельных станков и с любопытством стал следить за тем, как медленно вращается огромный, блестящий фланец. Он внимательно всматривался в машину и наконец нашел резец, отдиравший от металла толстую мягкую стружку. Потом Купша стал наблюдать за рабочим, в одиночку управлявшим огромной машиной. Он сидел около универсального станка, вращающегося наподобие колоссальной алюминиевой миски, и что-то жевал, доставая еду из большой коричневой сумки. Хмуро посматривая по сторонам, рабочий заметил Купшу, как тот пытливо рассматривает и станок и его самого. Слегка улыбнувшись, рабочий спросил:
— Тебе бы подошла такая работенка?
— Как сказать, — поспешил ответить Купша, чтобы скрыть свое замешательство, переминаясь с ноги на ногу. — Здесь ведь много чего знать надо, а мне откуда это знать…
— Чего знать? — спросил рабочий, ладно скроенный, длинноногий брюнет, не переставая жевать. — Чего знать? Ты женат?
— Женат, а как же…
— Дети есть?
— Есть, — смущенно улыбнулся Купша, сам того не замечая, что прикрывает рот ладонью, как это делают деревенские женщины.
— Деньги есть?
— Не очень-то…
— Ну вот, — рабочий дернул плечом, забавляясь этой игрой, — этого тебе вполне достаточно… Куришь? — спросил он, заканчивая обед и отставляя сумку в сторону. Он закурил и протянул Купше сигарету.
— Вот тебе и вся наука! — заключил рабочий и потянул за рукоятку, чтобы остановить станок. — Ты что, его боишься? — спросил он, показывая на карусельный станок.
— А чего мне бояться? — отозвался Купша с такой детской задиристостью, что токарь рассмеялся. Одновременно за спиной у Купши тоже раздался смех.
Это смеялась высокая, худенькая девушка в синем халатике. Она стояла на ступеньках железной лесенки, которая вела наверх, в диспетчерскую, и слышала почти весь разговор. Купша непроизвольно сделал несколько шагов и от карусельного станка и от девушки-диспетчера, которая продолжала смеяться. Он побрел к тому месту, где стоял раньше, нашел длинный станок, увидел и медленно вращающийся коленчатый вал и обоих рабочих, профорга и слесаря, с которыми разговаривал Килиан, но сам Килиан исчез. Купша бросился искать его по цеху, но, нигде не найдя, вернулся на старое место. Тут-то он и увидел Килиана, который стоял немного в стороне в какой-то странно напряженной позе.
А произошло вот что: Килиан спокойно разговаривал с рабочими, как вдруг поднял голову и заметил нечто странное. В нескольких метрах от станка, где все они находились, остановился подъемный кран, переносивший вдоль цеха различные тяжести. На его тросах висело огромное зубчатое колесо. Маленький рыжий крановщик вылез из кабины и стал осторожно спускаться по железной лесенке. Не достигнув земли, он вдруг оцепенел, повернув голову в сторону. Его взгляд, застывший не то от страха, не то от изумления, уперся в одну точку. Забеспокоившийся Килиан, не спуская глаз со скрючившейся фигуры крановщика, повисшего на лестнице, направился к крану. Заинтригованный поведением крановщика, он шел, ничего не видя, кроме него, и несколько раз чуть не упал, спотыкаясь о какое-то железо, валявшееся под ногами. Все это длилось секунды: сделав несколько неуверенных шагов (Килиан не глядел себе под ноги), он оказался около огромного зубчатого колеса, которое висело, чуть накренившись. Килиан бросил взгляд в ту сторону, куда словно завороженный смотрел крановщик. В восьми-девяти метрах от крана около стены высился один из двух громадных строгальных станков, которые были в цехе. Станок был выключен. Килиан увидел застывший станок, глянул на крановщика, хотел что-то крикнуть, но слова застряли у него в горле, словно все происходило во сне. Килиан вдруг испытал необыкновенное ощущение: время понеслось с невероятной скоростью, а он, захлебнувшийся криком, который не мог вырваться из его горла, напряженно смотрел вверх. Он был похож на человека, пытающегося во сне избавиться от кошмара, который душит его. Вновь посмотрев в ту сторону, куда был направлен взгляд растерявшегося, скрючившегося крановщика, прильнувшего к лестнице, Килиан заметил, что многотонный суппорт строгального станка медленно опускается вниз, и это движение столь незаметно, что глазу больно за ним следить.
«Кто-то там, под суппортом! — молнией промелькнуло в голове Килиана. — А этот подлец, крановщик, растерялся».
С огромным трудом, словно идти ему пришлось в сжатой до невероятной плотности атмосфере, Килиан сделал шаг вперед и ударил крановщика кулаком по бедру.
— К суппорту, подлец! — крикнул он и еще раз ударил по напряженной, словно одеревеневшей ноге с такой силой, будто хотел сбросить крановщика с лестницы.