Обслуживала их очень красивая женщина славянского типа, немного полноватая, со светлым, словно луна, лицом, большими блестящими глазами и мягкими волосами цвета старого меда. У нее была мягкая плавная походка, и она двигалась между серых столиков, за которыми сидели потные тяжелые лица, квадратные и ромбовидные, словно высоко поднятая икона.

— Что за народ собрался здесь! — заметила Франчиска, глядя с возвышения вниз. — Все в каком-то напряжении, будто охвачены паникой…

— Может, все они выбежали из зала, где возник пожар, — подхватил Килиан, повторяя ее мысль.

— Вот-вот, именно так! — согласилась она, и глаза ее заблестели.

Нахмурившись и не обращая внимания на иронический взгляд Килиана, Франчиска смотрела вниз, на людей, заполнивших зал, которые громко переговаривались, пили, пели песни, клевали носом. Прошло несколько минут, а Франчиска все так же напряженно глядела в одну точку. Килиан взял ее за руку. Она подняла глаза и с таким удивлением посмотрела на него, словно только что пережила внезапный провал памяти. Килиан не шевельнулся, и они так и застыли, подобно деревенским молодоженам на плохой фотографии, снятым на фоне картонных ширм, украшенных двойным бордюром из рогов изобилия и гирлянд, между которыми асимметрично расположены амурчики. И вдруг на фоне этой «фотографии», серой, выцветшей и потрескавшейся, послышался смешок сидевшего напротив старика, прозвучавший так, как будто кто-то постучал вилкой о нож. Франчиска быстро выдернула руку и посмотрела на старика так же внимательно, как она рассматривала сидевших внизу, в зале.

— Странно, — произнесла она без всякого перехода, — вы очень похожи на моего дедушку, который был учителем в Блаже.

Она продолжала внимательно, но с уважением изучать старичка, но тот, бросив на нее быстрый конфузливый взгляд, вызывающе отвернулся. Франчиска слегка покраснела, а Килиан произнес:

— Мы и пяти часов не провели вместе, а ты начинаешь смущаться…

Франчиска перевела взгляд на него, ожидая, что он скажет дальше.

— Я хочу сказать, — продолжал Килиан и на секунду смешался, — что больше не буду обращать внимания на то, как ты выглядишь… Первое впечатление, которое ты произвела на меня, когда я тебя увидел за столом с пирожными и прохладительными напитками, начало как-то тускнеть!..

— Ты мне об этом уже говорил час тому назад…

— Правильно. Ты меня спросила, нравится ли мне, как ты выглядишь, и провела рукой по плечам и…

Тут Килиан в нерешительности запнулся — он хотел сказать: «И вдоль всего тела». Эта неожиданная нерешительность Килиана, всегда владеющего собой, заставила Франчиску вздрогнуть. В эту минуту она остро сожалела о той неприязни, которую испытывала к нему в переполненном и душном зале кинематографа, о том, что хотела убежать от него.

— Ты мне ответил, — заговорила она быстро, боясь, что он не догадается, что же происходит с ней, — ты мне ответил, что не можешь осознать, потому что все стало туманным. Да, ты именно так и сказал: «Все теперь взволновалось».

— Думаю, что взволновалось навсегда, — отозвался он с беспокойной улыбкой. — Еще час тому назад я ничего не различал. Теперь же постепенно начинают вырисовываться… лицо, ресницы, линия шеи… такие, какими я их буду видеть всегда!

— Это уже на что-то похоже! — засмеялась Франчиска. — Начало такое, будто ты заявляешь свои права на меня! Я кажусь тебе красивой, значит, привлекательной?

— Да, — ответил Килиан, не понимая, чему она смеется, — ты становишься красивой!

— Поэтому ты и схватил так грубо мою руку? — спросила Франчиска, все еще смеясь и искоса поглядывая на старичка, который продолжал сидеть отвернувшись.

— Я не хотел тебе сделать ничего плохого.

— Во всяком случае, я думаю, что ты с трудом удержался, чтобы не хлопнуть раза два меня по спине… этой широкой, словно лопата, ладонью! — Франчиска продолжала смеяться и глядеть на старика, который, казалось, был весь поглощен тем, что видел где-то в углу зала. — Как бы там ни было, — продолжала она слегка насмешливым тоном, — после твоих слов я снимаю с себя всякую ответственность за бурю чувств, которую вызвала сама, потому что не я делаю это… Я, подлинный мой облик, затуманился, стерся, и вместо него, вместо действительности появился нежный облик, привлекательный, лишенный жестокости… Я, Франчиска, фельдшерица, всего лишь постамент для этого образа. В том, что ты говоришь, Килиан, есть что-то оскорбительное. Ты что же, выдумываешь меня заново?

Глаза Франчиски блестели от смеха. Ее забавляло то удивление, с каким Килиан слушал ее.

Килиан замотал головой, и уши у него внезапно покраснели. Отрывистый смех Франчиски зазвучал насмешливо. Старичок быстро повернулся в ее сторону, и Франчиска замерла, словно ее перепугал насмерть взгляд его желтых глаз, скользнувший быстро, как искра.

Мимо них медленно прошла официантка, «славянская красавица».

— Тебе нравится эта женщина? — спросила Франчиска.

— Да, — ответил Килиан, не поднимая глаз.

— Я с самого начала подумала, что она тебе нравится. Она действительно красивая женщина. Она очень красивая женщина! — повторила Франчиска и уставилась на старичка, который так сосредоточенно рассматривал что-то внизу, в зале, что и удивленная Франчиска посмотрела в ту сторону. — Да, она красивая женщина! — вновь заговорила она, как будто бы специально для старичка. — Стройная полная фигура, крутые бедра, большие выпуклые глаза блестят, как фарфор, черты лица правильные, выражение, на редкость спокойное — такая ясная, чистая красота! Скажи, Килиан, скажи, что тебе нравится эта женщина, ее красота!

— Да, нравится, — признался Килиан, не глядя на официантку, которая все еще стояла неподалеку от них. — Я тебе уже говорил!

— Я так и знала! — с видом победителя воскликнула Франчиска, так что старичок вскинул на нее испуганные глаза. — Я так и знала! — гордо повторила она, заставив и Килиана поднять голову и внимательно посмотреть на нее.

— Можно вас на минуточку? — окликнула Франчиска официантку, и в ее голосе опять прозвучала какая-то нота высокомерия.

Женщина обернулась и подошла к ней. Франчиска внимательно смерила ее взглядом снизу вверх. Официантка выжидательно и с удивлением глядела на нее, потом покраснела.

— Вы красивая женщина! — заявила Франчиска.

Старичок вновь без всякой причины захихикал тем же металлическим смешком, каким он смеялся, когда Килиан схватил за руку Франчиску.

Франчиска даже не взглянула на старичка, хотя и нахмурилась, услышав его смех. Но в тот же самый момент со свойственной ей способностью резко менять настроение Франчиска улыбнулась официантке. Та тоже смущенно улыбнулась, потупилась, и все ее лицо, шея и плечи залились краской, отчего она сразу подурнела.

— Разрешите вас спросить, вы не из Молдовы?

— Я из Брашова. — Женщина подняла голову, пытаясь овладеть собой.

— Вы крестьянка, не правда ли? — продолжала спрашивать Франчиска, наблюдая с легкой улыбкой, как та пытается одолеть свое смущение.

— Нет, я не крестьянка. Мой отец был кожевником в Брашове.

Тут официантка овладела собой, резко расправила плечи и лицо ее обрело обычный цвет. Она по профессиональной привычке хотела было обрезать Франчиску, но та так открыто улыбнулась ей обезоруживающей улыбкой, что официантка промолчала.

— Как вас зовут? — спросила Франчиска.

— Эмилией.

— Эмилия? — протяжно повторила Франчиска, неведомо чему удивляясь. — Эмилия? — повторила она еще раз и снова улыбнулась.

Официантка была старше Франчиски, солидней, опытней, пожалуй, даже более суровой, так как привыкла к грубостям клиентов, но непосредственность и самообладание Франчиски, а особенно ее улыбка, выводили эту женщину из равновесия и заставляли краснеть.

— Хотите заказать чего-нибудь? — пытаясь преодолеть обаяние Франчиски, с какой-то натугой спросила она.

— А меня зовут Франчиска! — заявила Франчиска так сердечно, что попытка официантки перейти на корректный тон не удалась. Смутившись, она быстро кивнула головой и хотела было уйти, но Франчиска все так же просто, доброжелательно и тепло, как говорила и до сих пор, предложила: — Мне бы хотелось прийти сюда, когда будет поменьше народу. Мне хочется поговорить с вами, даже подружиться. Вы не будете сердиться, если я буду вас звать Эмилией?