Санчо тоже был приведен в более приличный вид. Сам приняв теплую ванну, хозяин хорошенько вычесал и шерсть своего подопечного. Теперь Санчо выглядел еще более похожим на фарфорового пуделя, чем раньше. Его завитушки были расчесаны, а хвост с кисточкой на конце гордо помахивал.

Чувствуя себя в высшей степени удобно и уютно, странники застенчиво предстали перед своими благодетельницами и были встречены улыбками одобрения девочек и радушным приветствием хозяйки дома. Их поместили около плиты, чтобы они обсохли и согрелись, поскольку оба были еще влажными после всех омовений.

— Ей-Богу, я бы тебя не узнала! — воскликнула добрая женщина, с удовлетворением оглядывая Бена.

Несмотря на то что мальчик был очень худым и изможденным, у него был опрятный вид, он легко и непринужденно двигался в новой одежде, как минога[3] внутри кожи, которая ей немного велика. Веселые черные глаза, казалось, замечали все вокруг, голос звучал искренне, а загорелое лицо стало на несколько лет моложе, поскольку с него исчезли уныние и подавленность.

— Все очень красиво, мы с Санчо так вам обязаны, мэм, — пробормотал Бен, краснея и стесняясь под взглядами трех пар дружелюбных глаз, направленных на него.

Наконец Бэб и Бетти, оторвав взгляды от гостя, бросились собирать на стол чайные принадлежности. Не прошло и пары минут, как Бэб уронила чашку. К ее огромному удивлению, не последовало никакого звона разбиваемого фарфора. Быстро наклонившись, мальчик подхватил ее на лету и с легким поклоном преподнес Бэб.

— Силы небесные! Как ты это сделал? — воскликнула та, решив, что здесь не обошлось без волшебства.

— Ерунда. Смотри сюда.

И Бен подбросил вверх две тарелки, поймал, а потом стал бросать и ловить их с необычайной скоростью, причем тарелки крутились волчком. Бэб и Бетти стояли с раскрытыми ртами, как будто намереваясь проглотить тарелки, когда те упадут, а миссис Мосс, застыв с кухонным полотенцем в руках, смотрела на свой фамильный фарфор с беспокойством хорошей хозяйки.

— Он все переколотит! — единственное, что она успела произнести.

Как будто желая выразить благодарность единственно возможным для него способом, Бен вынул булавки для одежды из стоявшей рядом корзинки, подбросил вверх несколько вращающихся блюдец, поймал их на булавки и, установив на подбородке, носу и лбу, стал ходить взад-вперед.

Девочки пребывали в полном восторге, а миссис Мосс была так приятно удивлена, что смогла бы дать ему свою самую лучшую супницу, если бы он только попросил. Но Бен слишком устал, чтобы сразу продемонстрировать все, на что способен. По его виду казалось, что он почти сожалеет, что выдал свое умение.

— Похоже, ты был жонглером, — проговорила миссис Мосс, глубокомысленно кивая.

— Да, мэм. Я часто помогал сеньору Педро, Всемирному магу, и выучил некоторые его трюки, — запинаясь, пробормотал Бен, стараясь выглядеть как можно простодушнее.

— А теперь послушай, мой мальчик, лучше расскажи мне всю историю, и расскажи ее правдиво, иначе мне придется отвести тебя к судье Моррису. Мне бы не хотелось этого делать — он довольно грубый и неприятный человек. Так что, если ты не делал ничего плохого, тебе не надо бояться, я сделаю для тебя все, что смогу, — твердо проговорила миссис Мосс, решительно усаживаясь в кресло-качалку, как будто собиралась открыть заседание суда.

— Я не делал ничего плохого, и я не боюсь, просто не хочу возвращаться туда. А если я расскажу, вы можете дать им знать, где я нахожусь, — проговорил Бен, колеблясь между желанием довериться новому другу и страхом перед старыми врагами.

— Если они жестоко обращались с тобой, я, конечно, не буду этого делать. Расскажи всю правду, и можешь на меня рассчитывать. Девочки, отправляйтесь за молоком.

— Ой, мама, позволь нам остаться, пожалуйста! Мы никому не расскажем, правда, правда! — закричали в один голос Бэб и Бетти, испугавшись, что их вышлют из комнаты как раз в тот момент, когда должны быть раскрыты все секреты.

— Я не возражаю против них, — великодушно проговорил Бен.

— Ну хорошо, только держите язык за зубами. Итак, мальчик, откуда ты явился? — спросила миссис Мосс, когда девочки, переполняемые любопытством, торопливо уселись рядышком на свою особую скамеечку напротив матери.

— Я сбежал из цирка, — начал Бен, но не смог продолжать, поскольку Бэб и Бетти одновременно подскочили от восторга и в один голос закричали:

— Мы однажды ходили в цирк! Это было потрясающе!

— Вы бы так не считали, если бы знали об этом столько же, сколько знаю я, — Бен нахмурился и вздрогнул, как будто до сих пор чувствовал боль полученных ударов, — мы не называем его потрясающим, не так ли, Санчо? — добавил он, издав странный звук, услышав который пудель зарычал и начал яростно бить по полу хвостом.

— Как же ты забрел к нам? — спросила миссис Мосс, слегка встревоженная этими новостями.

— Дело в том, что мой отец — Дикий Охотник Равнин. Вы его видели когда-нибудь? Может, хоть слышали? — проговорил Бен, как будто удивляясь ее невежеству.

— Видит Бог, мой мальчик, я не была в цирке уже лет десять и совершенно не помню, что я там видела, — ответила миссис Мосс, приятно удивленная и растроганная явным восхищением, которое мальчик испытывал к своему отцу.

— Может, хоть вы его видели? — настаивал Бен, поворачиваясь к девочкам.

— Мы видели индейцев и акробатов, и Прыгающих Братьев с Борнео, и клоуна, и обезьянок, и маленького пони с голубыми глазами. Может, он один из них? — простодушно спросила Бетти.

— Ну, вот еще! Он мог скакать одновременно на двух, четырех, шести, восьми лошадях, и я много раз скакал с ним, пока не стал слишком большим. Мой отец был номер один! Он делал только одно — дрессировал лошадей и скакал на них, — проговорил Бен с такой гордостью, как будто его отец был президентом.

— Он умер?

— Не знаю, — и бедный Бен сделал глотательное движение, как будто что-то поднималось у него в горле и душило его.

— Расскажи нам, что произошло, дорогой, и может быть, мы сможем узнать, где он сейчас, — проговорила миссис Мосс, и, наклонившись, потрепала темноволосую мальчишескую голову.

— Да, мэм, конечно, спасибо вам, — и мальчик, сделав усилие, уже более спокойно продолжил свою историю.

— Отец всегда был добр ко мне, и после смерти бабушки мы были неразлучны. Я жил у бабушки до семи лет, потом меня забрал к себе отец и стал обучать мастерству наездника. Вам бы стоило посмотреть на меня, когда я, совсем еще малыш, в белом трико с золотым поясом стоял на отцовских плечах, а он скакал на трех лошадях, и все хлопали, как ненормальные!

— Ты, наверное, жутко уставал?

— Ни чуточки. Мне это нравилось.

— Мне бы тоже понравилось! — восторженно воскликнула Бэб.

— Еще я управлял четырьмя пони, запряженными в маленькую коляску, когда мы шли строем, — продолжал Бен, — я сидел на огромном шаре наверху золотого экипажа, который направляли Ганнибал и Нерон. Но мне это не нравилось, потому что там было так высоко и тряско, и солнце пекло, а ветки деревьев хлестали меня по лицу, и ноги болели от напряжения.

— Кто такие эти Ганя Бал и Нерон? — спросила Бетти.

— Большие слоны. Отец никогда не разрешал, чтобы меня поднимали туда, и никто не осмеливался, пока он не пропал. А потом мне пришлось это делать, потому что иначе меня колотили.

— И никто за тебя не мог заступиться? — спросила миссис Мосс.

— Заступались, мэм. Почти все леди старались это сделать. Они были очень добры ко мне, особенно Амелия. Она торжественно поклялась, что не выйдет на манеж, если они не перестанут колотить меня, когда я отказывался помогать старине Баку с медведями. Так что им пришлось прекратить, потому что она первоклассно скакала верхом! Никто из остальных леди не ездил вполовину так хорошо, как Амелия.

— Медведи! Ой, пожалуйста, расскажи про них! — воскликнула Бэб в возбуждении, поскольку в тот единственный раз, когда она была в цирке, ей больше всего понравились именно они.