Я не сдвинулась ни на сантиметр от начальника, несмотря на то, что тот нависал надо мной. Стойко выдержала его изучающий взгляд и даже беззаботно улыбнулась. Верила, что он прямо сейчас мог меня уволить. Но уступать не собиралась.

— Во-первых, София Александровна, обед это не интрижка, — с такой же фальшивой улыбкой отозвался босс. — А во-вторых, с чего Вы взяли, что я несвободен?

Он ещё и спрашивал об этом! Да как у него язык поворачивался?

— Ваш разговор в машине, я прекрасно слышала, Егор Алексеевич. Понятно, что у Вас есть как минимум одна девушка. Почему вы не взяли её на банкет вместо меня, это конечно загадка. Но всё же, меня не касается ни ваша личная жизнь. Ни те решения, которые Вы принимаете. Я готова соблюдать субординацию. А Вы?

— Я уже много лет управляю своей компанией и в моем подчинении в основном женщины, — Абрамов не собирался разрывать между нами дистанцию, словно намеренно давил близостью. А своим спокойным тоном доказывая, что умеет управлять людьми. — Неужели, вы думаете что я не способен соблюдать субординацию?!

Начальник вопросительно вздернул брови, замерев в ожидании ответа.

— И думаю, и знаю, — недавно услышанная сплетня слетела с языка быстрее, чем я оценила её последствия.

— Даже так, — издевательски растянул уголки губ в усмешке и наконец-то отошёл от меня. Попятился назад, отодвинул давно остывший кофе и присел на краешек стола. Вытянул вперёд длинные ноги, руки скрестил на груди, всем своим видом показывая заинтересованность к поднятой мной теме разговора.

— И что же ещё вы успели услышать обо мне такого, что поспешили составить в своей голове на меня плохую характеристику?

— Вы ведёте себя нечестно! — набравшись смелости, выпалила на одном дыхании. — Негласно запрещаете служебные романы, а потом свои же интрижки подчищаете увольнением тех, кто вам поверил.

Нет, я не пыталась его пристыдить или воззвать к совести. Она у Егора Алексеевича явно отсутствовала. Я просто уже не могла успокоиться. Потому что было несправедливо увольнять предыдущую секретаршу за то, что она сумела обратить на себя внимание шефа. Который струсил, когда работа ушла на второй план и служебный роман набрал обороты. Но сейчас он вновь спокойно проверял на мне свои способности в обольщении.

— А вы, София Александровна, ведёте себя так, словно лишились властного контроля и теперь по привычке с задушенным собственным мнением, склонны доверять слухам. Так недолго совсем потерять своё "Я"!

Он очень чётко дал определение тому, что я находясь под контролем Феликса, не имела своего мнения, зависела от его желаний и приказов. Меня действительно настоящей и открытой рядом с Сабуровым никогда не было. Жалкая тень.

Наверное, поэтому сейчас я так противилась и вступала в конфликты с начальником. Хотела снова почувствовать себя живой.

— Зато вашего "Я" всегда слишком много. Вы… — начинала закипать от несправедливости, уже не в состоянии удержаться на месте. Порывисто шагнула к столу, встав напротив Абрамова, как и он скрестила руки на груди. — Приводите на вечер одну девушку, по-дружески гуляете с другой, которая оставляет следы помады на вашей рубашке. А едете домой к третьей. Никак не можете определиться? За тремя зайцами погонитесь, ни одного не поймаете!

— За двумя. Цитируйте правильно пословицу, — словно издеваясь надо мной, уводил тему разговора. Потешался и поднимал сам себе настроения, хотя мне впору было взвыть от его непробиваемости.

— Да, — нервно опустила руки и поправила подскочившие рукава блузки. — За двумя, потому что я абсолютно не претендую быть в списке ваших личных побед. Я хочу просто работать, а не участвовать в интригах.

— Конечно, вам достаточно иметь личную интригу и окружать себя атмосферой загадочности, — с явной издевкой заметил он.

— А разве запрещено законом иметь личную жизнь? — парировала, сверля взглядом начальника. — Я имею право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и имени.

Я противоречила сама себе. Ведь мной давно были нарушены законы. Заменены документы и придумана кем-то новая легенда обо мне. А я изо дня в день врала окружающим. И пусть эта ложь была во спасение, сути это не меняло.

— А разве запрещено законом иметь детей? И спешить к ним после работы? — внимательно выслушав меня, начал Егор Алексеевич. — Девушка, разговор с которой вы подслушали в машине — моя дочь. И она находится пока не в том возрасте, чтобы сопровождать меня на подобных мероприятиях. И очень надеюсь, что ей ещё долго не придётся вращаться в подобных кругах.

Краска залила щеки, чувство вины снова овладело мной. Как тогда, когда я бестактно завела разговор о жене Абрамова, заставив вспомнить его горечь утраты.

— Простите, — поспешила повинится, рассмотрев счастливый блеск в голубых глазах начальника. Сейчас он явно с нежностью думал о дочери. — Простите. Простите, что поспешила с выводами.

— Да, этого у вас не отнять. Я готов принять ваши извинения, если вы согласитесь на примирительный обед. Согласны таким образом искупить свою вину?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кабинет я покинула в странном смятении. Как только оказалась в приёмной, устало опустилась на стул и обхватила голову ладонями. Я согласилась на обед с начальником, потому что чувство вины было просто колоссальным. Но нервничала я отнюдь не из-за обеда…

Странный оборот набирала жизнь вдали от Феликса. Словно ещё вчера я была в заточении, а сегодня чувствовала себя окрылённой и свободной. Не могла позволить разрушить своё счастье никому. И раз уж Егор Алексеевич, так жаждал узнать обо мне правду, я всерьёз обдумывала с ним поделиться. Возможно, не сразу, не сегодня и не завтра. Тогда, когда буду готова. Но сделать это было необходимо. Потому что тогда, возможно, он отступится и перестанет ковыряться в этих ненужных ему подробностях. Если он оставит эту тему, Феликс никогда меня не найдёт — я свято в это верила.

— Всего второй день, а её щёчки уже пылают от влюблённости, — просюсюкала Маша, совершенно неожиданно появившись в приёмной. — Ох, Соня, — она театрально закатила глаза. — Не хочешь ты учиться на чужих ошибках! Свои торопишься совершить, да?

В её руке была газета, которую девушка прижимала к бедру. Догадаться о характере визита Маши было несложно. Она тоже прочитала ту статью.

Мои ладони непроизвольно переползли к горячим щекам. Маша была права, я волновалась, только признаваться в этом не собиралась.

— Я неважно себя чувствую, — бросила, резко поднявшись из-за стола. Прошла к кулеру налила стакан воды. Перевела сбившееся дыхание и повернулась к Маше. — Это всё фикция, — кивнула на газету, пытаясь убедить собеседницу не верить статье жёлтой прессы. — Папарацци уже не знают, из чего раздуть сенсацию.

— А фото, скажешь, фотомонтаж? — с улыбкой предположила девушка.

— Да, он самый, — тоже улыбнулась.

Понятно — она мне не верила. Но и не собиралась продолжать допросов.

— Как ты обустроилась? — очень даже любезно сменила тему. Прошлась по приёмной и в итоге опустилась на край стола Тамары Васильевны. — Тебя ещё не пытались столкнуть с лестницы?

— Пока нет. Но вот подобные статейки, явно могут поспособствовать.

— О да, — поёрничала Маша. — Весь рекламный, бухгалтерия, юридический отдел просто гудят с самого утра по твою честь. Даже в кафетерии шепчутся о тебе. Прямо звёздный час.

Такой славы я точно не хотела. Во избежания дальнейших сплетен, я всерьёз задумалась об отмене обеда с шефом. Правда тот появился совершенно невовремя, распахнув дверь своего кабинета. А Маша, не сразу заметив его появление, продолжала мечтательно лепетать:

— Ну расскажи хотя бы, как ощущаются его губы?! Они наверняка мягкие и вкусные, да?

Её и без того, огромные глаза, стали ещё больше, когда она всё-таки увидела начальника, выглянувшего из-за двери. В глазах Егора Алексеевича отразился интерес, а быстро оценив обстановку, на его лице возникло понимание. Он понял, что Маша говорила о нём.