“Как бы это цинично ни звучало, у нас сейчас происходит такая мини-репетиция пресс-конференции”, – грустно сказал я.

“Да-да, – задумчиво и чуточку растерянно пробормотал под нос лидер „Аквариума“. – Но пресс-конференция у нас будет не раньше чем в конце апреля. Через месяц-полтора уже многое выяснится. К этому времени я буду полностью готов”.

На следующее утро мы с БГ и Липницким направились на переговоры в “Триарий”. Договорились, что альбом выйдет 1 мая, а его концертная презентация состоится в “России”. Вскоре Гребенщиков улетел в Катманду – приводить в порядок свое душевное равновесие.

…Через несколько дней я вернулся в мыслях к теме эмиграции Титова. Лично для меня его стремительное исчезновение явилось ударом. Буквально за неделю до записи “Снежного льва” он сидел у меня дома и в течение целого дня давал развернутое интервью для “100 магнитоальбомов”. Вежливо отказался от угощений, зато непрерывно пил воду из литрового пластмассового бутыля. Говорил, что минералка очищает организм от шлаков.

В начале беседы басист “Аквариума” был не слишком разговорчив. “К прошлому я стараюсь не привязываться, – заявил он с эпохальным выражением лица. – Любая мысль о прошлом высасывает много сил. Это мешает жить сейчас. Думать нужно о том, что сегодня. Я стараюсь жить одним днем. Это было бы идеально”.

Затем Тит перестал “включать интроверта”, и беседа пошла повеселее. Я только успевал менять кассеты в диктофоне. В паузах между интервью мы слушали James и Ocean Colour Scene – внешне казалось, что ничто не предвещало радикальных метаморфоз. Тит выглядел умиротворенным и благостным, старательно вспоминая нюансы работы в “Аквариуме”, “Кино”, ранних “Колибри”. Как стало понятно позже, он не просто вспоминал, а сознательно подводил черту под питерским периодом жизни.

Параллельно эмиграции Тита в “Аквариуме” произошла смена барабанщика, что в последние годы стало чуть ли не фирменным знаком группы. При всем махровом непрофессионализме и неотточенности звучания ударники социалистического труда менялись у БГ со скоростью изношенных кроссовок. Другими словами, за месяц до презентации “Снежного льва” в концертном зале “Россия” “Аквариум” оказался без ритм-секции. Вообще.

В учебниках по менеджменту такую ситуацию принято называть кризисной. Но обошлось. С легкой руки Сакмарова в группу влились новые барабанщик и басист, которые буквально через несколько недель уверенно играли свои партии на сцене “России”. Конечно, назвать новичков “носителями аквариумного духа” было непросто (один играл у Капуро, второй – в кабаках на Невском), но как профессионалы они были выше всяких похвал.

“После этих выступлений я стал мистиком, – признавался мне спустя несколько месяцев Сакмаров. – Я не мог поверить, что „Аквариум“ может так ожить. По ощущениям наши лучшие концерты напоминали Grateful Dead. Я прекрасно понимал, что этого не может быть… Но это именно так и было”.

Если задуматься, то “Аквариум” окончательно превратился из супербэнда 80-х (Ляпин, Титов, Гаккель, Курехин) в некий супербренд 90-х. Порой на афишах можно было прочесть “Борис Гребенщиков” и, чуть пониже (и помельче), – группа “Аквариум”. Басист ушел, барабанщик ушел – какая на фиг разница? Есть сильная креативная идея, а все остальное – оркестр Сержанта Пеппера. Можно сказать и по-другому. “Аквариум” стал одним из костюмов, в которые был одет Гребенщиков 90-х. Внутри группы – никаких столкновений мнений, никаких противоречий, никаких конфликтов. Show must go on.

…Реакция прессы на очередную инкарнацию “Аквариума” была на удивление позитивной. Хочется верить, что не последнюю роль в этой благожелательности сыграл медийный прорыв “Навигатора”. В Интернете начали плодиться первые фанатские сайты. Мало того. В 96–97 годах Гребенщиков становится стабильной персоной на страницах новых глянцевых журналов – пусть не молодежно-кислотных типа “Птюча” и “ОМа”, но мэйнстримовых: “Медведь”, “Матадор”, “Стас”, “Алла”. Про консервативные издания типа “Огонька”, где лидер “Аквариума” всегда был одним из главных героев, не стоит даже упоминать.

Порой в статьях о БГ мелькали меткие наблюдения типа “ему до смерти надоели вопросы недалеких, но восторженных журналистов”, но это скорее были исключения из правил. Типичное глянцевое издание того времени писало об идеологе “Аквариума” примерно так:

“БГ записал новый альбом „Снежный лев“. Записал в Лондоне, но живет в Катманду. Все знакомые представляются менеджерами Гребенщикова и говорят: „Этот альбом – особенный“. Невероятно: двадцать лет публика разочарованно фыркает, но продолжает ждать откровений”.

Вспоминаю очередной пресс-день в московской квартире Гребенщикова. В то утро БГ был необычайно бодр и оптимистичен. В девять часов он уже давал первое интервью. Минувшей ночью Борис Борисович спал каких-нибудь сорок минут – почти до самого утра его “Аквариум” нарезал блюзы в одном из столичных клубов. Через несколько часов группа должна улетать в многодневный тур по Дальнему Востоку, и поэтому в московских апартаментах Гребенщикова царила предотъездная суета. Каждые пять минут безжалостно звонил телефон.

– Да, регистрация билетов начинается в семнадцать часов. Больше ничего не знаю… Лучше свяжись с ребятами.

– Привет. Жутко занят… Да, вчера сыграли нормально. Созвонимся сразу после Владивостока.

– Что сегодня будем пить? Наверное, виски. Извини, у меня интервью.

Живая очередь представителей прессы сидит в гостиной, тревожно поглядывая в телевизор. Интервью проходят в соседней комнате. Ведь не секрет, что интервью с Гребенщиковым долгие годы были мечтой, эдаким Эверестом для каждого вдумчивого журналиста. Неважно, музыкального или не музыкального… Такой пробный камень. Лакмусовая бумажка…

Журналисты волнуются, стараясь не смотреть друг на друга. Кто-то пришел сюда в погоне за сенсацией, кто-то – в поисках истины, кто-то – выполняя редакторское задание. Идет такой бесконечный конвейер – одни люди в комнату входят, другие выходят. Прямо живая очередь к Далай-Ламе. За просветлением. Кто-то после подобного терапевтического сеанса выглядит одухотворенным, кто-то – подавленным. Как сказал один из корреспондентов, “правильность и банальность ответов БГ обезоруживает: нет места для сумасшествия, ошибок и прозрений… Он благожелателен, но недоступен”.

…Пока суд да дело, мы с Гребенщиковым продолжали работать над “100 магнитоальбомами”, реставрируя историю создания культовых релизов 80-х: “Треугольник”, “Табу”, “День Серебра”, “Дети декабря”. Беседы проходили на квартире БГ на Пречистенке, в соседнем баре, в гримерке “Максидрома”, в моей квартире, за сценой “Юбилейного”, в офисах и клубах.

В какой-то момент меня наконец пробило на пресловутую “Радио Африку”, от которой я с такой нечеловеческой силой открещивался. До альбома 83-го года надо было созреть – Гребенщиков предложил пообщаться на эту волнующую тему по дороге на один из подмосковных концертов.

Сказано – сделано. На следующее утро после презентации “Снежного льва” мы с Сашей Липницким поехали с “Аквариумом” в Дубну. Акцию делала наша знакомая Наташа Янчук, дебютировавшая в 18 лет в роли регионального промоутера. С учетом рискованности эксперимента БГ согласился выступать по льготной цене – для поднятия культурологического уровня жителей Подмосковья.

В Дубне группа вместо положенных полутора часов неожиданно отыграла почти три. Не считая выходов “на бис” и, кажется, незапланированного исполнения песни “Китай”. Было ощущение, что после нервной и неровной презентации “Снежного льва” в “России” я наконец-то увидел подлинный “Аквариум” – раскованный, нелогичный и в чем-то действительно мистический. После такого концерта можно было смело оторваться, что мы с чистым сердцем и сделали.

Всех подробностей этой ночи в Дубне я уже не помню. Какие-то полуподпольные сауны без вывесок, которые мы с Липницким искали по закоулкам с громким московским матом. Массовое курение травы. Какие-то восторженные девушки, которые самозабвенно входили в контакт с живыми культуртрегерами. Водка. Интеллектуальные беседы. Бассейн. Опять беседы. Водка.