Гвоздь в крышку гроба моего сознания вбил другой Илья – Кормильцев. После записи альбома “Яблокитай” он привез из Англии свежие выпуски “Melody Maker” и “New Musical Express”. С группой Kula Shaker на обложках и огромными интервью Криспиана Миллза внутри.

Что мне нравилось в вокалисте Kula Shaker – как мастерски он умел делать из мухи слона. Темы его интервью всегда отличались оригинальностью и не пересекались между собой. Он мог часами рассказывать байки про тибетские мантры и путешествия в Гоа, Cтивена Кинга и Робина Гуда, Священный камень Грааля и “Звездные войны”, а также про мифы и легенды о короле Артуре. “Наш человек”, – подумал я. Почему-то сразу же захотелось оформить подобную мифологию для “Троллей”, красиво представив ее в виде роскошного фотоальбома, отпечатанного где-нибудь в Финляндии.

На импровизированной редколлегии с участием Лагутенко, Бурлакова и фотографа Кирилла Попова все это полиграфическое чудо было решено назвать “Правда о Мумиях и Троллях”. Для полноты образа мне надо было взять несколько эксклюзивных интервью с музыкантами “Троллей”.

Сказано – сделано. Большинство бесед происходили в “Мумий Доме” – подмосковной резиденции “Троллей”. В паузах между концертами мы общались прямо во дворе. Рядом бродил веселый Бурлаков, бегали дети… Кто-то играл в настольный теннис, кто-то жарил шашлыки, кто-то наяривал на гитаре блюзы. Тут же перепродавались концерты – свободных дат с каждым днем становилось все меньше и меньше.

Написанные главы Илья просматривал по диагонали, не оказывая никакого давления на авторскую позицию. Принципиальная стычка случилась лишь однажды. Расспрашивая Лагутенко про лондонский период 95–96 годов, я попытался вывести его на откровенный монолог про былые финансовые неурядицы. Мне хотелось воссоздать истинную картину восхождения Ильи – начиная именно с того места, в котором он оказался за год до записи “Морской”. Но Лагутенко молчал, как партизан.

“Это что, интервью или допрос?” – повысил голос Илья. Говорить на скользкую тему он отказывался категорически. Это было понятно даже серому коню, который пасся поблизости. Коню, но не мне. Я упрямо пытался добиться правды: “Но ты ведь сам говорил в нескольких интервью – цитирую: „музыки мне не хватало, чтобы оплачивать счета, и поэтому порой приходилось выполнять всякую работу“. И чего, спрашивается, этого стесняться?” “Следующий вопрос”, – сухо отрезал Илья. Я наконец-то отстал – и проблем коммуникационного плана у нас больше не было. Мы действительно работали душа в душу.

…“Правду о Мумиях и Троллях” было решено закончить рассказом о предстоящем выступлении группы на “Максидроме-98”. Книга уже была написана и практически смакетирована. Финальную главу планировалось дописать ночью после выступления “Троллей” в “Олимпийском”. На следующий день эти страницы макетировались, сбрасывались на пленку и уезжали на поезде в одну из типографий города Хельсинки. Мы планировали выпустить книгу к летним концертам “Троллей” в Лужниках и в родном Владивостоке. Счет шел на минуты.

Закончить работу в спокойной обстановке, увы, не получилось. Концерту в “Олимпийском” предшествовала безумная ночь в “Мумий Доме”. Почти до самого утра менеджмент в лице Бурлакова вел телефонную войну с оргкомитетом фестиваля, шаг за шагом отвоевывая разные привилегии – от комфортабельного транспорта до рекламных баннеров.

Мы вместе с Ильей следили за этими баталиями не без тревоги. В течение ночи группа несколько раз оказывалась за бортом фестиваля и столько же раз туда возвращалась. Под утро стало понятно: “Тролли” на “Максидроме” все-таки играют! Непонятным оставалось только одно – как после стольких эмоциональных катаклизмов группа найдет силы, чтобы взорвать “Олимпийский”.

Поспать перед фестивалем толком не удалось – вместо пропущенного накануне саундчека музыкантам пришлось отстраиваться ранним утром. Потом мы всем скопом поехали ко мне домой – убить время до начала акции. Илюха тут же завалился спать, включив в качестве саундтрека божественную музыку группы “Хуй забей”.

Музыканты расположились в гостиной, превратив ее в съемочную площадку для условного кинофильма “Табор уходит в небо”. Сдвиг и Цалер дислоцировались в третьей комнате, наигрывая на фортепиано какие-то легкомысленные фокстроты.

Счастье длилось недолго. С работы вернулись родственники, увидели этот балаган и тихо озверели. Последовала короткая, но жаркая стычка, победителей не определившая. Пришлось разбудить Илью – мы отступали, но с минимальными потерями. Приехал автобус – пора было выдвигаться в “Олимпийский”.

Московское время 20 часов 30 минут. “Сейчас здесь появится группа, которую я ждала всю жизнь!” – бодро анонсировала выход “Троллей” на сцену диджей Рита Митрофанова. Разогретая пивом и предыдущими рок-группами, 18-тысячная толпа ответила ей дружным ревом.

Выступление “Троллей” началось с новой концертной версии “Дельфинов”: “Мне под кожу бы, под кожу мне... запустить... дельфинов стаю”, – чуть ли не с моэмовскими паузами принялся плести вокальные интриги Лагутенко. Залом он дирижировал в одиночку. У всех, кто в тот момент мог трезво мыслить, создавалось одно абсолютно четкое ощущение: полового акта, умышленно замедленного для достижения полного оргазма.

К этому моменту публика наглухо забыла о том, что находится на рок-концерте. Все происходящее напоминало если не секс, то наверняка – массовую молитву в стенах тибетского монастыря. В этот момент стоявший за микшерным пультом Козырев удивленно сказал своей свите: “О, смотрите: кажется, крутняки пошли!”

Продюсер фестиваля Володя Месхи медленно повернулся к Козыреву и, претендуя на цитирование, многозначительно произнес: “Смотри, как они друг перед другом выебываются”. Речь, по-видимому, шла о противостоянии дебютантов – “Троллей” и “Сплина”, – о котором накануне активно говорилось в кулуарах. Конечно же никакого противостояния не было. Игра шла в одни ворота.

“Мы пришли к вам с миром”, – раскинув руки, обратился Лагутенко к залу, из которого уже после первой композиции можно было вить веревки. После “Кот кота” настал черед “Утекай”, во время которого лидер “Троллей” имитировал разрезание “на меха” и, аки Мик Джаггер с Тиной Тернер, начал облизывать обнаженное плечо хорошенькой бэк-вокалистки Олеси. Затем последовал “Владивосток 2000”, в припеве которого нежданно-негаданно бабахнула вся пиротехника “Олимпийского”. Я отчетливо помню, как огненный столп взвился под самые своды стадиона, а Илью в результате подобных светоэкспериментов отбросило от микрофона метра на два.

“В тот момент я только чудом не потерял дар речи”, – вспоминал впоследствии гитарист Юра Цалер.

Стоявшая за сценой Наталья Ветлицкая, которая собиралась выступать вместе с “Ногу свело”, увидев, как взрывная волна отбросила Лагутенко, взмолилась: “У меня тоже такое будет? Предупредите меня заранее, пожалуйста!”

Неизвестно, как остальные “Тролли”, но Илья от этого гиперфейерверка не на шутку рассвирепел. На хард-роковой “Доле риска” он сорвал с себя куртку и устроил на сцене фирменную деструкцию. Падающие микрофоны, скрежещущая гитара, рваная ритм-секция, параноидальные клавиши, свирепый вокал: “Скорей, е-е-е-ей!”

Публика: бьется родная, в экстазе пылая, – в очередной раз.

Казалось, что в этот вечер королевство Лагутенко начиналось там, где заканчивалась энергия Кинчева. Остается лишь сожалеть, что в телевизионную версию “Максидрома” эту “Анархию в „Олимпийском“” режиссеры включить так и не рискнули. По-видимому, из-за отсутствия позитива. Правда, уже через несколько минут после завершения этого хаоса в гримерку к “Троллям” ворвался Гарик Сукачев. “Я ни разу не видел ваших выступлений, только слушал записи, – взволнованно сказал он. – То, что произошло сейчас... Я просто потрясен... Сегодня вы в этой стране – номер один”.