Пик общения с прессой пришелся на ноябрь 2000 года. Мы изъездили всю Москву вдоль и поперек: радио, телеэфиры, интервью, фотосессии. Плюс вечные пробки – к примеру, на пресс-конференцию в “16 тонн” мы опоздали на целый час. Забавно, что никто особенно и не возмущался – все привыкли к тому, что боги должны быть виртуальными.

Тем не менее добрую половину интервью мы сделать не успевали. Чтобы спасти медиа-план, над которым мы реально тряслись, часть гонорара нам пришлось пожертвовать на массовый ужин для журналистов. Этот благотворительный вечер я, наверное, запомню надолго…

Тайная вечеря происходила в крохотном японском ресторанчике, расположенном аккурат напротив гостиницы “Украина”. Вместе с Гребенщиковым продукты восточной кухни дегустировали представители доброго десятка изданий: от “Известий” до “Вечерней Москвы”. Гармония мира не знает границ – сейчас мы будем пить чай…

Вокруг сдвинутых столиков со скоростью ветра носились офигевшие от такой шумной компании японо-бурятские официанты. Максим Ландэ, попивая чай с жасмином, сыто улыбался. Цифры, выставленные в конце счета, подсказывали, что происходит нечто, не укладывающееся в рамки привычного. Но зато ощущение праздника присутствовало в полный человеческий рост. Для окончательного завершения пейзажа не хватало разве что поющего Никиты Михалкова и цыган с медведями. Москва гуляла…

Добродушно попивая саке, Борис Борисович нес в массы философские истины: “Поделюсь секретом. Если сильно напиться, а потом перейти на саке, то через полчаса у тебя будет чистейшая голова. Все соображаешь, что делаешь. И не теряешь при этом кайфа. Замечательная вещь… Я очень разборчивый человек. Сегодня – саке, вчера – водку, завтра – виски, послезавтра – коньяк. Просто для разного времени необходимы разные ощущения”.

Несмотря на присутствие “разных ощущений”, журналисты надвигались на БГ, как немецкие танки на Сталинград. Тем не менее процесс сеяния зерен происходил строго по расписанию. Честно говоря, такой четкой работы прессы я даже не припомню. Последнее интервью Гребенщиков давал уже в машине, летящей с нехорошей скоростью в сторону Ленинградского вокзала. До отхода паровоза оставалось минут двадцать.

В этот момент интервью у Борис Борисовича брали бывалые сотрудники “МК-Бульвара”: хрупкая интеллигентная Оля Крылова и фотограф-раблезианец Гена Авраменко. Задача перед ними стояла архисложная. Поскольку в грядущем номере “МК-Бульвара” планировалась обложка с Гребенщиковым, им минут за тридцать надо было набрать вменяемого текста сразу на несколько разворотов. Оля спрашивает – БГ отвечает, Оля спрашивает – БГ отвечает. Что-то из серии “мы – последние оптимисты”. Темп дикий, лидер “Аквариума” даже не успевает пообщаться по телефону.

Наконец-то перрон вокзала. Московское время – один час сорок пять минут. Тускло светят привокзальные фонари. Мы с сотрудниками “Кушнир Продакшн” устало провожаем вождя до вагона. “Ну что, Борис Борисович, легко ли давать по пятнадцать интервью в день?” – расслабленно спрашивают циничные пиарщики. Но мы явно недооцениваем собеседника. “В Париже было шестнадцать”, – не без гордости отвечает чемпион мира по интервью.

Однако у русских собственная гордость. Поезд Москва–Питер только-только начинает шевелить колесами, как в него с диким криком влетают сотрудники “МК-Бульвара”. У одного в руке сверкает фотоаппарат, у другого – включенный диктофон. Поверьте, со стороны это смотрелось ничуть не хуже пресловутых боевиков с любимым Гребенщиковым Брюсом Ли…

Как признавались впоследствии Крылова и Авраменко, на этот поступок у них был ряд причин. С одной стороны, они явно не успевали “набрать фактуру”. С другой стороны, на их психике не мог не сказаться “эффект саке”, в избытке выпитого под влиянием Гребенщикова первый раз в жизни.

Так вот. Пока мы общались с Борис-Борисовичем, журналисты, шелестя ногами, слетали к начальнику состава и приобрели два билета в заветный бронепоезд. Уже где-то в районе Крюкова журналисты разглядели на билетах чужие паспортные данные. Посмотрели внимательно при тусклом свете ночника – и глазам своим не поверили. Посмотрели еще раз. На одном из билетов черным по белому было написано: Ландэ Максим Леонидович. На втором – Гребенщиков Борис Борисович.

Как сказал какой-то гаутама, “все, что делается истинно, делается легко”. Пиар-кампанию альбома “Территория” можно было считать успешно завершенной.

Искрометный драйв, сопровождавший “Аквариум” на грани веков, продолжался и в новом тысячелетии. Спустя несколько месяцев после раскрутки “Территории” мы вновь пересеклись с командой Гребенщикова. На этот раз – в условиях, близких к абсурдным.

Дело происходило в “Олимпийском” – на фестивале “Кинопробы”,организованном компанией “Real Records” в поддержку альбомов-трибьютов Виктора Цоя. В акции участвовало немало артистов, с которыми наше агентство в разное время работало: “Кукрыниксы”, “Пикник”, “Мультфильмы”, “Би-2”, “Вопли Видоплясова”, “Танцы Минус”, “Наив”, Zdоb si Zdub, Земфира, “Мумий Тролль”. Там же в “Олимпийском” выступал и “Аквариум” – с трогательной кавер-версией цоевского “Генерала”.

Отсмотрев все выступления, я засобирался домой. Но… не тут-то было. Не успев попасть за кулисы, я на полном ходу врезался в Ландэ. “Стой, стой, куда ты торопишься, – начал перегораживать мне путь к отступлению директор “Аквариума”. – Ну-ка, расскажи мне, как там у нас продвигаются главы?”

“Главы? – не без удивления переспросил я. – Какие-такие главы?”

По дороге в буфет у меня начала восстанавливаться смутная картина событий. За пару месяцев до этого музыканты “Аквариума” делились планами о переиздании “золотых альбомов” 80–90-х годов. Вроде бы готовился выпуск антологии, сделанный в режиме “здоровой роскоши”. С тщательным ремастерингом, раритетными бонус-треками и шикарными буклетами, в которые бы вошли не только тексты песен, но и развернутые истории о том, как эти альбомы создавались.

Идея, предложенная компанией “Союз”, была прогрессивной. И команда, претворявшая ее в жизнь, сложилась как на подбор. Пресловутые раритеты искал коллекционер и звукорежиссер Женька Гапеев. Дизайном занимался Виктор Дербенев, ремастеринг делал Андрей Субботин. Сам Гребенщиков, ознакомившись с подобной антологией группы “Наутилус Помпилиус”, решил, что тексты в буклеты писать будет именно Кушнир. Сказать об этом вовремя мне позабыли. До выхода “золотых альбомов” “Аквариума” оставалось чуть больше месяца.

На следующее утро мы в пожарном порядке встретились с Ландэ в “Китайском летчике”. Когда во время завтрака директор “Аквариума” наконец-то сформулировал задачу, я не на шутку озверел. Работы было много, времени – мало, а халтурить не хотелось. Пытаясь отмазаться от уголовной ответственности, я решил использовать последний шанс, заломив за тексты нечеловеческую цену. С лицом бывалого индейца Макс сделал пару телефонных звонков и с непроницаемой интонацией в голосе сказал: “Гребенщиков согласен”.

“Сильные парни, – не без уважения подумал я. – А ты, Кушнир, только что сам подписал себе приговор”.

О сне отныне можно было смело забыть. Счет пошел даже не на дни. Счет пошел на часы. Нужно было слетать на дачу за архивами, в Питер – за впечатлениями, к Богу – за вдохновением. Работа закипела.

Вскоре в одном из интервью идеолог “Аквариума” благословил наше сотрудничество: “В антологии будет написанная Кушниром история создания альбомов, которую мне до сих пор смешно и интересно читать. Многие вещи я сам уже не помню, а он у всех собирает информацию”.

Последовательность действий была простая. БГ звонил мне на автоответчик, оставляя график перемещений. Яловил его по дороге из Питера в условный Хабаровск или накануне вылета из Москвы, например, в Лондон. Мы включали диктофон и начинали общаться. Вначале обсуждали новую музыку. В какой-то момент Борис Борисович плотно подсел на Magnetic Fields, High Llamas, не говоря уже о Бэке, который всегда был в числе фаворитов…