Затем мы сняли клип “Это по любви”. Илья принес демо-запись и спросил: “Какую песню ты выбрала бы для первого сингла?” Я выбрала “Это по любви”. Илья промяукал: “Угадала!” А потом мы заезжали в гости к Жене Гришковцу. И ночью, около Жениного дома, он вышел нас провожать, и мы все никак не могли расстаться. А Москва такая тихая, и мы сидим в машине втроем, слушаем “Меамуры”… И все песни, казалось, не отличаются друг от друга. Все яркие, трудно было выбрать какую-то одну. Мы потом вместе снимали клип на эту песню – с Гошей Тоидзе, Сережей Бледновым и Илюшей – одной командой... И я считаю, что это был очень удачный клип, который имел большой резонанс.

А. К.: До этого ты сотрудничала с Лагутенко как журналист, как главный редактор журнала “Башня”…

И. М.: Я приехала в Лондон – брать у Ильи интервью для журнала “Beauty”. Планировала серьезно с ним побеседовать, поскольку заголовок к материалу я придумала – “Лагутенко для взрослых”. Но Илья меня абсолютно не воспринял. История этого интервью уникальна тем, что когда я его взяла, вдруг поняла, что у меня… нет интервью. То, что я хотела из него вытащить, я вытащить не смогла. Потом я поняла, что на том языке, какой мог бы меня устроить, Илья вообще не разговаривает.

А. К.: Ну, не только с тобой. В то время – со всеми. Такая вот защитная реакция у человека.

И. М.: У него в природе не было языка, который нес бы необходимую степень откровенности. Не штампы, не общие фразы, а манера общения, при помощи которой он обычно скрывал свою глубину.

А. К.: И ранимость…

И. М.: Не будем говорить о ранимости. Вот у него была такая форма общения, и изменить ее в этом интервью мне не удалось. В итоге у меня в Лондоне открылась язва желудка, и мы с Лагутенко тогда очень жестко расстались. Фотограф “Троллей” Кирилл Попов, с которым мы туда ездили, сказал мне: “Запомни – это последний раз, как ты увидела Лагутенко”. На что я ответила: “Все только начинается”.

После этого я вернулась домой и написала эту вступительную статью в “Beauty”. Ноющей язвой я понимала, что надо спасать материал. Понимала, что надо подать читателям Илью таким образом… Ту ничтожную часть откровенности, которую он мне выдал... Мне надо было ее как-то компенсировать своими дополнениями. Такой вот фокус-покус.

Поэтому к лондонскому интервью у меня было большое предисловие. После того как я переслала Илье это вступление по почте, у него мнение обо мне кардинально переменилось. А у нас тогда была договоренность, что он должен ответить на вопросы читателей журнала “Башня”. Но во время нашей первой встречи все это как-то повисло в воздухе. И когда Лагутенко прочел эту вводную часть, он мне написал письмо, что готов работать дальше. Я так понимаю, что мое предисловие его приятно удивило и тронуло. И мы сделали эти вопросы: он отвечал тинейджерам – читателям “Башни”, где я работала главным редактором.

Это и было началом нашего сближения… А потом мы стали общаться, а у меня все-таки по-прежнему существовало желание добить это интервью. Я понимала, что в Илье есть очень глубокий пласт, скрытый. Который он, может быть, даже не пытался выразить. И для того чтобы он захотел это сделать, ему нужны были доверительные отношения с человеком. И уровень, который он мог бы поддерживать. Я все-таки сделала это, пусть и не сразу. Через несколько месяцев в журнале “Playboy” вышло мое шестиполосное интервью с Лагутенко, которым я осталась абсолютно довольна.

А. К.: Я помню, как накануне презентации “Меамуров” ты напечатала в типографии роскошные папки для пресс-релизов, которые планировалось раздавать вместе с альбомом на пресс-конференции в ресторане “Желтое море”. Надпись на обратной стороне папки гласила: “1 сентября 2002 года в Москве, на Васильевском спуске состоится презентация нового альбома группы „Мумий Тролль“”. Как получилось, что концерт на Васильевском спуске не состоялся?

И. М.: Правительство Москвы умудрилось три раза запретить этот концерт. В августе 2002 года мы с группой “Мумий Тролль” находились в ЮАР, где выступали на открытии саммита ООН по устойчивому развитию Земли. И вот за десять дней до презентации “Меамуров” вдруг выясняется, что наш концерт отменили распоряжением Лужкова...

Дело в том, что когда мы собирались в ЮАР, Илья предчувствовал эту ситуацию. И он не хотел, чтобы я ехала. Хотел, чтобы я оставалась здесь. Но я мечтала поехать в Африку и заранее – за полгода – попросила Артема Троицкого устроить наше участие в этом мероприятии. И поездки этой давно ждала. Я очень хотела отдохнуть…

И вот мы прилетели, нас поселили в роскошном отеле. Мы надели купальники и плавки, легли на пляж, и в этот момент раздался звонок. Позвонил директор “Троллей” Сережа Козин, который сказал: “Ребята, все хорошо. Только концерта не будет”. Тогда Илья надел черные очки и лег загорать. А я начала, как львица, бегать по периметру бассейна.

А. К.: Он лег на спину или на живот?

И. М.: На спину. И закрыл глаза. Я бегала-бегала, он посмотрел на меня и сказал своим тихим, спокойным голосом: “Чего теперь бегать? Ложись, отдыхай”. Кто-то из музыкантов сказал: “Попробуй узнать, кто это сделал”. Я позвонила знакомым и спросила, кто стоит за этим приказом. Мне ответили: “Шевцова”.

И тогда к беседе подключился Троицкий: “Ляг, отдыхай. Бесполезно, это мэрия”. А я заорала: “Ни хуя! Не знаю никаких правил!” И стала звонить в Москву и узнавать, кто поможет мне устроить встречу с Шевцовой. Меня выручил мой приятель из Администрации Президента. Поэтому прямо с самолета – я только успела в душ, переодеться – схватила папку с публикациями и поехала к Людмиле Ивановне.

Мне устроили встречу с Шевцовой на пять минут. Она сидела в большом правительственном кабинете тридцатых годов. Рядом находился человек в наушниках и с магнитофоном. И весь наш разговор писался на две огромные бобины…

Я пришла с толстой папкой публикаций и сказала: “Вы отменили концерт Rammstein накануне… Но отменить „Мумий Тролль“ вам безболезненно не удастся. Потому что через пару дней у меня заявлена пресс-конференция, где будут присутствовать сто пятьдесят изданий. И если этот концерт будет отменен, я объясню журналистам, почему его отменили. Потому, что проплатили московскому правительству… Я даже знаю, какой именно иностранный бренд это сделал”.

Потому что у них в это время был концерт на Воробьевых горах. И им было невыгодно, чтобы мы работали где-то поблизости в этот день. Дело в том, что эти люди предлагали “Троллям” выступить на Воробьевых горах. Но я сказала, что у нас презентация и поэтому мы не можем. А они ответили: “Вы пожалеете об этом…” Ну вот такая история.

Тем не менее Шевцова оказалась человеком неординарным, сильным, умеющим брать на себя ответственность. Она созвала городское совещание – прямо при мне, не выходя из кабинета, по селектору. Она вызвала все московские службы, представителей Министерства культуры, милицию, пожарников. Они все приехали за пятнадцать минут.

За это время я рассказала ей про “Мумий Тролль” – естественно, она ничего не знала. Потом я начала жестко разговаривать с чиновниками. Помню, что кто-то из Министерства культуры сказал что-то вроде: “Вот еще! Не хватало, чтобы этот концерт совпал с Днем города! Соберутся непонятно кто, будут там пить пиво, колоться наркотиками, а мы тут должны за это отвечать”. На что я, разъяренная, ответила: “Так, минуточку… Я так понимаю, наша аудитория для вас – это шваль. Тот самый налогоплательщик, который платит вам зарплату... А что, если я озвучу эти ваши высказывания?” И Шевцова загасила эту дискуссию. Сказала: “Мы здесь собрались не спорить”.

Надо заметить, что я, еще находясь в ЮАР, просила Сережу Козина подготовить мне площадку, которая могла быть альтернативой. В какой-то момент я поняла, что Васильевский спуск нам не дадут. Потому что незадолго до этого они уже отменили там какой-то рок-концерт… Под предлогом того, что от музыки разрушается храм Василия Блаженного. И поэтому там в течение полугода вообще нельзя проводить концерты.