Через пару месяцев в Москву по делам приехал Макс Ландэ. Сели попить чай, поболтать о разном. Макс сказал, что книга получается очень странная. Что личность директора “Аквариума” в ней вообще не упоминается, а из моих текстов там осталась в лучшем случае половина. Мол, БГ решил всё переписать по-своему. “И на хера он тогда утверждал и редактировал тексты антологии? – недоумевал я. – Похоже, очень дурная история…”

Потом я вспомнил, как недавно мне прислали подстрочник красноярской пресс-конференции “Аквариума”. На вопрос про достоверность антологии Борис Борисович ответил, что эти тексты – гибрид правды и выдумок Кушнира. Я настолько охуел от подобной версии изложения событий, что решил сделать в своем сознании срочный аборт этой информации. Говоря попроще, delete.

Второй аборт я сделал, прочитав в одном из музыкальных журналов интервью с БГ, из которого узнал, что лидер “Аквариума” редактирует книгу о собственной группе, которую “уже месяца полтора пишет Леша Рыбин, гитарист группы „Кино“”. “Клёво-то как, – подумалось мне. – Как пел другой автор, „долгая память хуже, чем сифилис, – особенно в узком кругу“”.

…Когда издатель ознакомил меня с макетом “Снов о чем-то большем”, я ощутил, что мои худшие прогнозы сбылись. Все “острые углы”, которыми я гордился в антологии (равно как и демократизмом заказчика), из текста оказались убраны. Времена, как пел Боб Дилан, и вправду меняются…

Теперь “Сны о чем-то большем” напоминали бронзовый памятник “Аквариуму”. Полиграфия книги была на уровне, но тексты оказались какими-то политкорректными. Самолюбие грел лишь копирайт на последней странице – “Автор идеи – Александр Кушнир”. Я прекрасно понимал, что от самой идеи там осталось немного. Поэтому не сильно удивился, не обнаружив в дешевом издании книги упоминания про “автора идеи”. Наверное, во время верстки одна строка случайно рухнула.

Потом меня не пригласили на презентацию “Снов о чем-то большем” в Дом книги на Новом Арбате. Хозяин – барин. А хозяин ставил на книгах автографы и готовился отмечать пятидесятилетие большим концертом в Кремле. Я подошел к имениннику и искренне поздравил с выходом книги. Мне показалось, что в тот момент Борис Борисович общался с окружающей флорой и фауной как-то по инерции. Возможно, я ошибаюсь…

Но светлые полосы в жизни все-таки преобладают. Весной 2006 года люди, приближенные к студийным делам “Аквариума”, начали рассказывать удивительные вещи. Мол, впервые за много лет Гребенщиков записал необыкновенный альбом. Всем альбомам альбом. Называется “Беспечный русский бродяга”. Очень хотелось верить, что это правда. Поскольку в последнее время БГ, как мне казалось, страдал синдромом графомана – записывал в студии абсолютно все, что крутилось у него в голове. Когда я попытался с ним обсудить эту тему, он честно признался: “Да, это так. Потому что мне это интересно”. Let it be.

Буквально через несколько недель меня пригласили на закрытую презентацию “Бродяги” в небольшой клуб “Дума”. Я решил пойти – обещали акустический сет, состоящий из новых песен. Интересно.

…Начало акции впечатляло. На экранах крутился трансовый графический клип “Шумелка” – сразу возникло впечатление, что для “Аквариума” начался новый творческий этап. Неожиданно солнечный техно-саунд – из серии “охуенное круче лучшего”. Особенно меня впечатлили звучавший из динамиков реанимированный боевик “Скорбец” и приджазованная психоделическая композиция “Неизвестные факты из биографии Элвиса Пресли”. Это было похоже на очередной “аквариумовский” “White Album”. Лихая незакомплексованность сознания БГ, смешавшая все стили и жанры, – своеобразный вызов как “молодой шпане”, так и “легендам русского рока”. Это был реальный прорыв…

Как оказалось впоследствии, подобные бурные эмоции были не только у меня. Все бродили по “Думе”, впечатленные увиденным/услышанным. “Такое ощущение, что Гребенщикова снова запихали в шкаф из соловьевской „Черной розы“ и держали там продолжительное время на неизведанных доселе препаратах, – написал позднее в “Афише” Макс Семеляк. – Ощущение, что и говорить, приятное”.

…Очарование от праздника закончилось так же быстро, как и началось. Пресс-конференция в клубе “Дума” представляла попытку БГ не раздражаться в ответ на риторические вопросы неподготовленных журналистов. Иногда ему это удавалось. Сценария у конференции не было. Драматургии не было. Даже импровизации – извечного козыря вождя “Аквариума” – в тот день тоже не было.

“Ну что, Максим, будет Боря сегодня играть на гитаре?” – спросил я у стоявшего у стойки бара Ландэ. “Захочет – будет, – уверенно ответил директор “Аквариума”. – А не захочет – значит, не будет”.

Ответ боевого приятеля удовлетворил меня своей обстоятельностью. Как говорил Толкиен, у эльфов нельзя спрашивать совета. Они скажут: и да, и нет.

Ровно в этот момент Гребенщикову надоело экономить энергию и делать вид, будто он отвечает на вопросы. Музыкант бросил молящий взгляд на организаторов. “Гитару мне, гитару”, – читалось по диагонали в его любознательных зрачках. Но организаторы стояли к нему спиной, рассказывая друг другу какие-то бытовые веселости. Пауза в клубе провисла секунд на тридцать…

Я, может, слишком впечатлительный, но мне показалось, что в эти мгновения жанр “доверительной пресс-конференции” деградировал как класс. Ведь Гребенщиков не тот человек, который будет прерывать чужую беседу. На гитаре он так и не сыграл. И не спел. Жутко расстроившись “за страну” и за вопиющее несоответствие ожиданий результатам, я поплелся домой.

Буквально через пару недель мои дурацкие мысли прервал телефонный звонок Димы Диброва. Он в тот момент работал на РТР в культурологической программе “ПроСвет”. Боевое задание от главного антрополога страны звучало следующим образом: через неделю провести презентацию нового журнала “ПроСвет” – с участием Диброва и Гребенщикова, которые красовались на обложке первого номера. Я выслушал Диму и обрадовался. Семь дней – это куча времени. И мы сели на телефоны.

Менеджмент Диброва настаивал на проведении пресс-конференции на втором этаже клуба “Б2”. Я решительно возражал. Там в разгар будничного дня шумно, и вообще проходной двор. Но заказчик, как известно, всегда прав. В итоге они получили то, что хотели.

В жаркий июньский день кондиционеры работали вполсилы. У звукотехника не было батареек для микрофонов, и он побежал, спотыкаясь, на Тверскую – покупать “пальчики”. Дело было за несколько минут до начала. Порепетировать и скоординировать действия нам не удалось – по соседству с президиумом громко чавкали случайные посетители. Время было обеденное. Ничего, мы прорвались.

На презентацию мультиформатного издания приехало с добрый десяток телекамер. После моей вступительной речи микрофоном и вниманием прессы завладел супертандем Гребенщиков—Дибров. “В течение телевизионного сезона мы с Борисом всячески помогали тем людям и музыкантам, которые заслуживают уважения, но почему-то обделены вниманием большинства СМИ, – начал предвыборную речь популярный телеведущий. – Все это вылилось в журнал „ПроСвет“, созданный для того, чтобы люди, не подверженные влиянию Верки Сердючки и „Дискотеки Аварии“, смогли создать свой маленький остров света”.

“Кстати, когда вложенный в журнал DVD вставляешь в компьютер, через некоторое время все вокруг начинает светиться”, – мечтательным голосом произнес Гребенщиков.

Журналисты заулыбались. Дальше пресс-конференция пошла как по маслу. Когда Дибров начал рассуждать о позициях журнала на рынке, БГ прервал его монолог вдумчивой репликой: “Слово „позиция“ я воспринимаю только в контексте „Камасутры“”.

В ответ Дибров в полемическом азарте назвал своего партнера “гениальным”. “Сам гениальный”, – сурово отрезал Борис Борисович. Затем у Гребенщикова спросили о его радиопередаче на “Радио России” и об отношении к современным масс-медиа.

“Я считаю телевидение презренным, не достойным человека, – вмиг посерьезнел мэтр. – Я хочу смотреть программы, когда хочу, а не в перерывах между рекламными блоками. Вот Дима очень любит телевидение, а я очень давно уговариваю его бросить это дело. Вот сейчас доотговаривал до отпуска…”