— Не сверкает. — И тут Сережка как ткнет ногой в паутину, и все исчезло. Пропала радуга. Сбежал паучишка. А может быть, Сережка просто, раздавил его.

— Вот вам и радуга! Насмотрелись?

— Что ты наделал? — вскрикнула Олеся. Бобриков оттолкнул ее. Я ударил Сережку. Он попятился, зацепился ногами за корни дерева и упал. Я прыгнул на него и стал колотить. Сережка вывернулся и огрел меня по голове чем-то твердым. Когда нас растащили, мы уже еле дышали. Хмель помогал Сереге вытирать разбитый нос. Я на ощупь нашел на затылке у себя шишку размером с грецкий орех. Как мне теперь появиться домой с таким шишаком? Может быть, под волосами не заметят? Но у мамы есть привычка гладить меня по голове. Я, конечно, постараюсь увернуться от ее ласки. Только рано я успокоился. Олеся с близкого расстояния уже узрела мою шишку. Она тут же сломала тонкую ветку и начала хлестать Бобрикова и Хмеля, приговаривая: «Вот вам! Вот вам! Получите!» Хмель не разозлился, он увертывался и сквозь смех говорил: «А, меня за что?»

Сережка тоже отмахивался от ветки и, свирепея, говорил:

— Дура! Больно же! Перестань, говорят тебе!

Олеся отшвырнула хворостину и заплакала.

Сережка оправдывался:

— Вот чудачка, сама дерется и сама ревет. Вы же все видели, что она первая начала веткой нас лупить. Смотрите: даже осталась на руке полоса малиновая, а ревет, как будто ей досталось…

Серега и Хмель отошли в сторонку. Семка подошел к Сереге, усевшемуся на корявом, трухлявом пне и потиравшему ладонью разбитый нос. Гришка Хмель стоял поодаль у сосны, и ему было интересно узнать, о чем этот щуплый и, конечно, несильный Семка, думает, глядя на Сережку.

Семка молча покусывал верхнюю губу, часто моргая глазами, глядел на Серегу Бобрикова. Еще несколько минут назад Семка готов был наброситься на Серегу за погубленную радугу и раздавленного паучка, сейчас же он с болью и состраданием уставился на Бобрикова, не зная, чем помочь ему, чтобы утишить боль распухшего Серегиного носа. Постояв молча возле Бобрикова, Семка подошел к нему поближе, положил руку на его плечо, мягко и даже как-то по-дружески предложил:

— Серега, а ты ложись вот на ту полянку лицом вверх, кровь перестанет идти. Хочешь, я лопухов нарву, ты приложишь их к носу, и все пройдет.

— Уйди. — Серега резко отдернул плечо и сбросил Семкину руку. — Не приставай!

Гришка Хмель тоже приблизился. Ему жаль стало и Серегу и Семку.

— Чего ты на него? — спросил Гришка. — Он ведь без зла. Разве ты не видишь, что Семка чуть не плачет?

— Паука ему жалко, вот он и состроил печальную рожу, — буркнул Серега.

Мы находились рядом, и нам было видно все и кое-что слышно. Семка сел напротив Сереги на узловатые корни сосны, шишками торчащие на тропинке, и вновь уставился на Серегу. Олеся спросила у меня:

— Чего он у ног противника уселся?

Я не знал, что ей сказать. Об одном я подумал: «Не вздумал бы Семка мирить нас. От него, миролюбца, всего можно ожидать». Вдруг мы заметили, что Серега и Семка вскочили с мест и кинулись, как обезьяны, к двум огромным соснам и, цепляясь за сучки, быстро полезли вверх. Семка более ловко продвигался вперед (ну прямо как белка). Гришка Хмель наблюдал за ними снизу и хохотал.

— Чего это они? — спросила Олеся.

— С ума спятили, — сказал Вилен.

Мгновение — и Семка уже был на невероятной высоте. Серега забирался не с такой ловкостью и проворностью. Добравшись до вершины сосны, Семка торжествующе крикнул оттуда:

— Ну что, худосочный я, да?!

Серега находился чуть выше середины ствола сосны и, махнув безразлично рукой, стал спускаться вниз по сучкам. Но и тут Семка обогнал Серегу и спрыгнул на землю.

Хмель подошел к нему и пожал руку как победителю.

Серега, спустившись вниз, хмуро отошел в сторону.

Семка подскочил к нам, а Серега с Хмелем подались по дорожке к выходу из леса. Бобриков обернулся и показал нам кулак, тут же поддел ногой красную шляпку гриба мухомора и далеко ее зафутболил.

Семка, довольный своей победой лазания по деревьям, наспех рассказал нам, о чем они говорили с Бобриковым.

Сначала Семка упрекнул Сережку за радугу и паучишку, за что чуть было не схлопотал от него по шее, но дело кончилось тем, что Серега послал его подальше, обозвав «худосочным прихлебателем». И тогда Семка предложил скоростное лазание по деревьям и был доволен, что выиграл соревнование. Правда, в конце от Бобрикова он услышал несколько витиеватых слов, о которых Семка умолчал.

Настроение после столкновения с Бобриковым было у всех здорово подпорчено, и ни у кого уже не было желания бродить по лесу. Олеся предложила идти домой. Мы согласились с ней и тоже пошли на выход из леса. Только не той тропинкой, какой ушли Серега Бобриков и Гришка Хмель.

Все, ребята! Разве угадаешь, чем кончится день?

Если бы мы с папой не задержались с отъездом в Москву, глядишь — и схватки этой не произошло бы. Но ничего, фингальчик мой идет на убыль.

А. Костров.

Письма Андрея. Кострова, присланные с Украины, хранились в синей картонной папке, на которой Иван Гусев и Юрий Хлебников печатными буквами написали: «ПИСЬМА ДРУГА».

Синяя папка поочередно меняла свой адрес: то Юра был временным владельцем ее, то перекочевывала она к Ивану до следующего письма Андрея. Я благодарю своих юных друзей за то, что они сохранили тепло наших добрых отношений и по старой дружбе разрешают мне читать письма Андрея. Возможно, потому, что в письмах не было особых мальчишеских тайн, которые следовало свято хранить. Знакомя читателя с письмами Кострова, я это делаю с разрешения моих друзей.

С Иваном Гусевым я встретился у газетного киоска. Иван шел рядом с пожилым слесарем нашего ЖЭКа. В руках у Ивана был небольшой деревянный ящичек с отделениями для всевозможных инструментов и необходимых запчастей, которые могут потребоваться во время работы. Увидев меня, Иван заулыбался и тут же сообщил: «А в Москву Андрюха приезжает! Мы с Юркой от него письмо получили. Можно, я принесу вам его почитать?»

По выражению лица Ивана можно было догадаться, что приезда Андрея он ждал, как праздника.

Я вклиниваюсь в стройную последовательность писем лишь только для того, чтобы кратко рассказать о трехдневном пребывании Андрея в Москве. А дальше… дальше пусть снова будут письма…

…Телефонный звонок заставил Ивана вздрогнуть. Это был звонок Андрея. Иван ждал его с самого утра.

Ему так хотелось увидеть своего лучшего друга, увидеть, как изменился он за эти два месяца разлуки. И поболтать ему хотелось от души. Много накопилось за это время. Иван очень ценил душевную отзывчивость друга и был всегда готов доказать Андрею свою дружескую преданность. В душе он надеялся, что когда-нибудь все же представится такой случай.

— А где же вы остановились? — почти кричал в трубку Иван. — А почему в гостинице? Ехали бы сразу к нам!.. Юрка уже звонил мне, спрашивал, нет ли каких новостей о тебе? Готовится к встрече. Ты же вчера приехал, почему сразу не позвонил? А я ждал. Ну да ладно, встретимся, тогда расскажешь. Приезжай прямо ко мне.

Положив трубку, Иван окинул комнату беглым взглядом. Все прибрано, и гостя не стыдно встретить. Сел на стул. Напротив, на стене, висел увеличенный портрет отца в рамке, обвитой небольшими восковыми цветами. Задумался… Вспомнил тот день, когда к ним в дом пришло большое горе… Произошла автомобильная катастрофа, в которой погиб отец Ивана, Егор Матвеевич Гусев. Беда обрушилась на их маленькую семью неожиданно и беспощадно.

Узнав о несчастье, первым в дом Гусевых прибежал Андрей. Он не хотел, чтобы Иван и Ольга Ефремовна оставались с горем наедине. До поздней ночи тогда они пробыли вместе. Уходя, Андрей сказал: «Иван, ты приходи ко мне почаще. Дома у нас все будут рады тебе. Ведь ты это знаешь».