«Мне надо отсюда выбираться. При задержке, хотя бы на полчаса, я могу остаться лежать навсегда». Ульянов начал медленно выбираться из-под завала, но дело шло медленно и туго. Зрение обрело прежнюю четкость. Мелкие снежинки непродолжительное время свободно висели в ветровых потоках, пересекающихся между собою, опускаясь, а порою, и поднимаясь вверх, но, после, они неизменно опускались и ложились на своих соседок, которые густым, толстым слоем покрыли и сгладили все выступающие неровности заброшенного карьера. Метровый слой известки, земли и снега нависшего над Ульяновым, освободившегося из-под своего невольного укрытия, неожиданно пришел в движение и с шумом и треском заскользил вниз, увлекая за собою и Александра. Он при падении получил сильнейший удар от ударившей его известковой глыбы с дальнейшей потерей сознания, которое и до этого эпизода было не полностью восстановлено.
От рабочего поселка и до карьера, где происходили описанные события, было не более двух километров. В домике, в котором проживала Екатерина Филипповна, вместе с племянницей Настенькой, отчетливо были слышны и выстрелы, и приглушенные разрывы гранат. «Неужели снова кого-то расстреливают. Вроде бы прошли лихие времена» – подумала она. Пожилая женщина, когда была совсем юной девушкой, в двадцатых годах служила сестрой милосердия в одном из красноармейских отрядов и, естественно, она не только слышала, но и видела, как падают люди от пуль и разрывов снарядов. «Почему стреляют у нас в карьере? Слава Богу, у нас на дворе не годы гражданской войны», – размышляла она над приглушенными звуками, доносившимися до них. Случилось нечто трагическое и необычное. Екатерина Филипповна не могла оставаться спокойной к происходящим событиям. Она хорошо поняла и усвоила для себя истину: в земном мире ничего случайного не бывает, и быть не может. «Все происходящие события, как в целом мире, так и в любой, отдельно взятой местности и в семьях, незнакомых друг с другом, теснейшим образом обязательно связаны и переплетены между собою. Нам, порою, происходящее неизвестно, но может быть для нас неизвестность к лучшему, чтобы мы не могли зря расходовать нервные силы и энергию. Люди, познавшие и испытавшие горести, страдания и смерти близких и страшные, хронические заболевания, поражающиеся их родных, задумываются о связи их страданий с другими, казалось бы, вовсе случайными событиями. Наиболее опытные из них, отчетливо и ясно понимают вселенскую связь событий и явлений».
Было темно, когда Екатерина Филипповна и Настенька направились к местам, где часа два тому назад раздавались выстрелы. Выпавший по щиколотку молодой снег смягчал и сглаживал все неровности дороги, ведущей к карьеру, но одновременно и затруднял их продвижение вперед. Дорога была хорошо знакома, так как местные часто ходили в карьер, собирая доски, остатки высохших деревьев и прочий древесный хлам, использовавшийся в качестве топлива для обогрева домов.
– А зачем нам понадобились санки, тетя Катя? Снега совсем мало, везти будет тяжело.
– Это Настенька для людей, которые могут нам случайно встретиться и будут любопытствовать у нас: что вы здесь делаете в позднее время? А мы им покажем на наши саночки, и тогда любопытным станет ясно: мы за деревянными ящиками для нашей печки собрались. Но, на самом деле, дорогая Настенька, я всем сердцем чувствую, что они нам могут пригодиться. Мало ли кто там может оказаться в беде и ему потребуется наша с тобой помощь. А, если и никого в старом карьере не окажется, тогда мы найдем и погрузим на санки каких- либо досок. Мы с тобою не только прогуляемся перед сном, но и топливо для нашей печки добудем.
Незаметно для себя, рассуждая о необходимых житейских нуждах и как лучше с ними справится, Екатерина Филипповна и Настя подошли к месту, где обычно чистая и протоптанная многочисленными походами местных жителей дорога, сейчас была завалена различными кусками породы, глины и земли и они в хаотическом беспорядке смешались вместе.
– Настенька! Кажется, мы пришли и попали туда, куда и хотели. Давай внимательно и не торопясь осмотримся. Может кто-то из людей попал под завал? В нашем карьере всякое бывало. Смотри внимательно кругом и, самое главное, сейчас, надо слушать. Может кто-либо из заваленных и подает нам звуки?
Снег, к ночному времени прекратился. Стены карьера, большей частью покрытые снежным покровом, давали тусклый, но достаточно видимый свет, который давал возможность осмотреться вокруг. Стояла удивительная тишина, какая бывает в отдаленной деревушке, которую не постигли и не настигли блага городской цивилизации. Неясный, но отчетливо слышимый стон раздался рядом сбоку завала.
– Кто-то там все же есть, – рассудила Екатерина Филипповна. – Ты, доченька, не робей, а делай то, что я буду делать. Для начала откинем большую глыбу, она нам все последующие обломки закрывает.
Тяжеленная известковая глыба, с большим трудом, но совместными усилиями была откинута в сторону и дальше дело пошло быстрее. Стоны неизвестного человека, по голосу напоминающий мужской, по мере спасательной операции, становились все более отчетливыми и близкими.
– Сейчас, Настенька, нам с тобою надо действовать аккуратнее и, главное, быстрее. Давай откинем в сторону следующую глыбочку. Умница. Хорошо. На очереди следующая и мы дружно возьмемся за нее. Минут через десять Александр, полностью освобожденный от всех нагромождений, которые были на нем, попал в надежные руки спасительниц. Он был без сознания и. временами, из его поднимающейся и опускающейся груди, указывающей, что он жив, раздавался протяжный, хриплый стон. Вся одежда, сапоги и лицо были покрыты кровью и толстым слоем извести и земли. Кровоточащие раны раненного человека были разбросаны по всему телу. Часть повреждений покрылась слегка затвердевшей кровяной коркой, а из других – медленными струйками вытекала кровь. Взглянув на лицо Ульянова, Екатерина Филипповна чудом устояла на своих, правда, пожилых, но крепких для ее возраста, ногах. Для удивления имелись все основания. Перед нею лежал в промерзшем, холодном карьере ее единственный и незабываемый сын Иван, которого привезли домой из армии после тяжелых ранений, посчитав его безнадежным и неизлечимым. Но все нахлынувшие и захлестнувшие ее целиком чувства любви и жалости к сыну, появившиеся у Екатерины Филипповны перед видом несчастного, молодого человека, через короткий промежуток времени, сменились ее четкими и ясными указаниями.
– Надо Настенька нам с тобою поторопиться. Может быть, мы его и вытащим, но нам надо спешить. Бери его за ноги и так, аккуратненько, кладем на санки. Ну, а теперь, вперед.
Обе женщины поспешили обратно, с трудом передвигаясь по рыхлому снегу. Узкие полозья саней местами касались каменистой поверхности дороги, и тогда им приходилось прикладывать большие усилия, чтобы пройти трудный, неподходящий для санок отрезок пути. Но и останавливаться им для отдыха, на короткое время, тоже было рискованным делом из-за состояния раненого. Его стоны, по мере продвижения вперед, становились все реже и короче, а бледное, осунувшееся лицо иногда пронизывали страдальческие гримасы боли. Была пройдена большая часть пути, как будто осталось совсем немного до спасительного крова, но Настенька полностью выбилась из сил.
– Все! Больше не могу. Сейчас сердце у меня выскочит из груди. Тетя Катя! Делай со мной, что хочешь, но, я пока, дальше не могу идти.
– Хорошо, Настюша. Отдохнем минут пять и вперед. Мы с тобою дома отдохнем. Там у нас времени будет предостаточно. Бедненькая ты моя. И зачем нам с тобою страдания, которые мы сейчас испытываем?
– Дорогая сестра, испытания требуется всем нам для очищения наших душ от всей телесной, ненужной скверны и, прежде всего от гордыни, которая незаметно оседала и оседает на нашей душе в течение прожитых лет. Вы все думаете, что гордыня к вам не имеет никакого отношения. Мы, дескать, безгрешны. Нет, дорогие мои, кто так говорит, тот сильно ошибается. Все испытания и, тем, более, страдания, выпавшие нам, идут нам во благо.
