Тут-то я и сообразил, почему в Туле металлисты так резво «поднимались»: сырье недорогое (если бесплатно мужики его копают за еду), а товар получается сильно денежный. Особенно денежный если его казна массово скупает, особо денег не считая — так что потенциальный мой конкурент на ширпотреб и не смотрел даже, типа пусть хранцузы какие-нибудь сковородками барыжат. Ну а мне с казной общаться вообще не в масть, я лучше с французами поконкурирую, с большим успехом естественно.
И с соседями пообщаюсь вдумчиво.
Соседи у меня были почти все как на подбор. С учетом относительной близости Первой столицы с ее соблазнами, в деревнях — в смысле по поместьям — в основном старики жили, вся молодежь валила в места «более культурные». И более денежные главное: средний доход с поместья редко превышал пару сотен рубликов в год — а в Первопрестольной человек, грамоте обученный, уже мог рассчитывать на сумму вдвое большую. И даже в Туле человек ученый, причем работая по полдня, мог эту же пару сотен поднять не бегая целыми днями по полям за мужиками, да и в плане развлечений…
Хотя как раз в плане развлечений Тула вообще не котировалась, там даже захудалой газетки местной не было, а из Москвы газеты приходили недели через две (а уж из Петербурга и месячной давности газетка шла за свежачок). Так что народ развлекался как мог — а мог он довольно однообразно. В каждом (на самом деле в каждом) поместье имелась своя музыкальная группа, исполняющая чуть ли не ежевечернее нынешние шлягеры, в довольно многих поместьях и свои театральные труппы были. Небольшие, человек от пяти-шести до десяти, однако с их репертуаром я бы уже через неделю из поместья убежал — так что оставались там или уж совсем старики, или те, кто ни к какому реальному делу был вообще непригоден. И практически все в поместьях пили, то есть Свиньин исключением отнюдь не был. Собственно, поэтому — в значительной степени в том числе и поэтому — и доходность поместий не радовала.
И поэтому же условия моей сделки со старушкой Сорокиной заинтересовали многих местных помещиков. Очень заинтересовали, так что мне вскоре предлагали поместья на подобных условиях купить уже по ценам от пятидесяти до сорока рублей за душу (у Сорокиной я по семьдесят ее мужиков купил). Но мне много не надо, так что до конца года я взял всего лишь с дюжину поместий, и «мои» владения протянулись от речки со смешным названием Лошучка на севере и до речки Мизгея на юге. Сорок пять верст от края до края, правда в ширину гораздо меньше, пять верст в самом широком месте. Появилась у меня мысль и в ширину «свою» полоску растянуть, но это как-нибудь потом, все же я и за уже купленное еще минимум год расплачиваться буду: оказывается сотня тысяч рублей — это совсем немного, но репутацию я себе уже создал и помещики по большей части согласились деньги получить не все сразу, а с рассрочкой на год или даже два…
Интерлюдия
В которой, как и положено, посторонние люди обсуждают какие-то события, прямого отношения к которым они не имеют, и принимают решения, никакого влияния на действия Героя не оказывающие.
В кабинете уже больше получаса царило молчание. Наконец Николай отложил папку, встал, подошел к окну и молча некоторое время разглядывал что-то снаружи. Затем повернулся, подошел обратно к столу и наконец нарушил молчание:
— Я так понимаю, что этого подполковника пока не нашли? Впрочем, это неважно. Почему он приказал вызвать именно тебя?
— Теряюсь в догадках. Возможно он знал о наших дружеских отношениях…
— Может быть, но и это не очень важно. Однако я совершенно не понимаю, как он это сделал. Он же был один?
— Да, это подтвердили и слуги, и поручик Ростовцев, и другие. По словам дворецкого, ему на всё потребовалось меньше минуты.
— Что-то необычное нашли?
— В комнате — нет. Разве что вот эту непонятную безделушку, — Александр Христофорович положил на стол маленький медный цилиндрик. — Тут на дне надпись, которую римляне на могилах писали, но какой в этом смысл… Да и числа… Может быть, это что-то из масонской символики, может знак какой оставшимся…
— Вряд ли что знак, ведь его, если тут верно написано — Николай указал рукой на папку с материалами расследования — едва нашли, да и то на второй день случайно совсем, когда пол мыть стали. А вот как…
— Я попросил доктора Буяльского из медицинской академии и профессора Мухина — он на похороны сюда приехал — сделать вскрытие нескольких тел. По их уверению внутри тел случились взрывы небольших бомб, но ожогов, как было бы в случае бомб пороховых, нет. Однако имеются разлетевшиеся осколки, из чего можно заключить что бомбы сии были сделаны из меди. И по выводам доктора Буяльского получается, что бомбы были весьма небольшими: входные отверстия в телах не более четырех линий…
— Поэтому его и необходимо найти, любой ценой найти. Думаю, нужно особо предупредить всех, в поисках участвующих: этот моряк не должен хоть сколь-либо пострадать. Ведь если подобную бомбу сделать хотя бы в два-три дюйма…
— Почему моряк?
— Ах да, ты же с английским не в ладах. У этого французского канадца фамилия же английская, Фендер, то есть «кранец», судовая принадлежность такая, спасающая судно от удара о причал — Николай, как бы уточняя, опустил взгляд на лежащую на столе бумагу. — Не ищи его, Александр Христофорович, случись что — он сам придет, — внезапно охрипшим голосом вдруг произнес он, отменяя свое принятое минуту назад решение.
— Почему ты так уверен?
— Он подписал письмо как де Фендер, и слитно, практически в одно слово. На языке британцев defender — Защитник. И он сам знает, когда, кого и от чего защищать…
Поворот
Это такое место в произведении, где ситуация вокруг героя поворачивается, после чего Герою приходится все делать через за… иначе.
Пятнадцать поместий — это больше тысячи взрослых крестьянских душ. А каждая среднестатистическая крестьянская «душа» — это мужик, соответствующая мужику баба и примерно трое детей. На самом деле детей было больше, просто далеко не все из них доживут до получения статуса «взрослой души», но это дело вообще-то непредсказуемое. Однако из двух с небольшим тысяч детей около тысячи вполне себе достигли обучабельного возраста, а мне обученные специалисты очень нужны. Ну да, не сразу они станут хоть какими-то специалистами, да и не все — но вкладываться в их обучение для меня казалось делом вполне себе перспективным, так что половина выпуска Тульской мужской гимназии двадцать первого года временно переселилась в купленные мною деревеньки. И больше половины выпуска двадцать второго года тоже.
Условия для них были в целом неплохие: контракт на два года, предоставляется «барское» жилье, питание разнообразное и сбалансированное по витаминам и минералам, бричка с коником (и извозчиком) на весь срок контракта, а по окончании — единоразовая выплата в сумме двести сорок рублей. Это не считая ежемесячного оклада жалования в пятнадцать рубликов. Серебром.
Жильё для учителей ударными темпами строили четыре созданных мною артели, причем жилье «повышенной комфортности». По нынешним временам — ну очень «повышенной»: землебитная (но оштукатуренная) избушка восемь на восемь метров, теплый сортир с унитазом (чугунным: какой смог, такой и сделал), горячая вода из дровяной колонки. И холодная из крана: вообще-то насос с ветряком в стиле «американского дикого запада» с водонапорной башней ставился в деревнях чтобы у крестьян всяких дизентерий с холерами поменьше было, но пока самодельных труб едва хватало протянуть одну от башни до домика учителя.
Пока хватало: трубы у меня были уже стальные, и я их, можно сказать, сам делал. А можно и не говорить: трубы мне ковали семеро деревенских кузнецов, которых я собрал со всех деревень в Павловке. Именно ковали: сначала делали из слитка стали лист, затем его превращали в трубу и помощью кузнечной сварки. Трубы получались короткими, метра два длиной — а ни инструмента для нарезки на них резьбы не было, ни муфт соединительных, так что сделать из них водопровод было тем еще квестом. Но мужики как-то справлялись — а краны они в Туле самоварные покупали.
