Глаза друга едва не полезли на лоб, но собой адмирал владел вполне сносно, и поэтому быстро справился с излишним удивлением.
– Почему ты сразу не сказал? Мне… очень жаль.
Тейвон вновь уставился на серо-коричневый двор, такой убогий под затянутым тучами небом. Еще никогда весна не казалась ему такой грязной и ничтожной. Все его чувства сейчас были такими же – какие-то замызганные, скукожившиеся, умирающие, никчемные…
– Ты любил ее? – Престон знал, что теперь можно спросить. Тейвон знал, что можно ответить.
– Наверное.
– А она тебя?
– Она хотела быть королевой, – Выдохнул Тейвон, – И смогла бы, а для этого не обязательно любить короля. Но она любила, иначе бы не возвращалась снова и снова, когда я оставлял все ее вопросы без ответа и уходил.
Престон не проронил больше ни слова, словно исчезнув, а Тейвон будто бы поверил, что остался один. Он и сам не заметил, как прижался лбом к холодному стеклу, думая о ней.
Если Ингерда и не была особенной, то она как минимум выделялась среди остальных девиц. В ней было что-то, что Тейвон разглядел кроме нее только в Реморе – какая-то сила, несвойственные даме мысли, решительность.
Если бы у Кирации появилась королева, ей могла бы быть только Ингерда…
Но он медлил, думал, что у них еще есть время, не хотел что-то менять. Обыкновенный слабак, каким он стал со дня смерти отца.
Тейвон закрыл глаза, прикасаясь пальцами к стеклу. Холод слегка покалывал кожу, а воспоминания возвращались, похожие на смазанные чьей-то неосторожной рукой картины.
Тейвон хотел бы отчетливо помнить, что стояло в тот день на столе, что лежало на полу, завял ли цветок в вазе, но все это ускользнуло от его внимания тогда, а потому и не открылось сейчас. Он видел то же самое, что и в тот день – свою спальню, утопающую во мраке, с которым сражалась лишь одна свеча на туалетном столике, закрытые шторы, смятые простыни и ее…
Она не спала, но зачем-то делала вид – закрыла глаза, ровно дышала, не шевелилась. Длинные ресницы практически лежали на ее щеках, темные волосы разметались по белоснежной подушке, а тонкая простыня почти не укрывала обнаженное тело.
Опершись на локоть, Тейвон повернулся к ней, и ресницы Ингерды тут же взмыли вверх.
– Почему не спишь? – Тонкая рука обняла его за плечо и притянула к себе.
– Ты тоже не спишь, – Заметил он.
Тейвон лег рядом, их носы почти соприкасались, а светлые пряди его волос смешались с ее темными. Ингерда переплела его пальцы со своими и накрыла его губы медленным поцелуем, а потом, не размыкая объятий, прижалась щекой к его груди. Тянулись минуты, они молчали, но все еще не спали. В комнате пахло вином и чем-то пьяняще-сладким, а мир за окном словно застыл в одном мгновении – ни скрипа, ни ветерка, ни шороха. Король не знал, сколько времени осталось до рассвета, но спешить им было некуда.
– Так странно… – Ни с того ни с сего заговорила Ингерда, – Я ни разу не слышала, чтобы два ветувьяра любили друг друга. До нас.
– Может, и любили, – Усомнился Тейвон, – Просто скрывали.
– Зачем?
– Возможно, от своих же ветувьяров. Что далеко ходить – всем известно, что Мерелинда меня ненавидит.
– И не только тебя, – Темные глаза Ингерды уставились ему прямо в душу, – Джеррета тоже. Потому что она пустоголовая трусиха.
– Просто вы с ней очень разные…
– Она слабая, – Оборвала его девушка, – Иногда мне стыдно, что у меня такой ветувьяр. Чем я ее заслужила?
Если Тейвон и хотел что-то сказать, то слова эти так и остались мыслями, утонувшими в предрассветной полутьме. А Ингерда смотрела в потолок и вдохновенно о чем-то размышляла.
– Мы знаем, что если один из родителей был ветувьяром, то этот дар передается и ребенку, – Тихо заговорила она, – Но что если ветувьяры – оба?
– Вряд ли в нем будет четыре личности, – Попытался отшутиться Тейвон.
Ингерда не смеялась. Она была предельно серьезна, так серьезна, что приподнялась на локтях и заглянула Тейвону в глаза, не давая ему увильнуть от ответа.
Эти мысли давно поселились в ее голове, и он не знал, как девушку от них отвадить. Ему нравилось быть с Ингердой, нравились ее руки, волосы, лицо, фигура. Нравилась она сама, но к чему-то большему он был не готов.
Наверное, такая нерешительность могла оказаться для короля роковой, но Тейвон ничего не мог с собой поделать. О женитьбе, а тем более о детях он даже не думал, лишь знал, что когда-то настанет день, когда придется искать наследника. Тогда, быть может, он вспомнит об этом разговоре, но пока все это казалось таким далеким и неважным…
– Я не думаю, что нам уже пора об этом думать, – Тейвон нежно взял Ингерду за запястье, – Тем более, пока по земле рыскают камарилы.
– Они были всегда. И будут. – Твердо заявила она, – Что было бы с ветувьярами, не останьтесь у вашего отца вы с Реморой?
– Только ты. Одна ты, – Кивнул Тейвон, – Но что ты предлагаешь? Родить десятерых?
– Нет, я предлагаю тебе перестать видеть во мне лишь развлечение. За восемь лет ты мог разглядеть что-то еще. Не игрушку, а королеву.
Он не помнил, ответил ли что-то на эти слова, но догонять ее не стал. Ингерда всегда уходила так же быстро, как и появлялась, и в тот момент Тейвон думал, что в этом их разговоре нет ничего примечательного.
После того, как она ушла, задув за собой свечу, он уснул, а на следующий день пришло письмо от Престона, и короля Тейвона сменил адмирал Джеррет. Прошло восемь месяцев для Джера и два дня для него, но та ночь почти забылась.
А ничем не примечательный разговор оказался последним.
*
Под каменными сводами монастыря умильно журчал фонтанчик, украшающий небольшой внутренний садик. Сквозь серые зубчатые стены проглядывало дымчато-блеклое небо и просачивался промозглый, колючий от неприятной измороси ветер.
Тейвон пожалел, что не надел что-нибудь потеплее любимого камзола, и потер озябшие руки.
– Простынешь, – Посулил устроившийся на краю фонтана Эйден, – Накинул бы хоть плащ…
– Обойдусь, – Бросил Тейвон, прислушиваясь к шагам, что раздались из глубины монастыря.
– Идет что ли? – Эйден поспешно вскочил на ноги, поправляя легкие доспехи и темно-серый плащ за спиной.
– Похоже на то.
Геллиус не стал обременять себя свитой, хотя главе ордена полагались и помощники и, какая-никакая, стража. Он медленно спустился в садик и заговорил, только поравнявшись с Тейвоном.
– Ваше Величество, – Поздоровался он, склонив голову, – Граф Интлер.
Как и положено, Тейвон приложился губами к протянутой холодной руке, после чего то же самое сделал Эйден.
Тейвон помнил Геллиуса с самого раннего детства, он учил их с Реморой не только богословию, но и основам ветувьярского естества, особым правилам и законам, чуждым простым людям и обязательным для потомков королевы Этиды. И все эти годы глава ордена Двух Лиц, кажется, лишенный всего земного и человеческого, удивительным образом не менялся, заставляя думать, что время над ним не властно.
Но сейчас Тейвон посмотрел на своего давнего наставника и понял, что тот наконец-то начал стареть – на бледном лице, похожем на гипсовую статую, появились тонкие морщины, под ясными, но бесцветными глазами пролегли круги, а сухощавое тело под бесформенным черным одеянием стало еще тоньше.
И все же больше сорока ему ни за что не дашь – даже снежно-белые волосы не собьют с толку – хотя по подсчетам Тейвона ему должно быть около восьмидесяти. Видимо, богоугодный образ жизни способен и не на такое…
– Как долго вы еще здесь пробудете? – Поинтересовался Тейвон.
– Не думаю, что больше недели, – Геллиус сцепил тонкие пальцы в замок и медленно двинулся по саду, – Здешний монастырь прекрасен, но я привязан к острову и не могу долго оставаться на большой земле.
– В нашем с Реморой детстве было иначе.
– Тогда я был не в пример моложе, – Пожал плечами странный человек, лишенный возраста, но при этом говорящий о нем, – Вы хотели поговорить об убийстве?
