Так, еще в 1714 г., сразу же по восшествии на британский престол Георга I Ганновера, на имя нового монарха поступил любопытный документ — «Адрес одной сотни и двух главных наследников и глав кланов Горной Страны в Шотландии…», — в котором подписанты заверяли суверена в своей верности и поздравляли с занятием королевского трона[650]. При этом среди перечисленных в адресе вождей были и выступившие затем против Короны и в 1715–1716, и в 1719, и в 1745–1746 гг.
Можно, конечно, с полным основанием усомниться в подлинности «Адреса», по аналогии с подобным поддельным письмом, якобы составленным вождями Хайленда и адресованным будущему руководителю восстания якобитов в 1715–1716 гг. графу Мару, чтобы он передал его королю (граф, вероятно, надеялся таким оригинальным образом сохранить пошатнувшееся доверие Короны, которое в отношении этого «посредника» из-за «порочащих» связей с двором Стюартов в изгнании к 1715 г. практически полностью было исчерпано)[651].
Однако в данном случае симптоматичен сам факт появления подобных писем и адресов, отражавший не только желание отдельных представителей элиты Горной Шотландии выступить в роли посредников между Лондоном и его шотландской гэльской окраиной, но и готовность властей к сотрудничеству подобного рода.
Практическое значение дискуссии по проблеме феодально-клановых отношений в Горной Стране после Великого мятежа 1715–1716 гг., когда пенсионные стратегии Вильгельма Оранского и Анны Стюарт по укреплению лояльности протестантскому престолонаследию в крае потерпели полный провал, и вплоть до начала последнего вооруженного выступления якобитов в 1745–1746 гг. приобрели в форме споров, проектов и попыток учреждения для графств Хайленда новых лорд-лейтенантств.
Близкие по форме и содержанию к его политической арифметике в той же мере, что и рекомендации графа Брэдалбейна, графа Кромэрти или Эллэна Кэмерона из Лохила, эти комментарии тем не менее наглядно отражают новый этап в истории статистического анализа решения «Хайлендской проблемы» (рапорты и мемориалы «шотландских» чинов) — между весьма ограниченными и малоинформативными сведениями о военно-политическом потенциале пенсионариев в Горном Крае в 1689–1715 гг. (местные информаторы, пытавшиеся вести двойную игру) и развернутым цензом социально-экономических, политических и культурных реалий мятежной гэльской окраины после окончательного разгрома «армии горцев» под Каллоденом 16 апреля 1746 г. (официальные чины и агенты британских властей).
Мятежные события 1715–1716 гг., казалось, действительно явили Лондону широкие возможности практического подхода к политической арифметике Хайленда, открывавшиеся благодаря вооруженной поддержке вождей и магнатов Горной Страны.
К северу от Инвернесса находились владения таких признанных сторонников новой династии, как Джон Сазерленд, 15-й граф Сазерленд, Джордж МакКэй, 3-й лорд Рэй, вождь клана МакКэй, сэр Роберт Манро из Фоулиса, вождь клана Манро, представленный своим сыном, полковником Джорджем Манро из Калкейрна, Уильям Росс, 12-й граф Росс. Юго-восточнее Инвернесса влиятельны были Гранты (вождь клана — Людовик Грант), Форбсы из Каллодена (до 1734 г. лэрдом[652] из Каллодена был Джон, после — его родной брат Данкан) и Роузы, ведомые Хью Роузом из Килрэвока[653]. Западнее Инвернесса располагались земли Фрэзеров, в ноябре 1715 г. перешедших на сторону Ганноверов вслед за вернувшимся из изгнания вождем клана Саймоном Фрэзером, 11-м лордом Ловэтом[654]. В южном Хайленде располагались обширные владения Джона Кэмпбелла, 2-го герцога Аргайла[655].
Уже 19 августа 1715 г. в «Лондонской газете» было опубликовано назначение графа Сазерленда лорд-лейтенантом графств Росс и Кромэрти, Морей, Нэйрн, Кейтнесс и Сазерленд. В тот же день стало известно о назначении лорд-лейтенантом для Банффшира и Инвернессшира бригадира Людовика Гранта (клан возглавляли его братья, капитан Джордж Грант и полковник Уильям Грант). Полковник Манро из Фоулиса был назначен комендантом Инвернесса[656]. Герцог Аргайл, как известно, во время восстания возглавлял в Шотландии королевскую армию (до февраля 1716 г.). Оставалось подобрать верную формулу политического расчета степени лояльности горцев властям, чтобы превратить эти возможности в явные преимущества.
Освобождение Инвернесса и нарушение сообщения между якобитами на севере Шотландии, а также отпор, данный армией Георга I Ганновера сторонникам Стюартов в 1715–1716 гг. на юге Северной Британии, наконец, участие в разоружении кланов весной 1716 г. со всей очевидностью продемонстрировали правительству выгоды военного сотрудничества с вождями и магнатами Горной Страны[657].
В представленном «старшему Претенденту» и графу Мару списке враждебных их рискованному предприятию кланов значились: «граф Сазерленд и 800 его вассалов; Грант, 700; Фрэзеры, 500; Россы и Манро, 200; МакКэи, 300; итого 2500; которые, вероятно, не испытывают недостатка в оружии…»[658] Джон Бэйнс, автор исследования о восстании якобитов в 1715–1716 гг., приводит не менее внушительные цифры: на 5 октября 1715 г. сторонники Ганноверов на севере Хайленда насчитывали 200 МакКэев, 900 человек графа Сазерленда, 300 Манро и 180 Россов, еще 120 приверженцев Форбсов из Каллодена и Роузов из Килрэвока[659]. Последние, по некоторым данным, вскоре увеличились до 200 (от Форбсов из Каллодена) и 300 (от Роузов из Килрэвока) человек[660]. Даже если предположить, что ополчение, собранное Форбсом из Каллодена в 1715 г., так же как в 1689 г., в боевой выучке заметно уступало своим оппонентам, то, во всяком случае, в отношении остальных дело обстояло совершенно иначе[661].
При этом эффективность выставленных союзными правительству вождями и магнатами ополчений определялась прежде всего особенностями их набора в Горной Стране: в отряды лорд-лейтенантов здесь шли, конечно, под давлением арендных обязательств и принуждению закона, как и во всем Соединенном Королевстве. В Англии, например, накануне вторжения якобитов из Шотландии некий сквайр Торрингтон собрал и вооружил 70 человек из числа своих арендаторов; лорд Молтон сформировал роту из своих слуг и зависимых людей; владельцы шелкоткацких мануфактур, преимущественно французы-гугеноты, давно жившие в Англии, выделили для королевской службы 2011 человек из числа своих работников, слуг и других зависимых людей[662].
Однако в Горном Крае эти обстоятельства многократно усиливались, как считалось (и иногда подтверждалось), феодальным правом магнатов на вассальную службу за счет военных держаний и клановым родством милиционеров и возглавлявших их командиров[663]. Власть здесь, как утверждали многие комментаторы, по-прежнему была главным образом властью вождей кланов, а право — их наследственной юрисдикцией: «Число способных носить оружие в Горной Стране… составляет примерно 22000 человек, из которых около 10000 — вассалы преданных правительству Вашего Величества предводителей; большая часть из оставшихся 12000 [горцев] участвовали в восстании против Вашего Величества и готовы, когда бы к этому ни побудили их предводители или вожди, совершать новые беспорядки и браться за оружие в поддержку Претендента [на британский престол из изгнанных Стюартов]…»[664]
