В критике первые попытки рассмотреть «Онегина» с точки зрения «высокой поэтической простоты» предприняли представители философского направления.

В кратком разборе только что вышедшей второй главы «Евгения Онегина» (1826) молодой поэт и критик Веневитинов ставил в заслугу Пушкину, что характер Онегина далек от «байронизма», идеи гордого разрыва с человечеством там нет, напротив, он взят из русской жизни и «развит оригинально». Веневитинов был едва ли не первым, кто расценил пушкинский роман в стихах как громадный шаг поэта вперед.

Киреевский образа Онегина не понял. В статье «Нечто о характере поэзии Пушкина» (1828) он утверждал, будто характер Онегина романтический, навеянный байроновским Чайльд-Гарольдом. Но остальные образы романа, картины столичной и деревенской жизни вызывали у него восторг. В целом же Киреевский, как и Веневитинов, был убежден, что с «Евгением Онегиным» стало очевидно «превосходство последних произведений Пушкина над прежними». Рассмотрев творческий путь поэта, Киреевский пришел к выводу, что в «Цыганах» и «Онегине» Пушкин достиг совершенной связи с действительностью, овладел национальным мировоззрением.

Пушкин, чтобы обозначить свой творческий метод, воспользовался характеристикой, данной Киреевским, но сжал ее до краткой и выразительной формулы: «Пушкин, поэт действительности».

Обратите внимание на подчеркнутый отказ Веневитинова и Киреевского от эмоциональности в критике. Их тон сдержанный, они строят статью как рассуждение, взывают не столько к чувствам читателя, сколько к его разуму.

О третьем из критиков философского направления, издателе журнала «Телескоп», профессоре Московского университета Надеждине Чернышевский говорил, что это «один из замечательнейших людей в истории нашей литературы, человек замечательного ума и учености». Работы Надеждина в области критики и истории литературы способствовали утверждению реализма. В диссертации «О романтической поэзии» Надеждин доказывал, что развитие литературы зависит от развития общества. Романтизм и классицизм, по его убеждению, отжили свой век. В XIX столетии, когда человек познал многие законы природы, получил ценный опыт гражданской и нравственной жизни, прежние формы искусства стали так же невозможны, как невозможны, например, странствующие рыцари и трубадуры. Надеждин выступал за синтетическое искусство, сочетающее рассудок и чувство, воссоздающее действительность XIX столетия, современного человека. Это был новый подход к искусству.

Но Надеждин считал, что никто из современных ему писателей еще тайнами этого синтетического искусства не овладел. Современник многих великих художников слова, он не оценил в полной мере их шедевры. Ему, например, казалось, что большой проблематики даже в «Евгении Онегине» нет. Но трагедию «Борис Годунов», где изображены на переломном рубеже истории народные судьбы, он принял горячо. Его статья — одна из немногих в русской критике начала 1830-х годов, где трагедии дается высокая оценка. По справедливому мнению Надеждина, Пушкин «Борисом Годуновым» «указал путь русской драме».

В другой статье, отклике на первую постановку «Горя от ума» Грибоедова в Москве, Надеждин сделал ряд упреков в адрес плана и отдельных эпизодов, но в целом дал пьесе высокую оценку, правильно поняв замысел Грибоедова. По его словам, «Горе от ума» — это «живая сатирическая картина, вставленная в сценические рамы».

Не только критики обдумывают в эти годы происходящие в литературе перемены. Грибоедов, Пушкин, Гоголь, создатели первых произведений русского реализма, в статьях и заметках выражают свои проницательные наблюдения над литературным процессом, над сближением искусства с жизнью.

Публицистическое наследие Грибоедова невелико по объему, и лучшая его часть связана с его комедией «Горе от ума». В отрывке «<По поводу «Горя от ума»>» Грибоедов первым среди русских драматургов анализирует особенности своего труда, рассуждает о специфических сложностях работы над пьесой. Поэма может быть длиннее и короче, а пьеса идет на сцене в течение одного вечера, и поэтому она должна быть строго определенного объема. Ее необходимо разделить на примерно равные по продолжительности и по насыщенности действием отдельные акты, ведь в антрактах публике необходимо «побегать по коридорам, душу отвести в поучительных разговорах». Судьба пьесы зависит не только от автора, но и от постановщика и актеров, насколько они правильно ее поймут и сумеют воплотить. Чем возмещаются для писателя все эти дополнительные сложности? Грибоедов отвечает на этот вопрос так же, как ответил бы и любой другой драматург вплоть до наших дней. Он говорит об удовольствии слышать свои стихи со сцены, видеть свое произведение в театре.

Есть у Грибоедова ответ на критические замечания в адрес «Горя от ума», подобные тем, которые выдвинул Надеждин. Друг Грибоедова Катенин был убежден, что есть погрешности в плане комедии и что сцены связаны произвольно. Отвечая ему, Грибоедов раскрывает свой план и замысел, темпераментно заявляет, что писал пьесу «свободно и свободно».

Литературно-критическое наследие Пушкина гораздо обширнее. Пушкин активно выступал как журналист. Он непосредственно участвовал в издании альманаха Дельвига «Северные цветы», в его же «Литературной газете». За год до смерти Пушкин сам предпринял издание журнала с характерным названием «Современник». Он объединил лучшие литературные силы эпохи. В «Современнике» печатались Гоголь, Тютчев, Кольцов, планировалось приглашение молодого Белинского, но гибель на дуэли помешала Пушкину этот план осуществить.

Пушкин работал в самых разных литературно-критических жанрах, писал рецензии на отдельные книги, создавал литературные портреты писателей, злые памфлеты на своих литературных противников, в первую очередь на Булгарина. Большой интерес представляют теоретические работы Пушкина, где разрабатываются проблемы реализма и народности. В ряде статей и заметок Пушкин пишет о собственных произведениях, вводит в свою творческую лабораторию, вмешивается в литературные споры эпохи.

Он придавал громадное значение критике, доказывал, что в журналах надо разбирать не только произведения, имеющие высокие художественные достоинства: «Иное сочинение само по себе ничтожно, но замечательно по своему успеху или влиянию». Критика, по мнению Пушкина, должна стать «наукой», открывать законы, по которым развивается литература.

От писателей Пушкин требовал ясности, простоты, высмеивал витиеватые украшения. «Точность и краткость — вот первые достоинства прозы,— писал он в 1822 году.— Она требует мыслей и мыслей — без них блестящие выражения ни к чему не служат». В 1830 году, рассуждая о драматургии, Пушкин задался вопросом, подобным тому, который ставил перед собой еще в конце XVIII века Карамзин: «Что нужно драматическому писателю?» Ответ Пушкина на этот вопрос обобщал опыт нового, реалистического этапа русской литературы. Автор «Бориса Годунова» писал, что драматургу нужны философия, бесстрастие, государственные мысли историка, догадливость, живость воображения. Выделил разрядкой как самое, с его точки зрения, важное: «Свобода». В представлении Пушкина неразрывно были связаны гражданская свобода и творческая свобода. «Пишу свободно и свободно»,— читали мы в ответе Грибоедова Катенину. Мысль двух великих современников развивалась в одном направлении.

Пушкин отмечал, что принцип классической трагедии устарел, требование единства времени и места ведет к несообразностям: «Заговоры, изъяснения любовные, государственные совещания, празднества — все происходит в одной комнате! — Непомерная быстрота и стесненность происшествий...» Равным образом он отвергал романтическую драматургию Байрона. Байрон, по его словам, «постиг, создал, описал единый характер (именно свой)», а в трагедиях «каждому действующему лицу роздал он по одной из составных частей сего мрачного и сильного характера и таким образом раздробил величественное свое создание на несколько лиц мелких и незначительных».