Поэтому на самом деле профсоюзы — это семья. Место, где тебя будут отстаивать до последнего, последняя линия обороны простых людей. Где неважно, насколько выгодно или рационально быть принципиальным, где никто не пойдет на компромиссы, если кого-то из семьи обидели несправедливо. Все, что есть у таких профсоюзов — это репутация. Репутация организации, с которой лучше не связываться, лучше заплатить откупные, дать эти дополнительные дни отпуска, выплатить выходное пособие и извинится. Репутация «один за всех и все за одного», репутация «не влезай, убьет!», репутация «если ты перешел им дорогу — беги. Бросай все, бери самое необходимое, меняй фамилию и паспорт и молись, чтобы они тебя не нашли». Валор Моргулис — все люди смертны и если ты перешел дорогу профсоюзу, этим мускулистым парням в кожаных куртках, которые не боятся ни тяжелой, ни грязной работы — то ты можешь узнать всю мудрость этой фразы намного быстрей чем предполагал. Как говорится — если ты умудрился плюнуть коллективу в лицо — коллектив может и утрется. Но если коллектив плюнет в тебя — ты утонешь.

Потому, профсоюз — это общность, коммуна, это культ. Культ справедливости и защиты сирых, убогих и обездоленных. Именно на этих принципах когда-то красная идея смогла захватить шестую часть суши, простые идеалы, которые были опорочены исполнителями. Фактически это была своего рода религия, мощная идеология справедливости.

Итого — то, что мне надо. Мне нужна власть, мне нужны ресурсы, мне нужны люди. Я не получу всего этого просто так — чтобы люди дали тебе что-то — ты должен предложить что-то взамен. И сейчас у меня есть уникальная возможность сделать это — пользуясь возможностями телевиденья, пользуясь едва появившимися связями и своими навыками, и умениями, которые остались мне из прошлой жизни. Ну и что, что петь не умею — я же зануда! У меня есть магическое свойство зануды — я умею быстро обучаться! Быстро читаю, хорошо запоминаю, моментально могу применить. С точки зрения юридической, правовой — моя позиция вообще будет безупречна. Конечно, здесь есть много подводных камней с точки зрения «теневых» законов — тут и кланы якудза, которые могут (и я привык считать, что если могут — то однозначно так и делают) — прикрывать «крышевать» такие вот студии. И сами студии, которым такой вот профсоюз будет как ножом по горлу. И много чего еще. Однако, профсоюзы как раз в таких вот условиях и поднимались — через кровь и пот, через все эти избиения железными прутами и бейсбольными битами в подворотнях, через заточку под ребро, через коктейль Молотова в окно, все это — и есть питательная среда профсоюза. К актерам и актрисам этой индустрии относятся как к собакам, а значит у меня есть ненависть и желание изменить это. Как только эти люди поймут что они могут, как только ими будет одержана первая победа, как только они почувствуют кровь — все перевернется. Такие люди как они — уже отверженные, уже отчаявшиеся, им уже нечего терять. А самые опасные люди на земле — это те, кому нечего терять. Кроме того, я полагаю, что одного случая расправы деятелей профсоюза над бывшим работодателем будет более чем достаточно — женщины могут быть очень жестоки и изобретательны.

Итак — у меня есть мой стог сена, уже облитый бензином. Осталось только поднести спичку. И, конечно, у меня нет никаких гарантий что меня или кого-то из моих последователей не ударят трубой по затылку, не пырнут ножом в подворотне, не растворят в азотной кислоте и не наденут «бетонные башмаки». Но… как там у Бернса — «в полях войны, среди мечей видал я смерть не раз, но не дрожал я перед ней, не дрогну и сейчас!». Более того — это жутко весело! Наконец я проснулся. Наконец я снова могу играть в жизнь. Дергать тигра за усы. Оседлать волну. Опустить руки на ринге, вызывая на обмен ударами.

Я чувствую, как на моем лице появляется та самая улыбка. Здравствуй, Зверь. Кто тут хотел поиграть? Не хотели? А придется…

— Что ты могла бы сделать ради своей мечты? — спрашиваю я у сидящей рядом Кимико и она недоуменно моргает.

— Ну… многое. Могу много чего сделать — отвечает она: — а что?

— Видишь, у этого вопроса есть правильный ответ — говорю я, чувствуя, как улыбка Зверя играет у меня на лице: — и звучит он так — что ты могла бы сделать ради своей мечты? Ответ — все.

— Ээ… — колеблется она, не зная, что сказать.

— Если это на самом деле твоя мечта, то ничего не жаль. Ни времени, ни сил, ни здоровья и даже своей жизни. У тебя копия твоего договора есть?

— Нету никакой копии — честно признается Кимико: — он был вроде, я что-то подписывала же… но нету у меня ничего…

— Как я и думал. Что же… — в голове пробегают варианты, способы, методы, тактика и стратегия, подсчет ресурсов.

— Нам нужна Легенда — говорю я и чешу себе затылок, стимулируя нейроны к работе: — это очень хорошо, что мы на телевиденье сейчас. С одной стороны — неудобно, а с другой — очень хорошо. Мне нужно поговорить с Шикой. И с Кумой. И с Сомчаем. И с … много с кем. У тебя есть лист бумаги и ручка? Карандаш?

— Есть. У меня тетрадка с записями тренировок, я занимаюсь фитнесом и …

— Давай сюда. А, и самое главное — ты хочешь пересмотреть свой контракт и заниматься только тем что хочешь? Думаю, мы еще и зарплату поднимем. Ну и заодно накажем этих жадных ублюдков…

— Конечно — кивает Кимико: — конечно хотелось бы, но … мы же живем в реальном мире, Кента-кун. Мне очень не нравится, как агенты со мной поступили… и, наверное, еще поступят, но выбора же нет.

— Выбор есть всегда. Тут главное, чтобы последствия этого выбора тебя лично устраивали — говорю я: — ты не поверишь сколько сейчас перед нами возможностей открывается. Тут главное — правильно начать, дать верное направление первым усилиям.

— Ты же школьник — смотрит на меня Кимико немного снисходительно: — что у тебя может получится? Не даже не представляешь, против чего ты собираешься пойти. Они съедят и тебя и меня вместе и не подавятся.

— Я займусь этим с тобой или без тебя — отвечаю я, открывая тетрадку: — просто ты у меня под боком и у тебя уникальное положение — ты на виду, ты натурально под прицелами видеокамер. Никто не сможет сейчас плеснуть тебе в лицо кислотой или сломать ногу в подворотне. Пока. У тебя есть шанс. Ты можешь его использовать, а можешь не использовать. Это твоей выбор.

— У моего агента, у студии — есть связи. В полиции, в мэрии и даже в якудза — говорит Кимико: — они часто сотрудничают. Мне кажется, что тебя просто закопают и все. Или в залив бросят.

— Не все ли равно спросил он где — еще приятней лежать в воде — цитирую я, ведь «гвозди бы делать из этих людей — крепче бы не было в мире гвоздей!».

— Как-то ты несерьезно к этому относишься, а для меня это жизнь — говорит Кимико: — вот вышибут меня на улицу, что я делать буду?

— Нет так нет — говорю я: — еще раз — твой выбор. Конечно, ты права. Вышибут тебя на улицу — что ты делать будешь? Viam supervadet vadens — дорогу осилит идущий. Ну и конечно девиз от Спешл Эйр Сервис, бородатых стюардесс пустыни — whodareswins. Побеждает отважный. Хотя, как раз ты имеешь полное право отказаться. Это чистой воды авантюра, а я — всего лишь школьник.

— С другой стороны на этой студии мир не закончился — задумчиво бормочет себе под нос Кимико: — и подруга меня в США звала, там сейчас на азиаток спрос большой. Гонорары большие обещала.

— Но риск все равно есть — физический риск даже. — пожимаю плечами я. Вот начни я ее уговаривать и Кимико отказалась бы сразу. Кучу аргументов бы нашла. А тут — я ее вроде как и отговариваю, а она сама себе находит что сказать.

— Физический риск? Рядом с тобой? Ты может и школьник, но кое-что умеешь. Вряд ли кто сможет мне угрожать, если я под твоей защитой буду. А тут и Кума-сан впишется, он же тебя обожает. И Сомчай с сестренкой. Да мне кажется, что ты и сам в состоянии за себя постоять и кого угодно защитить. — отвечает Кимико: — нет физических атак и угроз я не боюсь. Просто если я против них пойду — могут меня начать игнорировать. Все студии вообще. В результате я работы потом не найду, но опять-таки, меня Сайка в Америку звала, может и к лучшему будет…