Положение спас юноша, вскоре подоспевший к окружившей Киракию толпе. Как выяснилось чуть позже, это был Хан, второй по старшинству родной сын Арката, всего двадцати лет от роду. Одно его слово заставило толпу младших родственников выстроиться двумя стройными рядами, словно солдат перед офицером. Киракия встретила его радостной улыбкой. Они быстро и тихо переговорили, после чего Хан отдал приказ немедленно сопроводить чужаков в дом отца как почетных гостей. Отныне братьев сопровождал целый эскорт акари, а Киракия чуть позади следовала за ними рядом с Ханом, весело о чем-то с ним беседуя.
В доме Арката братьев встретили семеро его жён, предложившие Паулюсу свободную комнату с тёплой кроватью близ очага, а также отдельный столик с горячей едой и питьем. Как бы Паулюс ни настаивал на том, что он в порядке и не нуждается в опеке и лечении, переспорить их заботу он не сумел и даже получил в своё распоряжение одного из младших племянников, что должен был носить ему новые порции горячего в комнату и сторожить покой. Скоро, слабость и изнеможение наконец одолели его, и он уснул крепким сном.
Каина же проводили в просторный обеденный зал, где пригласили принять участие в большой семейной трапезе. За большим столом уместились все прибывшие в дом. Каина усадили поближе к выделяющемуся на фоне остальных месту за столом – ближе к месту хозяина дома, по правую от него руку. Место, на котором сидел Каин, как он понимал, обычно принадлежало Хану, который сейчас предпочёл самое неприметное, дальнее место, где сидел бок о бок с Киракией.
Каину казалось странным их общение: они веселились в обществе друг друга, Хан слушал её не менее внимательно, чем она его, не пытался заткнуть или указать на её место, что было необычно для Ву'Лан. В этом клане даже мужья не позволяли своим жёнам такой мягкости и равенства, и, видя, как на них то и дело косятся родственники, Каин понимал, что не он один видит в них некоторую необыкновенность. Он жалел, что не мог их расслышать. Он сидел далековато, легкий гул от переговаривающихся за столом родственников не давал расслышать звуков вдали, а частенько обращающиеся к нему с вопросами молодые акари то и дело отвлекали его внимание. По крайней мере теперь, когда жуткий холод и крупные хлопья снега, гонимые порывистым ветром гор, не мешали его восприятию, Каин мог позволить себе хотя бы разглядеть интересующих его персон.
На самом деле он даже немного надеялся на то, что произведенное на него Киракией впечатление окажется обманчивым. По долгу службы в столице он знал, что излишний интерес или привязанность к кому-либо, кроме своего брата, губительны для человека его стиля жизни, положения, и обязанностей, а потому всегда старался избегать подобных эксцессов. Но сейчас он чувствовал себя загнанным в тупик. Пелена снега сошла, но вместо обманчивого очарования, миража, как надеялся Каин, вместе с ней спали лишь последние сомнения. В теплом свете утреннего солнца и расставленных на столе ламп Киракия завладевала его вниманием ещё проще. Он ненадолго потерял над собой контроль, уставившись в её сторону. Мысленно он понимал, что, должно быть, выглядит по-идиотски и с потрохами выдает свой интерес, которого и вовсе не должно было быть. Призывая себя опомниться, он попытался перевести взор на кого-то другого. Очень кстати рядом с Киракией сидел Хан. Чтобы отвлечься, Каин решил поизучать его.
Это был рослый, крепкий юноша без единой капли лишнего жира; даже самые малые мышцы его тела были отчетливо заметны, а огрубевшая кожа и специфические мозоли на костяшках кулаков и внешней стороне пальцев говорили о способности этих рук вырвать кусок из тела живого существа. Для своего возраста юноша был действительно хорошо выучен и подготовлен, Каин имел достаточно опыта для такой оценки. Красивое лицо с острыми чертами, несколько узковатый разрез глаз, типичная для акари высокогорья слегка смуглая кожа, тёмные волосы, завязанные в широкую косу за затылком, – парень не был обделён красотой. Впрочем, отсутствие видимых боевых шрамов сами акари воспринимали бы скорее как изъян. Каин делал свои выводы: для юноши двадцати лет от роду, воспитанного в бесчеловечно суровых, по меркам жителей равнин, тренировках и испытаниях, у Хана было маловато заметных травм, увечий, хотя бы тех же серьёзных шрамов. Если бы его берегли, у него не было бы таких крепких рук. Значит, этот боец достаточно силён и опасен, чтобы не позволять наносить себе значительного урона; его стоило запомнить, из него вышел бы отличный преторианец в столице. На лице не было никаких отметин, кроме почти заживших шрамов детства, кои смешно было бы брать в расчет: он ещё не мастер. Одет он был в ученическую тунику акари, это составное чёрное облачение скрывало всё тело от ступней до шеи, но обладало множеством длинных и коротких разрезов, благодаря чему при ровной стойке могло сойти за экзотичного вида монашескую рясу, но нисколько не сковывало движений бойца в любой его активности.
Каин подвёл итог: этот Хан, скорее всего, является гордостью своего рода, быть может, даже клана. Достойный сын главы большого, уважаемого в клане рода. Теперь Каину что-то становилось ясным: родным юноши не нравилось то, что он водит компанию с девушкой, позволяющей себе нарушать правила клана, а тем более позволяет ей такое свободное с собой общение. Но семейная иерархия акари оставляла Хана главным в семье после отца и старшего брата, а потому все молчали, лишь изредка бросая косой взгляд.
Каин решил пообщаться с двоими. Но когда он собирался встать из-за стола, с лестницы, ведущей на второй этаж, послышались размеренные шаги, а в столовой воцарилась тишина. Каин замер на табурете. Все взоры были обращены на явившегося наконец главу семьи.
Сразу стало ясно, в кого пошёл старший из встреченных Каином сыновей Арката. Хан был настолько похож на отца, что можно было смело заявить, будто он являлся отражением молодости своего родителя. Сложно было оценить то, сколько Аркату было лет: акари старели весьма своеобразно, сохраняя зрелую внешность, что называется, самого расцвета сил почти всю жизнь, состариваясь лишь под её конец, в последний десяток лет. А потому главе семейства могло быть и тридцать с лишним, и сорок, и пятьдесят, и даже шестьдесят лет от роду. Он носил длинные, собранные в аккуратный хвост волосы, столь же аккуратно стриженную короткую бородку и усы. Одет он был в тунику мастера, что отличалась от ученической, носимой Ханом, только узорчатой расшивкой краёв и большей длиной подола. Но, пожалуй, самой заметной чертой его образа были два длинных симметричных вертикальных шрама на лице. Идя параллельно, они пересекали оба его глаза от самого основания роста волос на голове до уголков губ и были, похоже, аккуратно закрашены чёрной краской, выделявшей их ещё больше. Эти ритуальные шрамы были символом положения, силы и чести – чести носить звание мастера своего клана. Красная лента, плотно перевязанная вокруг глаз мастера, дополнительно сообщала о слепоте своего владельца, который, однако, ориентировался в пространстве на удивление хорошо для незрячего.
– Где второй? – тоном исключительно спокойным и сосредоточенным, отчего-то внушавшим трепет, спросил хозяин дома, неторопливо усаживаясь на своё место.
– Отец, он был одет не по погоде и слег, едва пришел, – почтительным тоном ответил Хан, успевший бесшумно очутиться за спиной Каина. – Мама Ари говорит, что ему нужен длительный отдых. Сейчас в комнате с ним Аджил, он следит за его покоем. Прикажешь его разбудить?
– О'ран нужен посланник из Конклава, живой и здоровый, а не больной и полумертвый чужак, неспособный исполнить свой долг, – так же спокойно, сухо ответил Аркат-ран. – Я не позволю, чтобы важный для О'ран человек умер из-за простого мороза. – Он медленно перевел взор слепых глаз на сына. – Он покинет наш дом здоровым и окрепшим, Хан. Понял? – Хан молча кивнул. – Так и передай матерям.
Хан бесшумным, быстрым шагом направился в другую часть дома. Каин был рад такому повороту: жизнь его брата теперь была в безопасности, кроме того, акари задержат его и не дадут помешать планам.
