И он пробудил своих братьев и сестер от их божественных грез и приготовился к войне.

Не думаю, что вы когда-либо видели атаку, возглавляемую армией богов. Сам я не видел, но сохранились рассказы о том, что произошло в тот день. Швы вдоль западного края зеркального мира растянулись, затем раздулись, затем раскололись, как дыня, и боги посыпались дождем.

Ниббас сражался, но проиграл. Бог не может убить другого бога, и поэтому, посовещавшись, Старые Боги решили заточить Ниббаса в том самом зеркале, которое когда-то загоняло драконов. Сами драконы должны были остаться в моем мире, чтобы стоять на страже и следить за тем, чтобы Ниббас никогда не сбежал.

— Ты будешь, — сказал бог-коротышка Ниббасу, — наблюдать за миром, который никогда не сможешь контролировать. Ты будешь вынужден подражать и размышлять, показывать только то, что мир показывает тебе, и ничего больше. Ты будешь вынужден делать то, что тебе говорят, чтобы познать боль порабощения. Существа, которых ты когда-то поработил — драконы — держат в своей власти ключ к твоему уничтожению. Молись, чтобы они им не воспользовались. Более того, мы преобразим твое сердце. Мы дадим ему применение и цель. Это будут камни, коридоры и комнаты. Это свидетельство рождения и смерти, любви и предательства. Это защита, охрана, любовь. И твоя магия никогда не коснется этого.

Затем боги вернулись в свои миры. Слишком хорошо помня об опасности отвлечения внимания, они широко распространились по своим вселенным. Они касались, любили и знали каждый камень, каждое растение, каждую живую клетку. Они стали ветром, дыханием и сном. Они текли по рекам, грохотали в камне и чувствовали, как бьется каждое влюбленное сердце. Они стали всем и везде, ничем и нигде.

И со временем их миры забыли о них.

Ниббас довольствовался тем, что выжидал своего часа. Он знал, что драконы рано или поздно вымрут. Все умирают. И вообще, бог-коротышка ошибался. Его сердце не было вне его магии. Некоторые виды магии действуют очень, очень медленно.

И более того, какая-то магия терпелива. Очень, очень терпелива.

Хотя Деметрий скучал по Вайолет, по правде говоря, это было лучшее время в его жизни.

Как самый молодой член экспедиции, он должен был заниматься работой с той же сосредоточенностью и энергией, что и любой из взрослых мужчин и женщин в отряде. Каждый вечер он осматривал копыта лошадей на предмет гравия и трещин, проверял зубы и десны на наличие явных признаков стресса и болезни. Затем он растирал их мышцы мягкой тканью, выжимая пот, и чистил их, пока животные не начинали блестеть.

Все это время он шептал и напевал.

И все это время его сердце говорило: «Спасибо, спасибо, моя любовь. Спасибо вам за вашу работу».

И от сердца лошадей: «Любимый мальчик, любимый мальчик. Вдвойне любимый».

Андуланцы были особенно известны своей глубокой связью с нашими животными. Мы любили наших животных, и нас любили в ответ. Не то чтобы мы могли разговаривать с нашими животными — очевидно, не могли. Но мы их понимали. Наши сердца взывали к нашим лошадям и собакам, нашим дойным коровам, нашим стриженым овцам и нашим охотничьим соколам — и животные тянулись к нам в ответ. И никто не был в этом так искусен, как Деметрий. Он умел слушать.

Охота на дракона рассматривалась большинством — даже членами охотничьего отряда — как сомнительная операция. Король — наш прилежный, книжный, бесконечно очарованный король — в своем тщательном, детальном и глубоком исследовании истории и биологии драконов открыл метод, с помощью которого древние поймали и усмирили свою драконью добычу. Зеркала.

Охотничья партия — в целом — ворчала по поводу этого плана. («Безумие! — они ворчали. — Безумие!») Но они держали свои опасения при себе. Деметрий, с другой стороны, думал, что это сработает — нет, знал, что это сработает — но все равно считал, что это ужасная идея. Он поделился своими опасениями с королем.

— Я знаю, что это не мое дело, — сказал мальчик, опустив глаза. — Но я здесь, чтобы присматривать за животными, и дракон, как только его поймают, будет частично моей ответственностью.

— Нет, дорогой мальчик, — ласково сказал король. — Я бы никогда не взвалил такую ответственность на плечи столь молодого человека. Дракон, хоть и стреноженный, все равно будет ужасно опасен. И осмелюсь предположить, что для тебя это будет опаснее, чем для большинства других. — Деметрий ждал, что король объяснит это, но он не стал.

— Не думаю, что дракон пострадает, — продолжал мальчик. — Совершенно очевидно, что нет. Но он старый. И он будет помнить. Драконы были порабощены, и вы захватите его так же, как это делали древние. — Деметрий едва мог поднять глаза. — Боюсь, что зверю это не понравится.

— Глупости! — весело сказал король, хлопая Деметрия по плечу. Мальчик заметил странный блеск в глазах короля — как у человека, который так долго был ужасно голоден и только что узнал, что еда уже в пути. Деметрий знал, что с ним не поспоришь. — Зверь, конечно, испугается и рассердится. Но если мы не вмешаемся, его вид исчезнет из нашего мира. Действительно, мы можем уже опоздать. Но мы должны попытаться. Даже когда надежда потеряна, мы все равно должны попытаться. А теперь, сынок, не присмотришь ли ты за моим конем? Кажется, он осторожно ступает на переднюю левую ногу, и я опасаюсь, что у него может быть травма. — Король помолчал и по-отечески сжал плечо Деметрия. — Как бы мне хотелось, чтобы наша Вайолет была с нами! Я так надеялся, что она сможет поехать, но ее мать не позволила. По крайней мере, ты расскажешь ей эту историю, дорогой мальчик. И какая это будет чудесная сказка! — И с этими словами Деметрия проводили из королевского шатра. Он вернулся туда, где были привязаны лошади, все время беспокоясь.

Несколько недель они искали, но ничего не нашли, и охотники пришли в отчаяние. Наконец, на двадцать четвертый день экспедиции, соколы начали взволнованно кружить по небу, выкрикивая новый призыв к земле.

«Зверь, — казалось, говорили визги. — Зверь, зверь, зверь!»

И компания последовала за ними.

Деметрий понимал эти призывы. Все понимали.

Но Деметрий понимал и другие вещи. Он слышал, как соколы заметили, что тело дракона не совсем здорово. И хотя он не мог сказать, что именно с ним не так, он слышал тревогу в голосах соколов. Он слышал их сочувствие к этому существу. И он волновался.

В то утро, когда они, наконец, увидели самого дракона, Деметрий встал раньше всех. Покормив и проведав лошадей, он съел немного соленого мяса и твердого сыра и забрался на ближайшее дерево, чтобы очистить свой разум.

Как и другие деревья на этой горе, оно было старым, с широкими ветвями и невероятно высоким. Деметрий забрался так высоко, как только осмелился. Он болтал ногами по обе стороны толстой, крепкой ветки, прислонился к стволу и смотрел на дорогу, которая катилась вниз по склону горы, катилась и махала в сторону дома. Мальчик не видел замка, но знал, где он. Он мерцал и вибрировал в его сознании. И где-то в центре его была Вайолет, яркая, как маяк. Деметрий знал, что может найти дорогу с завязанными глазами, если понадобится.

Он поднялся чуть выше.

В противоположном направлении, где горы становились высокими, острыми и жестокими, лежал замок Горного короля. Деметрий тоже не видел этого, но все равно чувствовал… и замок был так же холоден и тщеславен, как сердце самого Горного короля. Деметрию не нравилось, как близко они подошли к границе… никому из них. Но ничего не поделаешь. За драконом надо следить. Не важно, если бы они этого не сделали…

Подождите.

Деметрий замер.

Он был очень высоко, и склон за горой, на которой они разбили лагерь, круто обрывался. У подножия склона лес уступил место болоту, болоту и цветам. И там, жадно глотая цветы, был дракон.

Дракон!

Деметрий не шевельнулся. Зверь был ужасно далеко, но глаза мальчика были хорошими, а взгляд острым.