— Я закажу пиццу, если ты пойдешь в душ. От тебя пахнет сексом, а я уже дошел до предела, вдыхая чужую мужскую вонь.

У меня сводит живот, и моя фантазия превращается в реальность. Я ненавижу представлять Ло и себя в непристойном виде вместе, потому что, когда я прихожу в себя, он стоит в нескольких десятках сантиметров от меня, и мне интересно, понимает ли он,о чём я думаю.

Может ли он понять?

Я внимательно разглядываю его, пока он потягивает виски. После томительного молчания его брови напрягаются, и он смотрит на меня, какого чёрта?

— Мне придется повторяться?

— Что?

Он закатывает глаза и делает большой глоток, даже не морщась, когда острота алкоголя скользит вниз.

— Ты, душ. Я, пицца. Тарзан пожирает Джейн, — он кусает меня за плечо.

Я отстраняюсь.

— Ты имеешь в виду, что Тарзан любит Джейн? — я спрыгиваю со стойки, собираясь пойти смыть с кожи запах братства.

Ло насмешливо качает головой.

— Не этот Тарзан.

— Алкоголь делает тебя злым, — говорю я небрежно.

Он поднимает свой бокал в знак согласия, а я иду по коридору. Наша просторная трехкомнатная квартира маскируется под логово любовника. Притворяться, что мы вместе уже три года, было непросто, особенно с тех пор, как мы начали притворяться, будучи старшеклассниками. Когда мы выбрали один и тот же колледж, наши родители фактически предложили нам жить вместе. Они не очень консервативны, но даже в этом случае я сомневаюсь, что они поймут или согласятся с моим образом жизни, в котором больше парней, чем подобает молодой девушке.

Моя мама сослалась на опыт моей старшей сестры в колледже как на достаточную причину для того, чтобы разделить пространство с моим «парнем». Случайная соседка Поппи приводила друзей в любое время, даже во время выпускных экзаменов, и оставляла свою грязную одежду (включая трусики) на стуле моей сестры. Ее бесцеремонного поведения было достаточно, чтобы моя мама решила снять для меня жилье за пределами кампуса и поселить Ло прямо в моей спальне.

По большей части это сработало. Я помню, как тяжесть свалилась с моей груди, как только двери закрылись и моя семья ушла. Оставив меня в покое. Позволяя мне существовать.

Я вхожу в ванную причудливых размеров и стряхиваю с себя одежду. Попав под горячий душ, я выдыхаю. Вода смывает запах и грязь, но мои грехи остаются со мной. Воспоминания не исчезают, и я отчаянно пытаюсь не представлять себе это утро. Придя в себя. Я люблю секс. Это та часть «после», которую я еще не совсем поняла.

Я брызгаю шампунь на руку и вспениваю его в своих коротких каштановых локонах. Иногда я представляю себе будущее. Лорен Хэйл работает в компании своего отца, входящей в список Fortune 500, одетый в облегающий костюм, который сдавливает воротник. Он грустный. Я никогда не вижу, чтобы он улыбался в моем воображаемом будущем. И я не знаю, как это исправить. Что любит Лорен Хэйл? Виски, бурбон, ром. Чем он может заниматься после колледжа? ...я ничего не вижу.

Может, и хорошо, что я не гадалка.

Я буду придерживаться того, что знаю. Прошлое, где Джонатан Хэйл приводил Ло на неформальные игры в гольф с моим отцом. Я рядом с ним. Они обсуждали то, что всегда делают. Акции, предприятия и размещение продукции для их соответствующих торговых марок. Мы с Ло играли в Звездные войны нашими клюшками для гольфа, и они укоряли нас, когда я ушибла ребра Ло, размахивая световым мечом слишком бессистемно и слишком сильно.

Мы с Ло могли быть друзьями или врагами. Мы всегда видели друг друга. В скучных залах ожидания конференций. В офисах. На благотворительных вечерах. В подготовительной школе. Теперь в колледже. То, что могло бы превратиться в отношения с постоянными поддразниваниями, превратилось в нечто более тайное. Мы делились всеми секретами, создав клуб с квотой в два человека. Вместе мы открыли для себя супергероев в маленьком магазине комиксов в Филадельфии. Что-то в галактических приключениях Хавока и путешествиях во времени Натаниэля Грея нас объединяло. Порой даже Циклоп или Эмма Фрост не могли решить наши проблемы, но они все еще рядом, напоминая нам о более невинных временах. О тех, когда Ло не пил, а я не спала с кем попало. Они позволяют нам вернуться к тем теплым, неиспорченным моментам, и я с радостью возвращаюсь.

Я заканчиваю оттирать с тела следы вчерашнего разврата и погружаю руки в махровый халат. Я застегиваю его на талии, направляясь на кухню.

— Пицца? — с грустью спрашиваю я, замечая пустые стойки. Технически они не пустые, но я настолько отвыкла от бутылок спиртного Ло, что они могут быть как невидимыми, так и другими кухонными приборами.

— Уже в пути, — говорит он. — Перестань смотреть на меня своими оленячьими глазками. У тебя такой вид, будто ты вот-вот заплачешь, — он прислоняется к холодильнику, и я подсознательно слежу за молнией на его джинсах. Я представляю, как он смотрит на пояс моего халата. Я не поднимаю взгляд, чтобы не разрушить эту картину. — Когда ты в последний раз ела?

— Я не уверена, — у меня одностороннее мышление, и оно не связано с едой.

— Это неутешительно, Лил.

— Я ем, — слабо защищаюсь я.

Я вижу, как он тянет меня за халат в моей фантазии. Может, мне стоит сбросить его для него? НЕТ! Не делай этого, Лили. Я наконец поднимаю глаза, и он смотрит на меня так внимательно, что мое лицо тут же начинает пылать.

Он улыбается, делая глоток из своего бокала. Когда он опускает его, он облизывает губы.

— Ты хочешь, чтобы я расстегнул их, любовь моя, или мне подождать, пока ты сначала опустишься на колени?

Я оцепенела от ужаса. Он видел меня насквозь. Я такая очевидная!

Свободной рукой он просовывает пуговицу через отверстие и медленно расстегивает молнию, показывая подол своих черных обтягивающих трусов. Он смотрит, как мое дыхание то входит, то выходит, неровное и нерегулярное. Затем он убирает руки с джинсов и опирается локтями на стойку.

— Ты почистила зубы?

— Прекрати, — говорю я ему, слишком хрипло. — Ты меня убиваешь.

Серьезно, все мое тело, а не только легкие, учащенно дышит.

Его скулы заостряются, челюсть смыкается. Он ставит свой напиток на место, а затем застегивает молнию на джинсах, застегивая пуговицу.

Я тяжело сглатываю и напряженно запрыгиваю на серый деревянный барный стул. Трясущимися пальцами я провожу по своим спутанным мокрым волосам. Чтобы не переигрывать этот момент, я делаю вид, что ничего не произошло, и возвращаюсь к нашему предыдущему разговору.

— Немного сложно постоянно набивать рот, когда у нас никогда нет еды.

Мы слишком часто едим вне дома.

— Я не думаю, что у тебя есть проблемы с набиванием рта, — говорит он, — просто не едой.

Я кусаю свои десны и отмахиваюсь от него. Его слова ранили бы больше любого другого. Но у Ло есть своя проблема, которая лежит у него на ладони. Все это видят, и когда я смотрю между ним и напитком, его кривая улыбка становится жестче. Он прижимает ободок стакана к губам и поворачивается ко мне спиной.

Я не говорю с Ло о чувствах. О том, что он чувствует, наблюдая, как я каждый вечер привожу домой другого парня. И он не спрашивает меня, каково это — смотреть, как он тонет в забвении. Он подавляет свое осуждение, а я скрываю свое, но наше молчание создает между нами неизбежное напряжение. Оно настолько натянуто, что иногда мне просто хочется закричать. Но я держу это внутри. Я сдерживаюсь. Каждый комментарий, который подрывает нашу зависимость, разрушает существующую систему. Систему, в которой мы оба живем, будучи свободными и делая все, что захотим. Я — в постели с любым парнем. Он — постоянно с алкоголем.

Домофон звонит рядом с дверью. Пицца?! Я подпрыгиваю и направляюсь к динамику в фойе, нажимаю на кнопку.

— Алло?

— Мисс Кэллоуэй, у вас гость внизу. Мне ее пропустить? — говорит женщина-охранник.

— Кто?

— Ваша сестра, Роуз.

Я внутренне застонала. Никакой пиццы. Пора снова притворяться с Ло — несмотря на то, что он любит притворяться, когда никого нет рядом, просто чтобы поддразнить меня.