— Не понимаю, с чего ты вообще решила, что это я, — мой голос был угрюм. Третий день новые проблемы, и их ком делается все больше и больше. Теперь еще и этот министерский долгожитель мне на голову — и поди знай, чего он хочет на самом деле, и чем все закончится. — Я ведь никогда не дарил тебе цветов.

— А следовало бы!

Однажды я сумел одолеть дикого дракона, и это был настоящий подвиг. Но у меня даже мыслей не было о том, как можно справиться с Анжелиной.

— Ты мне нравишься, — признался я и сразу же добавил: — Исключительно как преподаватель. И…

Ее рука осторожно, словно боясь спугнуть, легла мне на грудь — тепло от пальцев проникло под кожу, заструилось лепестками огня: пока еще ласкающими, пока еще без боли. Все во мне потянулось к нему, позвало: возьми, присвой, вот оно, счастье, само идет в руки.

— Неужели тебе нравятся нежные барышни, которые боятся оторвать взгляд от туфелек и ждут, когда кто-то сорвет их цветок? — мягко осведомилась Анжелина.

— Я просто не смешиваю работу с личной жизнью, — ответил я тем тоном, который заставлял всех прятаться по углам. Ангелина скорчила гримаску и убрала руку — я вздохнул с облегчением.

— Какой ты скучный тип, Джон, — сообщила она и, не оборачиваясь, направилась к выходу. Угрюмо глядя ей вслед, я машинально провел ладонью по груди. Скучный тип? Возможно. Так намного проще и жить, и работать.

Ректор Сомерсет когда-то влюбился в свою студентку — забыл и о субординации, и о долге, и о разнице в возрасте. Ничем хорошим это не кончилось. У девушки обострилось хроническое заболевание, это привело к душевному расстройству и скорой смерти. Сомерсет этого не перенес: спрятал свои артефакты, сжег все документы академии за десять лет своего ректорства и пропал без вести. Ходили слухи, что в Мианонском проливе выловили тело мужчины с такими же татуировками, как и у бывшего ректора, но это были лишь слухи, не больше.

А мне хватало проблем и забот и без близких отношений с коллегами.

Я вернулся к себе и снова взялся за артефакты. Да, впечатляющая коллекция — жаль, что почти все можно отправить в переплавку. Ну да ничего, деньги всегда нужны, а тут почти два килограмма серебра. Я взял очередную пластинку — надо же, работает, и так, словно только что вышла из рук мастера. Исцеляющий артефакт: способен в случае надобности залатать пробитую артерию или вылечить запущенную пневмонию. Отличная находка — нет уж, никакому министерству я ее и понюхать не дам.

Я убрал его в отдельную емкость, залил сохраняющим средством и прикрыл крышкой. Представил, как Арно Винтеркорн в своем щегольском костюме сейчас стоит на кухне и стряпает обед — да ладно, никогда не поверю в то, что он способен готовить. Вынул очередную пластинку из ларца, и кончики пальцев обожгло.

Некоторое время я стоял, не шевелясь, словно боялся спугнуть то, что ректор Сомерсет спрятал здесь много лет назад. Артефакт лежал у меня в руке, и это была самая мощная разработка, какую я когда-либо встречал. Серебро сверкало, руны были четкими и яркими, и я прочел выбитую надпись: «Путы».

Редкий артефакт. Очень редкий. Возможно, Сомерсет создал его, когда пытался исцелить свою возлюбленную и сковать ее недуг. Я осторожно переместил пластинку в свободную емкость, торопливо залил сохраняющим средством и только тогда смог вздохнуть. Повезло. Невероятно повезло. Радость, которая окутала меня, была светлой, похожей на то воздушное чувство, что начинает кружить голову после первого бокала густого сабруйского вина.

Майя Морави теперь сможет спокойно жить дальше. Обработаю ее этим артефактом, он усилит те оковы, которые на нее наложили, и девчонку можно будет отправить из академии вместе со всеми проблемами, которые к ней прилагаются. Ладно, ладно, не навсегда отправить — будет приходить раз в неделю для проверки, этого достаточно.

Я сел за лабораторный стол, за которым обычно делал заметки о наблюдаемых явлениях и записывал отчеты, и угрюмо понял, что теперь Майя Морави никуда не денется. Здесь министерский хлыщ, и он не хочет убить несчастную девчонку — ему нужно понять, как ее можно использовать. Повелительница пончиков была оружием, а оружие не оставляют валяться на земле. Да, артефакт станет для нее дополнительными кандалами, но Винтеркорн никуда не уедет, пока не разберется со всеми тайнами Майи.

Стоит ли рассказывать ему про Путы? Пожалуй, нет. Моя няня, бывало, говорила: мужу псу не оголяй сраку всю — и это было весьма разумно. Настенный хронометр мелодично пробил час дня: скоро будут подавать обед. А после обеда я отправлюсь в город — в конце концов, сегодня воскресенье, а я заслужил отдых.

Хотелось надеяться, что за мое отсутствие академию не разберут по кирпичику.

Я спустился в обеденный зал — там уже собирались студенты, домовые торопливо расставляли тарелки, под сводами витал звон голосов. Обычное воскресенье, все в порядке, ни у кого никаких проблем. Я бросил быстрый взгляд в дальний угол: Майя сотоварищи уже сидела за столом, чинский принц о чем-то энергично рассказывал, Кетти как обычно сидела над какой-то книгой, а Авенхви хохотал на всю академию.

Все как всегда. Слава всем богам, ничего не разрушено и никто не пострадал.

Винтеркорн сидел за преподавательским столом рядом с Анжелиной — она недовольно косилась в его сторону, и было видно, что заинтересованное внимание гостя из министерства ей не слишком-то приятно. Я занял свое привычное место и уловил фразу Арно, сказанную самым дружелюбным и милым тоном:

— …так что если хотите, могу вам показать моего дракона. И даже прокатить на нем. Он вам понравится, не сомневаюсь.

Движение руки Анжелины было молниеносным — пощечина отдалась по всему залу, глаза девушки метали гневные молнии, а Винтеркорн едва не слетел со скамьи. Я с трудом удержался от аплодисментов, настолько это было лихо. Студенты замерли, Винтеркорн растерянно прижал руку к щеке, а Анжелина прошипела:

— Наглец! При всех осмелился! — она бросила разъяренный взгляд в мою сторону и прошипела: — Да что ж за день-то сегодня такой! Один идиот, второй хамло! Понаехали тут!

Швырнув на стол салфетку, Анжелина решительно направилась к выходу. Винтеркорн оторопело посмотрел ей вслед, перевел взгляд на меня и спросил:

— А что я такого сказал-то?

— Прокатить на драконе — это такая региональная фразочка, — объяснил я так, словно читал лекцию студентам. — Означает приглашение к интимной близости. Не удивляйтесь, что она вспылила — это и правда прозвучало не слишком-то вежливо.

То, что министерская дрянь получила по мордасам, меня обрадовало сильнее медали из академии наук.

— О, — Винтеркорн удивленно поднял бровь. — Право же, неожиданно. А идиотом, я так полагаю, вас наградили?

— Меня, — я не стал спорить. Винтеркорн мечтательно улыбнулся — так, словно представлял полет не на том драконе, которого хотел показать, а то, что заподозрила Анжелина.

— Обжигающая девушка, — произнес он с видом кота, который увидел сметану. Пришел Виктор — поздоровался, сел за стол и спросил:

— Джон, а чей это дракон у нас в саду? Обожрал все заросли вечнозеленого чревника. Славный парень! Дается чесать пузо. Но у него сломан коготь на задней лапе, и это расстраивало бедолагу. Я подточил его и залечил.

Я посмотрел на Винтеркорна, и тот ответил:

— Мой. Именно его я и предлагал посмотреть, а не то, что она подумала. Спасибо за заботу о Герберте. Так его зовут.

Да, Анжелина упустила свой случай прокатиться на драконьей спине — но этот Винтеркорн был не из тех, кто сдается после первой же неудачи. Домовые внесли супницы — согревающий суп-пюре с беконом, сыром и пряностями пах настолько соблазнительно, что у меня заныло в животе.

— Как ваши кулинарные подвиги? — поинтересовался я. Винтеркорн погрузил ложку в суп и сообщил:

— Вы знаете, это удивительно, но магия утихает в миррин Морави, когда она начинает готовить. Я спросил у нее, не хотела ли она посвятить себя кулинарии — ей понравилась эта идея.