По правде говоря, я была обескуражена тем, что согласилась сделать татуировку, фактически даже не представляя ее. А ведь это моя первая татуировка.

— Даю слово, — пробормотал он.

По тому, как Огун взглянул на него, я поняла, что они молча переговаривались друг с другом. В моей груди расцвело чувство тревоги.

— Огун?

Мой голос повысился на октаву к последнему слогу его имени. Он прислонился к стене, наблюдая за работой Чейнса. Я бросила на него сердитый взгляд.

— Ты сама все увидишь, когда он закончит. Получается очень здорово. Чейнс знает свое дело, не волнуйся.

Чейнс снова захихикал. Я издала хриплый рык, когда он в семитысячный раз протер мою кожу.

***

По прошествии неопределенного времени он вновь протер область у основания моей шеи, пожалуй, уже в пятидесятитысячный раз.

— Хочешь взглянуть, пока я не прикрыл ее повязкой?

— Да! — вырвалось из моих искусанных губ.

Я спрыгнула со стула, и он протянул мне зеркало. С его помощью, и зеркала на стене я посмотрела на первую в своей жизни татуировку. Когда осознала, что там написано, я заорала: — Вуду! Какого хрена?!

— Остынь, детка. Она прекрасна, — произнес он с неподдельной улыбкой.

Моя челюсть отвисла, когда я вновь заглянула в зеркало.

Да, она на самом деле была красивой, но, еб*ный в рот! Там была изящная маска Марди Гра, сверкающая красными и черными оттенками. Над ней были выбиты слова «Собственность», а под ней — «Вуду». Передо мной поистине было произведение искусства, но от этих слов у меня чуть не началась гипервентиляция (прим.: интенсивное дыхание, которое превышает потребности организма в кислороде).

— Можешь прикрывать, — произнесла я приглушенным голосом, опуская зеркало на стойку.

— Что скажешь? — спросил Чейнс, и я обернулась к нему с сузившимися от гнева глазами, потому что была уверена, что расслышала насмешку в его вопросе.

Он явно считал происходящее забавным, но выражение его лица было не более чем предвкушающим ответ, пока он дожидался моей реакции.

— Ты молодец. Она великолепна, — сказала я натянуто, но это было чистой правдой. На самом деле.

Затем мой взгляд переместился на Вуду. На его красивом лице застыло самодовольное выражение.

Ну ничего, твоя задница будет в моем распоряжении, как только мы вернемся домой.

«Домой».

Вот же черт, я не провела в его доме ни одной ночи, а уже думала о нем как о нашем общем доме. Затем меня осенило: мы же даже не обсудили, как будем жить, и что означает для меня быть «его» в плане совместного проживания.

Чейнс аккуратно перевязал мою новую татуировку.

Мои ноздри раздувались, а зубы скрежетали, пока я наблюдала, как мой «владелец» протянул Чейнсу пачку купюр.

— Брат, ты ничего мне не должен, — сказал Чейнс, пытаясь вернуть деньги.

— Не неси чепухи. Это твоя работа, и если ты не хочешь принять это в качестве оплаты за нее, тогда считай это чаевыми за прекрасно исполненный заказ.

Чейнс закатил глаза, но, очевидно, понял, что проиграет битву, если не согласится.

— Спасибо, брат. Ты собираешься прийти, чтобы мы могли начать работу над рукавом?

Вуду усмехнулся.

— В ближайшее время, — сказал он.

Мысленно я называла его Вуду, потому что была зла на него до чертиков.

Чейнс выдал мне листок с инструкциями по уходу и все подробно разъяснил. Затем протянул мне маленькую баночку с каким-то средством, которое велел наносить. По правде говоря, все, что он говорил, напоминало заунывное бормотание на фоне непрекращающегося гула, который я все еще слышала в своей голове. Возможно, причиной тому был мой гнев.

Не проронив больше ни слова, я направилась к двери, чтобы дождаться Вуду. Мои руки были сердито скрещены перед собой, и я нетерпеливо постукивала ногой.

Мне пришлось заплести волосы в косу, чтобы они не попадали на прикрытую, но очень чувствительную заднюю часть шеи. Я с трудом натянула шлем и уселась позади Вуду. Он имел наглость посмеиваться, пока заводил мотоцикл. Вибрация от смеха выдала его, когда я прижалась грудью к его спине и обхватила руками кожаный жилет.

Всю дорогу до его дома мне безумно хотелось поиздеваться над ним, хватая его за причиндалы, но я боялась, что мы разобьемся. Ничего, найду другой способ поквитаться.

Мы припарковались в гараже, и, пока дверь медленно опускалась, он заговорил.

— Детка, я знаю, что ты расстроена… — начал он.

Я соскочила с байка.

— Расстроена?! Ты считаешь, что я всего лишь расстроена? Я в ярости, Огун Дюпре!

Смеясь, он отобрал шлем, который я пихнула ему в живот, и повесил на мотоцикл. Я бросилась к двери, но поняла, что не знаю входного кода. Это поубавило мою решимость, и я сдулась.

Он обошел меня и стал медленно вбивать цифры, чтобы я могла их увидеть.

— Ты хочешь, чтобы я знала твой код?

— Конечно. Теперь это и твой дом. Если только ты не захочешь найти другое место. Мой дуплекс был хорош для меня и Заки, но, вероятно, нам с детьми нужно будет место попросторнее.

Мужчина открыл дверь, и Саша бросилась ко мне, словно меня не было сорок дней и ночей.

— С детьми? — потрясенно переспросила я.

Он приказал собакам сесть, после чего жестом указал на Заку и Сашу.

— Да. С ребятишками.

Под их выжидающими взглядами я сдалась, и мой гнев начал понемногу утихать.

— Боги, неужели все это происходит на самом деле?

Я резко вдохнула и тяжело выдохнула. Он обхватил мои плечи своими руками и осторожно повернул лицом к себе. После чего, одной рукой приподнял мой подбородок, чтобы я посмотрела на него.

— А ты сомневалась в этом? Когда я что-то говорю, именно это и имею в виду. Да, все это происходит на самом деле.

— Получается, я прошла через весь этот ужасный путь от моего отца, владевшего мной и использовавшего меня, до тебя, — сказала я, и мои глаза наполнились слезами.

Опустошение, которое я испытывала, душило меня.

На его лице отразилось изумление.

— Бл*ть, Кира. Все не так, как ты это представляешь. Я не владею тобой, но ты моя. Это лишь информирует любого ублюдка, что, если хоть один волосок на твоей голове пострадает, он будет отвечать передо мной. И ему негде будет спрятаться от моего гнева.

Все еще не успокоившись, я молча развернулась и пошла в спальню. Достала пижаму и приготовилась ко сну. Не дожидаясь Огуна, забралась в кровать и свернулась калачиком. Мои эмоции были в полном раздрае.

В тот момент, когда я начала засыпать, кровать позади меня прогнулась, и его дурацкая рука потянулась, чтобы притянуть меня к своему телу.

— Ты лежишь на моей стороне кровати, — пробормотал он мне на ухо, прежде чем поцеловать верхнюю часть моего плеча рядом с повязкой.

Слишком уставшая, чтобы спорить, я погрузилась в тепло его объятий и провалилась в беспокойный сон.

***

На следующий день я все еще продолжала злиться. После того как я накормила и убрала за собаками, то хотела сразу отправиться на работу. Но, к несчастью, моя машина осталась дома. По этой же причине я не схватила свою сумку и Сашу и не вернулась к себе накануне вечером.

Переодевшись в привычную красную униформу нашей клиники, я ждала, пока Огун закончит телефонный разговор.

Поскольку мне не хотелось отвечать на многочисленные расспросы окружающих, я распустила волосы, закрепив только верхние пряди на макушке, чтобы они не мешались.

Как только звонок был завершен, он бросил на меня настороженный взгляд.

— Ты все еще злишься?

Я хмыкнула, не выдавая своих эмоций. Он благоразумно придержал язык, пока натягивал ботинки и продевал руки в жилет, который, как я узнала, называется отрезом. Накануне вечером Чейнс объяснил мне, что это из-за того, что у кожаной куртки отрезаются рукава.

— Саша, ко мне, — скомандовала я.

Она повиновалась, но бросила на меня печальный взгляд, обернувшись к Заке.