Утром приходит спасение в виде снегоходов. Я ведь всю ночь не спал, во мне злость клокочет и опасно наружу рвётся. Скорость всегда помогала проветрить голову. Вот и сейчас я ухожу в отрыв. Ношусь по заснеженному полю, ощущая, как отнимается от холода лицо. Но мне наплевать. Постепенно злость улетучивается, прогулка помогает.

И только спустя примерно час я возвращаюсь к Юле. Она с инструктором медленно вдоль леса катится. Фея поворачивается ко мне и замирает.

— Влад, у тебя лицо чуть ли не синее! — кричит. — Совсем с ума сошёл?!

Улыбаюсь, чувствуя, как трескаются обветренные губы. Во рту вкус крови появляется, но я на это внимания не обращаю. Юля не всё равно…

Эта мысль греет не хуже бани или крепкого алкоголя.

— А ну в дом поехали! — командует, сердито хмуря брови.

А в номере она начинает обо мне заботиться. Растирает онемевшее напрочь лицо принесённым коньяком, обрабатывает губы своей гигиенической помадой и всё время качает головой.

— Ты совсем больной, — шипит.

— Я болен тобой, — шальная улыбка расползается по моим губам. Снова ощущаю вкус крови.

— Ты ведь серьёзный мужчина, но иногда ведёшь себя совершенно безответственно! Тогда в дождь на мотоцикле гонял, сейчас…

Хватаю её руку и целую запястье, оставляя капельку крови на коже.

— Я так пар спускаю, — отвечаю честно. — Когда чувствую, что превращаюсь в бомбу замедленного действия, стараюсь напряжение с помощью адреналина снять.

— Самоубийца, — ворчит.

— Я так привык. Кто-то бухает, кто-то до изнеможения трахает баб, а я гоняю на мотоцикле, — смеюсь и затягиваю фею в объятия. — Хотя, готов рассмотреть отходняки с помощью потрахушек. Посодействуешь?

— Если бы я не знала наверняка, что ты не пил, сказала бы, что в тебе не меньше пол-литра коньяка или что ты обкурился. Что за слова, что за поведение, Громов?

Смеюсь. Впервые Юля со мной так открыто и очень мило ругается. По-семейному как-то.

— Так что насчёт потрахаться? — выдаю со смешком.

— Вчера не хватило?

— Мне тебя всегда мало, — рычу и начинаю свою фею раздевать. Не сопротивляется. Хорошо. Сейчас бы я её всё равно не отпустил. У меня отходняк, поэтому мозг плохо соображает — отсюда и такое поведение. Ведь Юля частично права. Я сижу на игле адреналина и уже давно.

Пьяно припадаю к груди, втягивая розовый сосок, прикусываю, перекатываю на языке, смакуя. Юля стонет, но бурной ответной реакции не выдаёт. Это задевает.

— Нравится, когда тебя вылизывают? — вспоминаю вчерашнюю баню. — Или когда грубо насаживают? — голос срывается в хрип, когда трусики с неё снимаю.

— Влад… — она пытается что-то сказать, даже оттолкнуть голову, когда я к её промежности опускаюсь, но я не слышу. Уши буквально закладывает от прилившей крови.

Валю фею прямо на пол и широко развожу ноги, приподнимая бёдра на удобную высоту.

— А знаешь, что меня заводит? — интересуюсь, когда она дрожать и хватать ртом воздух начинает.

Молчание.

— Двойное проникновение. Как представлю, что твои дырочки в унисон работают и всё это для меня, зверею. Юлька, я с ума схожу от одной мысли. До сих пор тебя так не трахнул только из-за наших натянутых отношений.

— Я… — она моргает растерянно, а я по самые яйца одним рывком в неё погружаюсь и рычу от удовольствия.

— Обещаю, что будет не больно, — хриплю, ускоряя темп, а сам пальцами её ласкаю.

Но сегодня фея мне не покоряется. Как ни стараюсь, к финалу приходит лишь один из нас.

— Юльчик, ну что такое? — шепчу укоризненно.

Она только вздыхает тяжело.

— Точно к сексологу пойдём. Мне не нравится, что ты кончаешь только под алкашкой. Поняла?

Молчание.

— Значит, решили. Завтра на приём запишу.

— Мне врач сказал к обычному психологу походить, — отвечает девушка, натягивая брюки. — Я сначала к нему, наверное…

— Будешь на козла Громова жаловаться? — горько усмехаюсь.

— На всех козлов, с какими имела «счастье» пересечься. Говорят, что опухоли в груди вызывает глубокая, невысказанная обида.

— Если тебе это поможет, то ты вольна прополоскать меня вдоль и поперёк. Я и так понимаю, какого ты обо мне мнения, — помимо воли тяжело вздыхаю. — Обед? — перевожу тему. — А потом домой. К этому времени наверняка дорогу успеют расчистить.

В ресторане опять пересекаемся с Волошиным, и снова у меня кулаки зудеть начинают при виде его взглядов в сторону Юли.

«Моя!» — транслирую в пространство. «Даже не думай на пути вставать».

Видимо, мой взгляд настолько злобный, что Волошин передумывает беседу начинать. Ухмыляется и уходит в противоположный угол зала. Правильное решение, мужик.

Мы спокойно обедаем, но снова в груди неприятное чувство шевелится. Юля опять ткнула меня носом в то, как ко мне относится. Без упрёков, скандалов или высказывания претензий, но я вдруг осознаю, что ни на сантиметр не приблизился к цели по завоеванию этой женщины.

— Давай поедем куда-нибудь после твоей операции. Восстановишься, положительными эмоциями зарядишься, — не привык я сдаваться. Всегда довожу дело до конца. Я растоплю сердце этой ледяной феи.

— Не могу. У дочери день рождения. Я собиралась с ней время провести.

— У дочери… — повторяю машинально. Как я не подумал? Самый верный способ добиться женщины — понравится её ребёнку. — А если я предложу поездку в Диснейленд?

— Что? — глаза Юли распахиваются от удивления.

— В Париж.

— Даже не знаю, что на это предложение сказать…

— Тогда решено. На какое число брать билеты?

— Давай поговорим об этом после операции? — вздыхает Юля, мрачнея.

— Всё будет хорошо, — глажу её по руке. — Но ты права.

Юлия

На операцию идти до одури страшно, хоть врач меня и успокаивал, говоря, что это всего двадцать минут и всё готово.

— В обед уже будете чай пить дома, — улыбается хирург, делая первый укол.

Внутренне сжимаюсь, отворачиваюсь и закусываю губу. В глаза бьёт свет от хирургических ламп, поэтому зажмуриваюсь. В коридоре дожидается Громов. Он за ручку меня привёл, из-за этого всю дорогу сдерживаться приходилось. Пыталась не показывать страха и своих переживаний, ни к чему это. Не хочу его в душу пускать. Вроде бы и относится Влад ко мне хорошо, но не могу, и всё. Барьер не рушится.

Чтобы отвлечься и не прислушиваться к происходящему, начинаю думать о сеансах у психолога. Да, я уже посетила три приёма. И правильно сделала, что пошла, потому что на втором меня буквально прорвало. Я плакала, жаловалась на Влада, на Рому, на судьбу в целом и никак успокоиться не могла.

— Юленька, вы понимаете, что стали страдать хронической обидой? — интересуется Ольга Андреевна — мой психолог.

Получается только горестно вздохнуть и отвести взгляд.

— Чем я заслужила подобное отношение? — выдавливаю жалобно и утираю новую слезинку, скатывающуюся по щеке. — Муж предал своим неверием, оскорблял, унижал при ребёнке! А потом Влад. Он, по сути, воспользовался моим безвыходным положением и вытер об меня ноги, превращая в личную шлюху. Да, я сама пошла к нему, но у меня не было выхода! — снова начинаю рыдать, но легче опять не становится.

Ольга Андреевна ждёт, когда я немного успокоюсь, и говорит:

— А давайте теперь рассмотрим произошедшее с разных углов и точек зрения? Сначала попробуем представить, что было бы если… А после попытаемся надеть на себя шкуру ваших обидчиков, чтобы увидеть происходящее их глазами.

Я вздыхаю.

— Вы сами говорили, что вам предлагали определить мужа в интернат, под присмотр персонала. Да, это деньги, да постоянная тревога, что за ним недостаточно хорошо ухаживают, но в этом случае ваша дочь не слышала бы всего.

— Мне совесть не позволила так поступить с мужем. Как я могла его просто выбросить, предать?!

— А что сделал он? Ведь он вас предал своим неверием. Он сильно думал о вас, когда пил, когда устраивал скандалы при ребёнке, когда садился пьяным за руль? Ведь мог просто подать на развод, но нет, он целенаправленно терзал вас, вызывая чувство вины. Что же, у него получилось. С этим теперь и работаем.