— Господи, — в ужасе оглядел я комнату, снова останавливая взгляд на испачканной простыне, — Что я натворил!

Я лишил Снежану девственности в ее день рождения, да еще таким жестоким способом, просто взял силой. Хорошенький подарок на день рождения.

— Моя девочка не простит меня. Никогда, — снова застонал я, опускаясь на пол и сгребая руками осколки в одну кучу. Зачем мне это было нужно, я не знал. Я упал голыми коленями, хрусталики впились в них острыми гранями, но я остервенело, сгребал их в одну кучу, будто пытаясь восстановить разбитую балерину. Руки кровоточили от порезов, и я сел, закрыв лицо руками и зарыдал, надрывно, с рычанием, по-мужски.

Я все погубил, все убил своей рукой, а точнее другим местом. Я погубил Снежану и наши отношения навсегда. Она больше никогда не улыбнется мне, не засмеется над моей шуткой, скорее всего даже не заговорит со мной. Я сам убил свою любовь, разбил на мелкие осколки, как эту хрупкую статуэтку.

— Прости меня, — рыдал я, размазывая слезы и кровь от ранок на руках по лицу, — Прости! — почти кричал я, будто она могла меня услышать, моя девочка, моя любовь. Через некоторое время я начал успокаиваться и потянулся к своим брюкам, что валялись здесь, на полу, достал телефон. Набрал Снежану, слушая «Абонент временно не доступен». Я нажимал на звонок снова и снова, впечатывая палец в экран, чтобы слышать лишь одну фразу. Что мне делать? Как теперь просить прощения? Да и как такое можно простить?!

Встал, пошатываясь, будто пьяный. Прошел по полу, даже не замечая осколков. Оделся и вышел из квартиры, направляясь к своей машине. Я должен увидеть Снежану, пусть она не простит меня, но мне нужно попытаться, вымолить у нее на коленях. После принятого решения, я ехал к ней, нисколько не волнуясь. У меня был только один путь из двух вариантов: если она меня простит и если не простит. Другого пути у меня не было. Подъехав к ее дому, я зашел в открытые ворота и нашел взглядом ее окна. Остановился напротив окна и медленно опустился на колени, прямо в снег. Собрал все силы и закричал:

— Снежана! Снежана! — кричал я долго, пока не охрип.

На крыльцо вышла ее мать, а затем и она, моя девочка, кутаясь в пальто.

— Уходи, Денис, — тихо сказала мне, а ее мать всхлипнула и вернулась в дом, прикрыв за собой дверь.

Я пополз к ней на коленях, не замечая, что ползу по грязному снегу, загребая эту серую жижу, схватил ее за ноги и уткнулся в них лицом.

— Прости меня, прошу. Я не смогу, если ты меня не простишь! — я почувствовал, как она вся дернулась, будто от отвращения и с силой начала отталкивать меня за плечи.

— Уходи, Денис. Ты мне противен! Я не хочу тебя видеть! — закричала она, упираясь ладонями в мою голову, стараясь оторвать от своих ног. Она будто отрывала у меня куски мяса, отодвигая, отстраняясь, убивая.

Наконец ей удалось, освободить свои ноги и она отошла от меня, остановившись у своей двери:

— Больше никогда, слышишь, никогда не подходи ко мне. Не смей приближаться, иначе я за себя не ручаюсь. Оставь меня! Исчезни! — крикнула Снежана и скрылась за дверью, громко хлопнув. Я стоял все еще на коленях, чувствуя, как моя душа разрывается на куски, а сердце плавиться, превращаясь в пепел. Через некоторое время я стал чувствовать холод, который шел от ледяной грязной воды, от снега, что таял вокруг меня. Я еще мог что-то чувствовать, я был на удивление жив. Ее слова не убили меня. Моя девочка не смогла вынуть из меня душу и боль. Она выше всего этого. Она оставляла меня жить, но покидала меня, ненавидела, не любила. Снежана никогда не любила меня. Я понял это только сейчас, стоя перед ней на коленях и умирая душой. Это я любил ее, а она нет. Не все в этом мире подчиняется нашей власти, не все наши желания и мечты исполняются. Если я не могу без нее жить, то Снежана может, потому что не любит, все просто. Все до тошноты просто и объяснимо.

Затем встал, и еле передвигая ноги, пошел к машине. Сев за руль долго сидел о чем-то думая, потом завел мотор и выехал на МКАД. Машина летела по почти пустой трассе, чуть виляя из стороны в сторону. Я открыл окно, подставляя голову под поток ветра. В глазах было сухо и жгло, словно кто насыпал туда песка. Я ехал ни о чем не думая, ничего не чувствуя. Выехав на длинный отрезок пути, вдавил педаль газа в пол, разгоняясь, направляя автомобиль в отбойник, и закрыл глаза, ожидая удара.

Как только Снежана исчезла за дверью, я оттолкнул от себя шлюху, больно потянув ее за волосы.

— Отвали, — глухо сказал ей, натягивая боксеры и застегивая джинсы.

— Ну, Захар, мы только начали, — проныла девчонка, сложив свои накачанные силиконом губы уточкой, откидывая черные волосы на спину.

— Отвали, я сказал, — крикнул ей и вышел из комнаты, направляясь к выходу из квартиры. В гостиной гремела музыка, остальные накачивались импортным пойлом, некоторые танцевали, другие целовались. В кухне со стонами и шлепками трахалась какая-то парочка. Я выбежал за дверь и перепрыгивая ступени понесся вниз, чудом не навернувшись несколько раз. Выбежал из подъезда и пнул со злостью ногой урну, разглядев отъезжающее такси и две головы на заднем сидении. Достал из кармана смятую пачку сигарет и прикурил, пытаясь успокоиться. Втягивая в себя горький дым, немного пришел в себя, чувствуя, что пьян в хлам и еле стою на ногах. На свежем воздухе накрыло с новой силой, но как ни странно стало чуть легче. Несмотря на алкоголь, что гулял по крови, в мозгах немного прояснилось.

Докурив две сигареты, снова вошел в подъезд, поднимаясь в свою квартиру. Не разуваясь, прошел в гостиную и выключил музыку:

— Пошли все вон, — тихо сказал, отчетливо произнося слова в наступившей тишине.

— Ты че, Захар? — сунулся было ко мне Митяй, но я посмотрел на него таким взглядом, что он отошел, махнув рукой. Вскоре все потянулись к выходу, а я толкнул дверь в свою комнату. Девчонка так и сидела голая на кровати, ожидая меня, даже не пытаясь прикрыться. Встала, покачивая соблазнительно бедрами, подошла ко мне. Обняла за шею, пытаясь поцеловать.

— Захар, я хочу тебя, — обдавая меня своим дыханием с примесью спиртного, она пыталась дотянуться до моих губ. Ее рука легла на ширинку джинсов, поглаживая меня, сквозь брюки.

— Убирайся, — глухо сказал я ей, оттягивая ее от себя за волосы, намотав их на кулак, — Чтобы через пять минут тебя здесь не было.

— Козел, — выдохнула она, отстраняясь, — На такси дай.

Я молча достал из кармана смятую купюру и бросил ей, даже не взглянув сколько там.

— Убирайся, — повторил я и вышел, направляясь на кухню, где уже никого не было. Достал из холодильника начатую бутылку виски и сделал несколько жадных глотков из горлышка. Жженое тепло разлилось по груди, обжигая горло и приводя меня в чувство.

Хлопнула дверь и я остался один, вышел на лоджию, жадно прикурил, вглядываясь в темноту. Вот какого черта я пригласил Снежану. Да еще вместе с Денисом. Затащил Снежану на кухню, снова трогал, целовал, спрашивал. В ответ подожди, я не готова. Мы что тут в игру играем, готова или не готова? А что у меня стоит уже все на нее так, что низ живота болит, это мне как терпеть? Ведь хотел забыть ее, оттого и пошел в комнату с первой попавшейся, согласной на все. Хотел выбить из себя все мысли о снежной королеве, о том, как трогал ее, целовал. О том, как она стонала в моих руках, когда кончала, содрогаясь внутри и плотно сжимая мои пальцы. Как там было узко и горячо, ее закрытые глаза и чуть приоткрытые губы. Ее упругая грудь, что ровно легла в мою ладонь. Снежана вся такая хрупкая, изящная, ее так легко сломать, причинить боль.

Я трогал ее, забыв как дышать. Чувствуя, что меня просто разорвет от желания, если не окажусь в ней. Каким чудом удержался, не знаю. Несмотря ни на кого, взял бы ее там, на кухне, как те двое, что были после нас, просто оттрахал, яростно и жадно. При мыслях о Снежане почувствовал, как возбуждение снова накатило на меня, скручиваясь жарким узлом внизу живота. Черт! Что в ней такого, что хочу ее безумно, до дрожи в руках, до помутнения в голове.