Время штука все-таки эфемерная и не поддается влиянию. Вроде бы не так давно была весна, распускались листочки, грело солнышка, а оглянуться не успел, как пролетело лето с осенью теплой, и повалил первый снег. Ослепительно белый, крупными хлопьями падал он стеной с неба и укрывал грязную, в вечной копоти столицу, свежим, радующим глаз одеялом. Снегопад зарядил с самого утра и я как завороженный смотрел на белых, кружащихся по воздуху мух. Конечно, этот снег сразу же таял, превращая дороги и тротуары в жуткую слякоть. Но если не смотреть под ноги, а любоваться только укрытыми крышами и присыпанными деревьями, то настроение лишь улучшалось. И именно этим я и занимался, когда меня везли в открытом фаэтоне до нашего офиса. Укутавшись в теплое пальто и натянув поглубже меховую шапку, я откинулся на спинку сидения и, запрокинув голову вверх, с блаженной улыбкой любовался погодой. Да, черт возьми, именно из-за таких моментов я люблю раннюю зиму.

И вот с этим радостным и чистым настроением я завалился к себе в офис. В холле скинул пальто и шапку гардеробщику, в кабинете переобулся в легкую обувь и, желая продлить радостное чувство, наплевал на бумаги оставленные на подпись. И плюхнувшись в кресло, развернулся в сторону большого окна и счастливый продолжил созерцание. В соседнем крыле мелькнул Моллер. Он меня заметил и с улыбкой махнул ладонью, здороваясь. Я взаимно поприветствовал. Кивнул в сторону заснеженного города, он понимающе улыбнулся и показал большой палец.

Но идиллия моя продолжалась недолго. Дела звали. Бумаг накопилось довольно много, и все они требовали внимания. Просто так не подписать, обязательно в каждую бумажку надо вчитаться и если что-то непонятно, начать разбираться. Вызывать к себе ответственного за документ и выслушивать его мнение. Ну или с недавнего момента можно просто позвонить в нужный мне кабинет и потребовать объяснения. Стало это возможным благодаря нашему внутреннему телефонному коммутатору, что не так давно смонтировала нам телефонная компания. Двух барышень с длинными руками и звонкими голосами взяли и посадили в тесную, но в ярко освещенную и проветриваемую каморку.

И выдохнув, я отвернулся от большого окна, пододвинулся к столу и пододвинул к себе пачку документов. Большую такую, увесистую, словно ее мне насобирал сам граф Толстой. Первые листы подмахнул почти не глядя, дело знакомое, консультаций не требовало. Затем, попалась на глаза писулька служебная, что прошла до меня с самого низа. Вчитался в нее, почесал задумчиво нос. Опять Шабаршин что-то мутит, опять что-то через него рабочие требуют. Какую-то библиотеку цеховую просят сделать, такую, чтоб техническую литературу могли читать не только инженеры. Что ж, дело-то в общем хорошее, но только непонятно, почему это предложение пошло через профсоюз. Это забота локального директора, но никак не профсоюзного лидера. Опять он не тем стал заниматься. Энтузиазм его слишком уж велик. Я, конечно, рад за наших рабочих и вполне доволен, что они у нас по факту находятся на привилегированном положении, но все же надо и меру знать. Сегодня через профсоюз требуют библиотеку, завтра спортзал, потом захотят выдать каждому по велосипеду и вообще организовать транспорт до рабочего места! Обнаглели! Нет, я все понимаю, дело это хорошее и правильное, но надо и меру знать. И так у меня слишком хорошо живут, гораздо лучше, чем у соседей на Путиловском, а Шабаршину следовало бы еще раз напомнить в чем заключается роль профсоюза. Не требовать от начальства всяческих материальных благ, а добиваться нормальных условий труда, соблюдения техники безопасности и повышения заработных плат. И если с зарплатой у моих людей все в порядке, а за соблюдением техники безопасности стала пристально следить моя страховая компания, то про условия труда наш профсоюз стал, похоже, забывать. Даже я вижу, что быт у моих рабочих стали не ахти. Людей на производстве сильно прибавилось, а, например, душевая комната, как была три года назад на четыре помывочных места, так до сих пор и осталась. И вот почему бы Шабаршину не заняться этим, а? Или еще вариант, конфетки для малых детишек рабочих в подарок от предприятия и профсоюза на Рождство и Новый Год? А что, я думаю можно внедрить неплохую традицию. В общем, пододвинул я к себе внутренний телефон, дождался ответа Шабаршина и высказал я ему все, что о нем думаю. Нелицеприятно так, довольно жестко. Кажется, он понял. В конце моего строгого монолога он попросил лишь выбросить этот глупый листок в корзину и не вспоминать более о нем. Что я с удовольствием и сделал. А следом поставил себе в ежедневнике поднять тему доступной библиотеки на нашем следующем совещании директоров. Идея-то и вправду хорошая, особенно для тех, кто стремится чего-то достичь на нашем предприятии. Стало у наших рабочих модно обучаться и посещать вечерние занятия. Видят они, что их старания приносят хорошие плоды — кому денежка за повышение квалификации дополнительная капает, а кому и продвижение по службе. Валентин наш Пузеев, в нашем НИОКРЕ вообще встал на особое положение — ему и зарплата и почет и «Руслан» по себестоимости. Гоняет теперь по столице, собирая вокруг своей блестящей техники зевак. Даже сейчас, в самый снегопад и грязь, наверняка прикатил на работу на своем агрегате.

Ближе к обеду в кабинет ввалился Мишка. Разрумяненный, гладко выбритый, по парадному одетый, так словно ему на великосветский прием предстояло идти. Прошел к своему месту, положил портфель на стол и, поежившись, словно от мороза, сел на стул. Скосился на мою озабоченную рожу, хмыкнул и пробурчал недовольно:

— Не понимаю, как тебе может нравиться такая погода…. Мерзость, а не погода. Лужи, слякоть, грязи по колено. Только в сапогах и в плаще можно по городу передвигаться.

Я поднял голову. Да уж, вид у моего друга был слишком уж несчастный.

— Ничего ты не понимаешь в колбасных отрезках, — парировал я. — Это даже получше чем загорать на пляже. А грязь и слякоть…, ну не своими же ногами ты ее месишь. Привозят тебя как белого человека к самому крыльцу, под белы ручки проводят, едва дорожку не раскатывают.

— Но-но, ты с пляжами-то свою мерзкую погоду не сравнивай. Ах, ну да…, ты и был-то всего на двух и те с камнями и с мусором.

— Ну да, мы не то, что вы, господин буржуй. Мы народ пролетарский, малым довольствуемся. Пойдет первый снежок, вот нам и радость.

Мишка не захотел со мной спорить. Махнул на меня рукой и залез в недра тощего портфеля. Вытащил несколько бумажек, погонял их в пальцах и затем поинтересовался:

— Вась, а вы сегодня с Маришкой, что вечером делать будете?

Я пожал плечами.

— Не знаю еще. А что?

— Да вот тут у меня случайно несколько билетиков в театр образовалось. На сегодняшнее число. Не желаешь культурно обогатиться?

Я отложил в сторону ручку, откинулся на спинку стула.

— Ну, в принципе, можно. А что будут показывать?

— Не поверишь, — произнес Мишка, — Горького «Мещане».

— Премьера?

— Да нет, похоже. Уже пару месяцев спектакль идет. Ну, так что?

— Ладно, давай сюда парочку. Сходим мы, развеемся.

И Мишка, потянувшись, передал мне билеты. Будет чем вечером заняться, какое-никакое, а развлечение. Даже сейчас, после нескольких лет пребывания в прошлом, я до сих пор не мог привыкнуть к пустым вечерам. Ни тебе телевизора, ни компьютера с его игрушками и всемогущим интернетом. Книги читать надоело, на газеты смотреть не могу, по гостям тоже не находишься. На нарды тут подсел недавно, которые в данную эпоху носят название «трик-трак». Заходит по вечерам сосед, азартно режемся с ним иногда, но все равно скучно. Хоть еще детей делай, чтобы время занять. Но даже это ежедневное кувыркание под одеялом, надоедает. Честно слово, иногда бывают дни, когда я просто хочу отдохнуть и ничего не делать. И даже секса мне не нужно.

Маришка обрадовалась перспективе проветриться и выгулять себя в свет. После моего звонка она до самого выезда приводила себя в порядок. Достала из шкафа новое платье, накрутила вавилоны, подкрасила губки и облачилась в драгоценности. И когда я через несколько часов приехал домой, то застал ее уже в походно-боевом режиме — оставалось лишь натянуть сапожки и накинуть на плечи шубку.