Ближе к обеду в кабинет ввалился Мишка. Разрумяненный, гладко выбритый, по парадному одетый, так словно ему на великосветский прием предстояло идти. Прошел к своему месту, положил портфель на стол и, поежившись, словно от мороза, сел на стул. Скосился на мою озабоченную рожу, хмыкнул и пробурчал недовольно:

— Не понимаю, как тебе может нравиться такая погода…. Мерзость, а не погода. Лужи, слякоть, грязи по колено. Только в сапогах и в плаще можно по городу передвигаться.

Я поднял голову. Да уж, вид у моего друга был слишком уж несчастный.

— Ничего ты не понимаешь в колбасных отрезках, — парировал я. — Это даже получше чем загорать на пляже. А грязь и слякоть…, ну не своими же ногами ты ее месишь. Привозят тебя как белого человека к самому крыльцу, под белы ручки проводят, едва дорожку не раскатывают.

— Но-но, ты с пляжами-то свою мерзкую погоду не сравнивай. Ах, ну да…, ты и был-то всего на двух и те с камнями и с мусором.

— Ну да, мы не то, что вы, господин буржуй. Мы народ пролетарский, малым довольствуемся. Пойдет первый снежок, вот нам и радость.

Мишка не захотел со мной спорить. Махнул на меня рукой и залез в недра тощего портфеля. Вытащил несколько бумажек, погонял их в пальцах и затем поинтересовался:

— Вась, а вы сегодня с Маришкой, что вечером делать будете?

Я пожал плечами.

— Не знаю еще. А что?

— Да вот тут у меня случайно несколько билетиков в театр образовалось. На сегодняшнее число. Не желаешь культурно обогатиться?

Я отложил в сторону ручку, откинулся на спинку стула.

— Ну, в принципе, можно. А что будут показывать?

— Не поверишь, — произнес Мишка, — Горького «Мещане».

— Премьера?

— Да нет, похоже. Уже пару месяцев спектакль идет. Ну, так что?

— Ладно, давай сюда парочку. Сходим мы, развеемся.

И Мишка, потянувшись, передал мне билеты. Будет чем вечером заняться, какое-никакое, а развлечение. Даже сейчас, после нескольких лет пребывания в прошлом, я до сих пор не мог привыкнуть к пустым вечерам. Ни тебе телевизора, ни компьютера с его игрушками и всемогущим интернетом. Книги читать надоело, на газеты смотреть не могу, по гостям тоже не находишься. На нарды тут подсел недавно, которые в данную эпоху носят название «трик-трак». Заходит по вечерам сосед, азартно режемся с ним иногда, но все равно скучно. Хоть еще детей делай, чтобы время занять. Но даже это ежедневное кувыркание под одеялом, надоедает. Честно слово, иногда бывают дни, когда я просто хочу отдохнуть и ничего не делать. И даже секса мне не нужно.

Маришка обрадовалась перспективе проветриться и выгулять себя в свет. После моего звонка она до самого выезда приводила себя в порядок. Достала из шкафа новое платье, накрутила вавилоны, подкрасила губки и облачилась в драгоценности. И когда я через несколько часов приехал домой, то застал ее уже в походно-боевом режиме — оставалось лишь натянуть сапожки и накинуть на плечи шубку.

— Ну, просто красавица, — восхитился я, — Нефертити завидует. Только рано ты разоделась, подождать придется.

— Зачем? — покрутившись у зеркала, спросила супруга. — Я готова, можно ехать.

— А я еще не готов. Мне б хотя бы костюмчик переодеть, да туфли другие, а то срамота прямо. Подумают, что это я при супруге выгуливаюсь, а не она при мне.

И Маришка, кинув через зеркало оценивающий взгляд, вынужденно согласилась. Я хоть и был в дорогой английской тройке, но в совершенно не предназначенной для выходов в свет. Здесь нужно что-то абсолютно другое. В этом плане со вкусом у меня не ахти и окажись я в подобном положении в своем времени, наверное, растерялся бы. У меня и костюмов-то приличных не было, только футболки, рубашки, да пуловеры с джинсами. Сейчас же все проще. Есть этикет, по нему положено то-то и то-то и ты, не ломая голову, просто во все это облачаешься как в униформу. По крайней мере, я так к этому относился. Другие же, даже в этих узких правилах умудрялись лавировать и выделяться из богатой толпы. И вроде бы на приемах или деловых встречах приходили люди в таких костюмах, что оценивая покрой и качество ткани, понимал, что к этому облачению приложили очень уж много времени и внимания.

В театр мы отправились через полчаса. И не спеша, под все еще валящим снегом, который покрывал крышу нашей кареты, подкатили к главному входу. Я распахнул дверцу и, опустив ногу на приступок, сошел. Карета скрипнула и качнулась когда избавилась от ноши. Следом, подав руку, сошла Маринка. Радостная от предстоящего развлечения и общения. Ухватила меня за локоть и, аккуратно поддерживая подол платья, чтобы не запачкаться, пошла к входу.

Внутри мы встретили Мишку с супругой. Они как раз снимали верхнюю одежду, отряхались от снега.

— Кажется мы рано, — после того как поздоровался с Анной Павловной, сказал я. И огляделся.

Народу было еще не много. Представление начнется часа через полтора. Поэтому можно просто походить по театру, поболтать и по бокальчику шампанского в буфете пропустить. Маришка меня оставила и, увязавшись за супругой Мишки, отошла к окну. Там они и проболтали, так, словно и не виделись они третьего дня. Встретили знакомую семейную чету и, женщины, образовав тесный кружок, принялись обсуждать последнюю моду. Ну а мы с Мишкой, присев на скамью в холле, углубились в обсуждение дел. Как-то само так получилось, вроде бы и не хотели об этом говорить, но стоило только заикнуться, как остановить мысль было просто невозможно. И разговор у нас зашел о ПВХ.

Прошло уже больше года как мои химики заново нашли способ получения этого по-настоящему уникального вещества. И уже год они бьются над ним, пытаясь понять, каким образом можно изменить его свойства. Ведь тот ПВХ, что они получили совсем не подходил для коммерческого использования — слишком уж при высокой температуре плавился. А нам нужно плавление при ста восьмидесяти-двухстах градусов. Вот и ломают головы подопечные Мельникова, думают как добиться этих свойств. Еще колдуют над добавками, что будут улавливать вырвавшийся из молекулы атом хлора, подбирают экспериментальным путем. И этот процесс ой как долог. Мне казалось, что счастье и богатство вот оно, совсем близко, только руку протяни, а оказалось, что это не так. Проект «ПВХ» пока только и делает, что тянет деньги и даже финиша пока не видно. А попутно еще изобретаются эктрузионные станки. На нашем питерском заводике, где изготавливают оснастку и который сейчас потихоньку превращается в станкостроительный, выточили конический шнек с цилиндром, а в Новгороде их захромировали. Там же отлили станину, а редуктор в единичном экземпляре изобрели и воплотили в металле в НИОКРе. Под моим контролем сделали простейшую щелевую фильеру, по которой я смогу понять насколько хорошо у нас все получилось. Осталось лишь нам получить несколько сот килограммов самого ПВХ, да придумать как контролировать процесс нагрева. Наших электроников я озадачил, и они бьются над этой темой почти целый год. Но пока не слишком результативно. Что-то у них там не выходит. Конечно, для экспериментов процесс нагрева можно проконтролировать и вручную, назначить специального человека, но для промышленного производства такой вариант не годится. Нам просто позарез необходимы термодатчики и термопары.

Время пролетело незаметно. Вроде и разговаривали мы недолго, а заметить не успели, как театр оказался битком набит народом. Это не премьера, и потому количество бриллиантов и золота на зрителях было значительно меньше, чем на опере с Собиновым. Народ был попроще, победнее, пыль в глаза если и пускали, то совсем незначительно. На их фоне моя супруга с ее изумрудами смотрелась просто сногсшибательно. Чем она и пользовалась, демонстрирую свое богатство незнакомым дамам.

Постепенно зрители стали проходить в залу и заполнять места. Стало свободнее и мы с Мишкой, поднявшись, решили пока не поздно пройти в ложу. И вдруг что-то изменилось. Я это понял по Мишкиному лицу. Оно внезапно замерло, фраза оборвалась на полуслове, а взгляд его устремился ко входу.