— Я знаю, — сказал Эванс. — Вот почему мы вас наняли.

— Итак, начинаем планировать мероприятия. Сначала публичные извинения. Затем несколько пожертвований на благотворительность, несколько выступлений на светских ужинах. — Я киваю. Все это прокручивается в моей голове: Тео обходительный и опрятный, татуировки надежно спрятаны под костюмом. Я хорошо знакома с этой игрой — искуплением вины плохого парня. У меня получится.

— Звучит отлично, — говорит Эванс. — Как раз то, что ему нужно. Но ничего не получится.

— В чем проблема?

— У нас нет года.

— Хммм, — я прижимаю ручку к губам. — Можно поработать с более коротким сроком.

— У нас неделя.

— Неделя!

— Именно тогда он предстанет перед советом директоров. Тогда они и примут решение. И это еще не все. — Он колеблется. — Есть еще вопрос о королеве. Ходят слухи, что она, наконец-то, начала интересоваться своим внуком, и ей не нравится то, что она слышит.

— Королева? В смысле, королева Швеции.

— Да.

— Я даже не знала, что в Швеции до сих пор есть королева.

— Их парламент обладает полной властью, как и в Англии. Но королева по-прежнему остается важной фигурой. А ее дочь была матерью мистера Кенсингтона.

— Дочь, от которой отреклись, — поправляю я. По крайней мере, в этом вопросе я сделала домашнее задание. — Она ушла из дома в двадцать лет, поступила в университет в Нью-Йорке и бросила учебу. Влюбилась в перспективного бизнесмена. Насколько я понимаю, у мистера Кенсингтона тогда было всего пять отелей.

Эванс кивает.

— Принцесса забеременела, они поженились, королева узнала и отреклась от нее, — рассказываю я остальную часть истории.

— И жалеет об этом, когда ее дочь умирает от осложнений при родах.

— Оставив магната с разбитым сердцем и сына-младенца. — Я качаю головой. — Наверное, это больно.

Эванс усмехается.

— Если и так, то королева этого не показала. Она даже не познакомилась со своим внуком.

— Я говорю не про нее. Я имела в виду Тео — мистера Кенсингтона-младшего. — Я медленно опускаюсь в кресло. Единственный ребенок, теперь сирота, отвергнутый своей королевской семьей. Лишенный своего законного… трона? У них еще были троны? — Хорошо. Я могу с этим работать. — Мысленно я пролистываю свои контакты. Я могу это сделать. Оказать услугу. Запланировать фотосессию. — Я могу справиться за неделю.

— Проблема остается, — говорит Эванс. — Тео не сделает этого.

Голова все еще кружится от мысли о превращении татуированного, развратного богача в обходительного светского льва с невинностью хориста за одну ночь.

— Не сделает что?

— Ничего из этого. Извинения, благотворительные концерты. — Эванс качает головой. — Мистер Кенсингтон не хочет приводить себя в порядок. Несколько членов совета директоров были друзьями его отца. Они наняли вас, чтобы спасти его репутацию, чтобы дать ему последний шанс. Но ему все равно.

— Тогда ему нужен психотерапевт, а не корректор, — резко говорю я.

Эванс пожимает плечами.

— За те деньги, что мы вам платим, вы можете быть и тем, и другим.

По дороге к бассейну я придаю своему лицу строгое выражение, которое часто видела у мисс Мавери, библиотекаря в моей средней школе. Я заметила, что это одинаково действует как на распущенных мальчиков, так и на плохо себя ведущих клиентов. В сочетании с моим деловым костюмом и непоколебимым самообладанием я буду неудержима.

Я надеюсь.

Я иду на звуки классического рока к бассейну. Моя отточенная походка слегка нарушается, когда каблук попадает в трещину на тротуаре. К тому времени, как освобождаюсь, вся компания — горстка мужчин и вдвое больше женщин — смотрит на меня. И Тео, который все еще без рубашки.

— Ты уволена, — кричит он, когда я подхожу ближе. Дамы вокруг него взрываются смехом.

Я продолжаю спускаться по мраморным ступеням, проходя мимо топиариев и статуй капризных нимф. Я чувствую здесь какую-то тему. Возможно, жизнь среди всего этого развратного искусства заставила Теодора Кенсингтона подсознательно решить стать современным Бахусом. Я улыбаюсь про себя. «Искусство и психика плейбоя» — отличная дипломная работа. Мисс Мейвери это понравится.

— Я сказал, что ты уволена, — повторяет он серьезным голосом. Это не просто Тео, плохой мальчик-идиот, играющий на публику. Это Теодор Кенсингтон, проверяющий меня, что я буду делать. Смогу ли я постоять за себя.

— Вы не можете меня уволить. — Я останавливаюсь перед его шезлонгом у бассейна. — Я представляю не вас. А ваш член.

Я показываю на его плавательные шорты. К счастью, он в шортах. Иначе тут уже началась бы оргия. Не думаю, что мистеру Эвансу это понравится.

— Мой член говорит сам за себя, — отвечает Тео и вызывает очередную порцию хохота.

— Конечно. В этом вся ваша проблема. Ваш член получает восторженные отзывы в новостных развлекательных шоу. Видимо, он только что показал представление всей жизни. Вы взрослый мужчина, — я полностью подражаю мисс Мейвери, — которого поймали со спущенными штанами во время секса.

Тео полуулыбается. За его модельной внешностью скрывается отблеск интеллекта. Слава Богу. Дай мне хоть что-то, с чем я смогу работать.

— Итак, у нас проблема с пиаром.

— Мистер Кенсингтон, это у вас проблемы с пиаром. — У вас с вашим гаремом. Кроме трех женщин, которых я видела выходящими из машины, есть еще четыре, все в самых крошечных бикини, которые когда-либо изобретали. С таким же успехом их можно назвать толстыми нитками. И высокие каблуки. Кто ходит на высоких каблуках в бикини?

Тео склоняет голову на бок.

— Еще раз повтори, как тебя зовут?

— Веспер Смит. Друзья вашего отца наняли меня, чтобы привести в порядок ваш имидж.

— Мне нравится мой имидж. Знаешь, как меня называют?

Я скрещиваю руки, давая понять, что не собираюсь этого говорить.

— Бог траха, — отвечает он. Дамы хихикают, но он не обращает внимания на свою аудиторию. Я его разозлила. Это представление для меня. — Знаешь почему?

— Это игра с именем. «Тео» — от греческого Theos, «бог». — Спасибо, мисс Мейвери.

Тео моргает.

Парень рядом с ним заливается смехом.

— Тео, твоя новая пиарщица — заучка.

— Я пью мартини, — одна из дам поднимает бокал, — не могли бы вы сказать мне, как это на греческом.

Я качаю головой. Подружки Тео хохочут, но он молча изучает меня.

— Да ты знаешь греческий? — спрашивает меня чувак, похожий на серфера.

— А тебе-то какое дело? — огрызается на него женщина с ногтями, волосами и бикини ярко-красного цвета.

— А знаешь, какой греческий секс, да? — шепчет он на ухо Рыжей, и та смеется.

Я с отвращением качаю головой.

— Ни хрена подобного, — показывает на меня Рыжая. — Она краснеет, как девственница.

— Ни фига себе, — говорит первый парень. — Заучка и девственница. Я знаю кое-кого, кто может помочь тебе с твоей вишенкой.

Он шлепает Тео по спине.

— Отстаньте, ребята, — приказывает он, прежде чем подойти ко мне вплотную. Совсем близко ко мне.

Я смотрю ему в глаза. И заставляю себя не отступать.

— Твои друзья — придурки, — заявляю ему.

— Не обращай на них внимания. Они просто никогда не видели такого красивого медиа-консультанта как ты.

— Я не собираюсь с тобой спать, — говорю я ему. — Не пытайся мне льстить.

— Кажется, леди слишком много протестует, — замечает он, и наступает моя очередь моргать. — Думаю, тебе это нравится. По-моему, ты хочешь, чтобы я тебе польстил.

Я поправляю очки, больше для того, чтобы создать пространство между мной и им. Рука почти касается его покрытой татуировками груди. Интересно, слышит ли он, как стучит мое сердце?

— Ты немного зажата, Веспер Смит. Возможно, мой друг прав. Тебе нужно немного Тео-терапии. Вот что я тебе скажу. — Он наклоняется ближе, его губы касаются моего уха. — Ты исправишь мой имидж, а я сорву твою вишенку.

— В этом нет необходимости, — огрызаюсь я.