Я иду к ней.

— Привет, Сабрина.

Моя широкая улыбка не обманывает её, она сгибается над перилами и шипит:

— Какого чёрта ты снова тут делаешь?

— Хотел выяснить всё ли у тебя в порядке, — пожимаю я плечами, слыша шаги за спиной.

— Да, Сабрина, — вслед за мной говорит тренер, от чего та мгновенно выпрямляется. — Тай только что сказал мне, что ему стыдно за свой вчерашний поступок, так?

Тренер вновь сжимает пальцами моё плечо, и я киваю ему и ведьме.

Девчонка задирает подбородок и смотрит на меня с подозрением. Ну да, глупой её не назовёшь — чтобы вертеть парнями необходимы мозги.

— И я подумал, — продолжает её отец, — что мы с тобой, Сабрина, могли бы его накормить за то, что он искренне сожалеет о содеянном и пришёл с извинениями. М-м?

У ведьмы глаза лезут на лоб. У меня, впрочем, тоже. Что не говори, а такое развитие событий я и представить не мог. Как и моя ведьма.

Впрочем, узнать о ней побольше будет неплохо.

— Я с удовольствием поужинаю с вами, тренер, — кивнув, криво улыбаюсь я.

Сабрина сужает на меня глаза, а спустя пару секунд фыркает и идёт в дом. Тренер хлопает меня по плечу, улыбается и ведёт рукой к крыльцу, приглашая идти первым.

Дом встречает меня тесным уютом и ароматом парочки сортов сыра. И угрюмой Сабриной. Замечаю на дверце белоснежного холодильника, позади стула, на котором сидит девчонка, хаотично наклеенные стикеры с какими-то цитатами. В одной из них я узнаю фразу из фильма «Адвокат Дьявола»:

«Тщеславие, определённо, мой любимый грех».

Хмыкаю и по приглашению тренера занимаю стул напротив ведьмочки.

— Сабрина, не могла бы ты…

— Я с удовольствием, пап, — язвительно передразнивает она меня, поднимаясь со стула. Подходит к одному из навесных шкафчиков, вынимает тарелку, подхватывает вилку из банки, явно размалёванной детской рукой, у раковины и бросает это всё на стол передо мной, словно кость собаке.

Я чешу пальцем бровь, сдерживая себя от грубости, и цепляю взглядом бретельку на оголённом плечике. Очевидно, широкий воротник футболки съехал вбок, когда ведьма тянулась за тарелкой.

Перед глазами мгновенно всплывает фрагмент из воспоминаний: белые измятые простыни, бархатная даже на взгляд кожа оголённого бедра…

Стискиваю зубы и перевожу взгляд на тренера, который вынимает из пакетов коробки с едой. Пространство небольшой кухни мгновенно наполняет соблазнительный аромат зажаренной курицы.

В желудке урчит.

— Мы думали обойдёмся макаронами с сыром, — понимающе улыбается тренер. — Но в процессе приготовления решили, что к ним не помешает что-нибудь существенное.

Я больше года живу отдельно от родителей, потому немного разбираюсь в еде из доставки. Но чаще предпочитаю готовить сам. Есть в этом что-то успокаивающее.

И потом, хочешь, чтобы всё получилось, как нужно тебе — делай сам.

Я смотрю на множество коробок с разнообразными блюдами и поднимаю брови:

— И вы планировали съесть это всё вдвоём? За один раз?

Тренер и Сабрина переглядываются между собой. У девчонки дёргаются уголки губ, но она смотрит на меня и вновь хмурится, а тренер весело замечает:

— Да… Мы с Сабриной любим вкусно и… много поесть.

Я непроизвольно бросаю на Сабрину оценивающий взгляд, и тут же морщусь с досадой — под мешковатой одеждой ни хрена не понятно.

— Быстрый обмен веществ, — замечает мой интерес тренер. — Ну и бег по утрам. Куда без него?

Понимающе киваю — тоже люблю утренние пробежки.

— Давайте есть, — хмуро предлагает ведьма, поднимая крышку с кастрюли, стоящей посередине стола. — Скорее приступим, скорее…

«… этот придурок уберётся отсюда».

Да, Сабрина, можешь не договаривать, я хорошо читаю твои злостные взгляды.

Я криво улыбаюсь, пока тренер садится за стол, а Сабрина по очереди наполняет тарелки макаронами с сыром.

Моя порция оказывается преступно маленькой. Тренер замечает это, смотрит на дочь осуждающе, и та, закатив глаза, докладывает мне ещё. Дальше в ход идут коробки. Из рук в руки, по кругу. Почти каждая. Потрясающе слаженная работа. Я даже не сразу подмечаю, что отлично вписываюсь в этот процесс.

А затем я вижу тарелку ведьмы…

В неё реально столько влезет?

— Итак, ребят, давно вы знаете друг друга? — буднично интересуется тренер между делом.

— Слишком, — бросаю я, не подумав, а Сабрина в тот же момент это отрицает:

— Нет.

Мы переглядываемся, и я вижу в её глазах вопрос: как такое может быть, если мы впервые увиделись пару дней назад?

Но это не было нашим первым разом, ведьма.

Объясняю озадачившемуся тренеру, но при этом пристально наблюдаю за реакцией Сабрины:

— Я знаю вашу дочь заочно с прошлого года. Нас как раз хотели познакомить, но… у Сабрины на тот вечер нашлось более интересное занятие.

Ведьма без сомнений понимает мой тонкий намёк и бледнеет. Глаза широко раскрыты, в них проскальзывает страх и… боль?

Жалеет, что так себя повела?

Поздно жалеть, ведьма. Слишком поздно.

Я усмехаюсь и, подхватив пальцами вилку, продолжаю:

— Но я чертовски рад, что наше знакомство, пусть и спустя год, но состоялось.

Что-то гремит о дощатый пол, мы с тренером смотрим в сторону Сабрины и видим, как она склоняется под стол, чтобы поднять упавшую вилку. Девчонка извиняется, отходит к раковине и замирает там на пару секунд. С моего места видно, как она с силой зажмуривается, опустив голову вниз.

Логан ничего ей не сказал? Она не знала, что он всё видел? Жалел её?

На него похоже. У этого барана слишком доброе сердце.

Когда ведьма возвращается за стол с другой вилкой, я обращаю внимание на то, что выражение её лица абсолютно бесстрастное. И лишь то, с каким упрямством она старается не смотреть в мою сторону, говорит о её настоящем состоянии.

Ей стыдно.

Я ощущаю некоторое удовлетворение и, переговариваясь с тренером о бейсболе, с аппетитом уплетаю предложенную еду.

Вскоре нашу беседу прерывает зазвонивший телефон тренера, и он, извинившись, выходит из кухни. Ведьма подхватывает свою тарелку и ставит её в холодильник. Я успеваю встать позади её спины, как раз, когда она закрывает дверцу.

— Неужели, наелась, ведьма? — насмешливо интересуюсь я у её ушка.

Плечи девчонки напрягаются, пальцы на ручке холодильника белеют от той силы, с которой она её сжимает. С того ракурса, с которого я смотрю на её шею, хорошо видно, как часто бьётся жилка сонной артерии.

Моя близость тебя волнует, верно?

— Ты был на той вечеринке вместе с Логаном? — едва слышно спрашивает она.

Я облизываю сухие губы, отрываю взгляд от бархатной кожи шеи и оголённого плеча и выдыхаю с выражением:

— О да…

Сабрина медленно отцепляет пальцы от ручки холодильника; я замечаю, что они дрожат. Девчонка делает глубокий вдох и на выдохе цепляет пальцами один из стикеров, отдирая его от холодильника. Разворачивается ко мне. Я не шевелюсь. Глаза в глаза. Воздух вокруг нас ощутимо тяжелеет. Возможно, воцарившееся напряжение и мешает мне понять выражение её глаз…

Или сейчас я хочу совсем другого? Не понимать, а брать?

Сабрина просовывает руку между нашими телами и вдавливает пальцы в мою грудь. Я озадаченно смотрю вниз, а ведьма, отдёрнув руку, быстро уходит.

Отцепляю стикер от своей футболки и вчитываюсь в строчки:

«Я хотел бы, чтобы мы могли поболтать подольше, но у меня на ужин старый друг».

«Молчание ягнят»?

Я смотрю в ту сторону, в которою ушла ведьма и чешу пальцем бровь. Она однозначно на что-то намекает.

На что?

________

[11] Вуайеризм — тайное наблюдение (подглядывание) за людьми, занимающимися сексом или же за такими интимными процессами как раздевание, приём ванны (душа)

Воскресное утро и день я посвящаю уборке и стирке, чтобы отвлечься от сумбурных мыслей, которые роятся в моей голове, как гул рассерженных пчёл, после нежданного визита кретино-красавчика-Гилла.