Меня накрыла паника. Обрывки разрозненных воспоминаний обрушились на меня подобно снежной лавине в горах. Я не понимала, как оказалась в этой кровати. Не знала, что думать, как быть и кого винить.

Себя?

Я не помню, как нашла свою одежду и всю ли, не помню, как добралась до дома. Но помню, как позвонила Логану. В груди теплилась надежда, что всё не настолько плохо. Вдруг я всего лишь перебрала алкоголя и, осмелев, решила попробовать то, что давно намечалось, с тем, кто мне безумно нравился.

Надежда на такой расклад событий была мизерной, учитывая то, что Логан вряд ли после случившегося оставил бы меня совсем одну, и потом, я точно помнила, что ждала его появления, но совершенно не помнила, что дождалась, но она была.

Логан не взял трубку. И на сообщения не отвечал.

Надежда испарилась, и её место заняла выворачивающая наизнанку душу догадка.

Что, если Логан Хейг всё время меня обманывал ради того, чтобы в подходящий момент воспользоваться и выкинуть, как ненужный мусор?

Я провела под душем больше часа. Терзала своё тело губкой снова и снова, но отмыться от грязных мыслей не так просто. Не зря говорят, что у страха глаза велики. Я не знала правды, не могла вспомнить подробностей и чуть позже мне стало казаться, что Логан был не единственным, кто был во мне. Лица, глаза, улыбки.

Я изводила себя обрывками видений и начинала ненавидеть бейсбол и всех тех, кто в него играет.

Вечеринка по случаю окончания сезона, там присутствовали и те, кто выпускался из университета Беркли, и те, кто планировал туда поступать. Слишком много бейсболистов. И я не знала наверняка кто из них, и был ли это кто-то один…

Несколько дней я не покидала стен своей комнаты, и отец начал беспокоиться. Разумеется, я не могла рассказать ему о случившемся. Не нашла бы смелости и сил. Потому и приняла решение уехать к бабушке в другой штат. Мне требовалось время, чтобы прийти в себя, зализать раны и научиться жить с тем, что произошло. Сбежала, да.

И до сих пор бегу, хотя планировала совсем другое.

Чёртова слабачка.

Я заставляю себя успокоиться, вытираю грязными руками слёзы с щёк и глубоко дышу.

Всё было бы гораздо хуже, если бы я помнила всё до мелочей, если бы присутствовала в том моменте осознанно. А так мне остались лишь сухие факты. С ними смириться проще, пусть и принимать их достаточно больно.

Я шмыгаю носом и решительно поднимаюсь на ноги, потому что слышу стремительные шаги Гилла.

Настало время встретиться лицом к лицу с правдой.

Не знаю, куда парень так спешит, но я заставляю его топорно остановиться, окликнув:

— Гилл!

Его спина и плечи напрягаются, он кивает самому себе и медленно разворачивается ко мне. То, что я вижу в его глазах, вынуждает меня запнуться. Мы задаём свои вопросы одновременно.

— Кто это сделал?

— Кого ты видел со мной?

Мы оба теряемся.

Он же сам мне сказал, что видел всё собственными глазами!

Гилл находится быстрее меня и сокращает расстояние между нами до метра:

— Ты не знаешь?

С его лица полностью схлынула та ярость, которую я видела ещё полминуты назад. Сейчас на нём играет искреннее беспокойство, а в глазах проскальзывает сожаление.

Я горько усмехаюсь:

— И ты, похоже, тоже.

— Проклятье! — бросает Гилл и зарывается пальцами в волосы. — Я зашёл в комнату после Логана, заметил, как закрывается дверь на лоджию, потом увидел тебя… на смятых простынях, бледное лицо Лога… Хотел броситься вслед за этим козлом или тебя к стене припереть, но Логан не позволил. Выволок меня из спальни, а потом мы и вовсе ушли с вечеринки…

Я сглатываю сухость и тихо выдыхаю:

— Не помню ничего такого.

— Твою мать! — сокрушается Гилл, буквально вырывая на себе волосы. — Я просто потрясающий кретин! Ты же даже не шелохнулась! А я орал, громко орал! Я находился в таком бешенстве…

Гилл замолкает и отворачивается в сторону.

А я стискиваю кулаки. Ногти больно впиваются в кожу. Сначала я убегала от правды, теперь она бежит от меня. Справедливо, но совершенно неправильно. Я должна и готова знать.

Гилл чешет пальцем бровь, затем вновь смотрит на меня, всматривается долго в моё лицо нечитаемым взглядом, а в следующий миг подхватывает мою сумку с травы и бросает:

— Поехали.

— ПРОДОЛЖЕНИЕ-

— Поехали? — теряюсь я.

Но Гилл не собирается что-либо мне объяснять, стремительно направляясь вон со стадиона.

Я иду за ним.

На парковке напротив учебного здания Гилл закидывает мою сумку на заднее сидение модной черного цвета тачки и идёт к водительскому месту. Я обращаю внимание на то, что солнце начинает садиться и отстранённо размышляю о том, что глупо удивляться тому, что у парня с богатыми родителями находится в распоряжении не одна машина.

— Какого чёрта, Гилл? — интересуюсь я, пока он не сел в тачку.

Но кретино-Гилл вновь меня игнорирует, а через мгновение открывает мне дверцу из салона. Я сомневаюсь ещё пару секунд и занимаю пассажирское сидение. Хлопаю дверцей. И выжидательно смотрю на Гилла.

Он вынимает из бардачка пачку влажных салфеток и протягивает мне:

— Я хочу узнать, кто это был. А ты?

— Тоже, — перехватываю я пачку. — Но зачем это тебе?

Гилл заводит двигатель, сжимает с силой пальцы на руле и смотрит прямо перед собой:

— Кто-то из моей команды поступил отвратительно низко. И я должен знать, кто это. И потом, ты — дочь нашего тренера. А значит, тот, кто это сделал — полная мразь.

Дочь тренера.

Так вот, кто я теперь для него? Больше не ведьма, изменившая его другу? Не призираемая всей душой девушка, которую требуется задеть побольней?

Всё в прошлом?

И прощения просить, очевидно, не обязательно.

Впрочем, мне и не нужны его извинения. Мне вообще от него ничего не нужно. Кроме главного.

— Мы едем в Стэнфорд?

— Да.

До Стэнфорда из Беркли рукой подать. Проехать по крытому мосту через залив Сан-Франциско, миновать по касательной Дейли-Сити и по трассе номер 280 добраться до предгорья Стэнфорда, примечательное тем, что там возвышается сто пятидесятиметровая радиовышка под названием Стэнфорд Диш. Дорога займёт не больше часа времени.

Я знаю это, потому что изучила маршрут ещё тогда, когда загорелась идеей навестить Логана Хейга.

И весь этот час мы с Гиллом проводим в молчаливой тишине.

А в городке нам сообщают, что Хейг сейчас находится на тренировке. Я начинаю волноваться перед встречей с ним, пока мы с Гиллом едем к местному стадиону.

— Посиди пока в машине, ладно? — просит Гилл, вырубает двигатель и выходит из салона.

Я некоторое время тереблю прядь волос, а потом сама выхожу из машины и направляюсь на стадион.

Я вижу их издалека. Две высокие фигуры, одна в спортивной форме, другая в обычной одежде. Гилл сжимает плечо друга, пока тот, опустив голову, качает ею. Всё это время Логан считал, что я ему изменила. Наверняка ему было больно увидеть меня там, в чужой кровати, обнажённую… Теперь он знает правду.

И я очень надеюсь, что ему станет стыдно за то, что он не попытался разобраться в ситуации. Не попытался дать и шанса мне на то, чтобы я объяснилась. Пусть ему будет стыдно за то, что он просто исчез.

Я иду ближе, и Логан видит меня первым. Его выражение лица становится виноватым, в глазах загорается сожаление, которое тесно переплетается с болью. С болью за меня.

Вот только он припозднился со своим сочувствием.

Гилл тоже смотрит в мою сторону, и его лицо, напротив, каменеет. Он кивает, хлопает друга по плечу и идёт мимо меня на выход. Бросает мне по дороге:

— Поговорите, не буду мешать.

Хейг снимает с головы шлем-кепку, взлохмачивает светлые кудри пальцами и кивает мне в сторону трибун. Мы идём к ним на расстоянии метров пяти друг от друга. Места на лавке в первом ряду занимаем в таком же отдалении один от другого.

Молчим.

Я разглядываю огни прожектора, которые, как раз, помигав, включаются, чтобы освящать поле для игры. Внутри точно так же загорается надежда узнать правду, рассеивая мрачную пустоту.