– Ещё и за меня им добавьте затрещину, ребята! – не замедлила вставить свою шпильку Алиса. – Эта мразь пыталась убить меня в кафе только за то, что я не говорю по-французски! И я не удивлюсь, что нас держат здесь по их милости. Но ничего, сейчас следователи увидят через свои скрытые камеры, что мы не разделяем террористических убеждений этих типов, и нас непременно освободят. А этих пусть забирают к себе на допросы. Пожалуйста! Да мы все дадим против них свидетельские показания!

Однако и после этих слов в нашем зале ничего не менялось. Никто не приходил, никого не вызывали на допрос, не предоставляли никому объяснений и извинений. Телефоны наши работали, но они по-прежнему находились вне сети. И максимум, на что их можно было использовать, так это сделать для себя несколько памятных снимков, которые впоследствии могут послужить хоть вещественными доказательствами, хоть сенсацией среди друзей и знакомых.

Алиса своего телефона при себе не обнаружила, он остался в кафе на нашем столике. Алёна в тот вечер и вовсе не брала на праздник средство связи. Поэтому сёстры Южанины в плане сбора «вещественных доказательств» оказались обделёнными. Алёна отнеслась к подобному ограничению вполне спокойно, а вот Алиса от неподдельных страданий едва не упала в обморок – такую слабость она стала ощущать. Поэтому я не удержался и поделился с ней своим телефоном. Зачем он мне сдался, если я не могу с него позвонить? Да и его настройки постоянно перескакивали на заводские, сбрасывая установленную дату и время. И вообще надо отметить, что во времени мы были сильно дезориентированы. Из пятидесяти человек среди нас нельзя было найти и двоих, чьи часы показывали бы одно и то же. А субъективное ощущение у каждого своё. Как определить, сколько прошло минут или часов с того момента, как мы здесь очнулись?

Согласно швейцарским механическим часам галантерейщика, которые стояли в тот момент, когда он пришёл в сознание, но которые он сразу добросовестно завёл и запустил, прошло уже двенадцать часов. Но это же не могло быть правдой? Никто из нас не жаловался на голод или усталость, никто не пользовался туалетом, никто не ложился спать. А все эти признаки есть определённые показатели биологических часов организма. Да, стресс, конечно, играет свою роль, но не в таких же объёмах? Значит, времени прошло немного. С другой стороны, сколько вопросов было задано, сколько предпринято попыток выяснить правду?! Тот же Джошкун дважды прополз на брюхе по всему полу, выискивая потайные люки. А это требовало времени, и совсем не пяти минут, как показывали телефоны у многих. Поэтому пару часов, по моим подсчётам, прошло точно. А определённости, что ожидает нас дальше, так и не было.

Возмущение и испуг у людей плавно сменились на отрешённость и безразличие. Все расползлись по залу и растянулись на полу в тех позах, кому в каких было удобно. С потолка и стен на нас светил ровный голубой свет. Иногда по воздуху, совсем как на лайнере, мимо проплывали серебристые капли воды. Они мягко прикасались, отталкивались от человека или его одежды, от пола или стен и снова приходили в свободное движение. Но внимания на них уже никто не обращал.

– Мы все тут кувыркнёмся, – невесело произнёс в затянувшейся паузе террорист Оберон. – И те, кто связаны, и те, кто не связаны. – Вот она: цена бумаг Дейдена. Говорили же вам в кафе: «Отдайте украденное, и никто не пострадает». Так нет, упрямились и геройствовали. А теперь пострадают все. Спецслужбы русских не оставят в живых столько свидетелей.

– А что это сразу русские спецслужбы? – возмутилась Алиса. – Здесь что, на стенах написано: «Сделано в России»?

– А кто нас ещё похитил, если не русские?

– Нет, ну зашибись! Железный аргумент! – Алиса хохотнула. – Вот она: ваша западная твердолобость и тугодумность! Никакой фантазии! Одни шаблоны! Чуть что – сразу русские у них виноваты! Другие вон что – и ничто! А мы, чуть что – сразу что!

Белла закивала головой, соглашаясь со своим напарником:

– Да, это вполне могут быть происки русских. Дейден искал каналы продажи секретных данных во Францию и в Россию. А если учесть, что вы все здесь понимаете по-русски, то… всё сходится.

– Что с чем у вас сходится? Никакой логики не вижу. Ещё скажите, что мы все, кроме вашей троицы, работаем на Кремль!

– Да кто вас, русских, разберёт? – съязвил Салливан.

Несколько туристов во главе с Келлом громко принялись доказывать свою европейскую принадлежность:

– Что за бесцеремонность: объединять всех в одну команду? Я говорю по-русски потому, что у меня международный бизнес. Но я патриот своей страны и шпионажем в пользу Кремля не занимаюсь!

А галантерейщик-турок тут же оправдался:

– Я вообще на шести языках понимаю. И я, и мои племянники. Мы много лет обслуживаем международные рейсы, и ничего плохого русским не делали. Напротив, всегда старались им угодить. Талбот, мальчик, подтверди мои слова! А будь здесь и Мурат, он бы тоже сказал, что вы заблуждаетесь! Зачем русским меня похищать?

– Да не слушайте их, Джошкун! – успокоила галантерейщика Алиса. – Они не ведают, что говорят. Их же так воспитывают с детства: «С неба дождик, с неба град – это русский виноват!». Своих мозгов нет, вот и верят во всякие глупости. Ледниковый период, думаете, кто устроил? Мы, конечно! Из космоса метеорит прилетит. Чья вина? Наша, разумеется! Назавтра у их Президента на заднице прыщ вскочит, угадайте, чьи спецслужбы они в этом обвинят?

– Что есть, то есть, – усмехнулся бывший муж Алёны. – Америка по всему миру беспредел учиняет, никто и слова не скажет. Все боятся. А тут нашли удобную версию: русские! Ха!

– Да-да, я тоже считаю, что нас похитили американцы, – поддержала Никиту Екатерина.

– Американцы? – сразу несколько голосов вступились за честь Америки. – Что, теперь по эту сторону океана нашли крайних? Да если бы вы были интересны нашим спецслужбам, вы бы и до лайнера не дошли. Вас повязали бы прямо на билетном контроле, и привет! Нет, это не американцы. Раз ваш Дейден продавал что-то французам, то французы нас и украли. Это очевидно.

– Почему же мы тогда сидим здесь в полном составе, что и в кафе? Если бы среди нас был французский шпион, его бы уже давно вызволили и не держали с нами в заключении, – высказался я, чтобы не быть безучастным к разговору и не вызвать подозрений.

– А может, среди нас и не было этого французского шпиона, как предположили трое этих вооружённых идиотов?

– Да какие французы? Я вас умоляю! – к разговору подключился ещё один «политический обозреватель». – Они не способны на крупные операции. Вот бельгийцы или норвежцы – другое дело!

– А я скорее поверю, что это происки китайских или северокорейских военных.

– Китайцы? В этих водах? – засмеялась Тиша. – Это несерьёзно, господа.

– Может, пираты? – предположила Алёна. – На нашем корабле плыло столько состоятельных и откровенно богатых семей…

– И почему же они тогда остановили свой выбор на пассажирах нашего класса? Мы особым богатством не блещем. Зарабатывать умеем, но деньгами не швыряемся.

– А кто вам сказал, что мы единственные пленники с нашего корабля? Нет, в этой стеклянной коробке мы единственные, но, может, за стеной сидят в подобном положении и другие пассажиры? – вновь добавил мрачных прогнозов связанный Оберон. – Они украли нас всех, и всех же и убьют.

– Хотите сказать, что пираты затопили весь наш корабль? «Престиж» ведь непотопляем! – возразила ещё одна женщина по имени Рада.

– Про «Титаник» кто-то также говорил.

– Боже мой, давайте не будем о «Титанике», у меня сейчас случится истерика. И не только у меня, я думаю. Сколько можно слушать страшилки? Меня уже тошнит от них!

– Меня тоже тошнит. Будь проклята моя морская болезнь! – опять простонала Катерина.

– Нас всех здесь грохнут, это факт.

– У нас есть всего один шанс на спасение, – брат Беллы вновь попробовал захватить лидерство в коллективе. – Нам надо объединить наши силы. Конечно, вы гражданские. Но наш военный опыт позволит нам противостоять тем, кто нас украл. Только так мы сумеем отвоевать нашу свободу. Развяжите нас!