— Герман Викторович? Белозор? — меня потрясли за плечо.

— А? Что?! — вот ведь дурацкая белозоровская привычка — засыпать где ни попадя!

— В кабинет приглашают... — молодой человек в выглаженной рубашке смотрел на меня с пониманием.

Я встал, вытер рот ладонью, пригладил волосы, размял шею и виновато развел руками:

— Вы уж извините, разморило что-то...

— Да нормально всё, проходите — вас ждут.

Учитывая "вездеход" от Машерова и "одобрямсы" от местного Самого Главного Представителя конторы глубокого бурения, встреча с пресс-атташе была простой формальностью. И он это понимал, и я это понимал, а поэтому — мы побеседовали о творческих планах, вариантах приобретения в долгосрочную аренду печатной машинки и организации регулярной телефонной связи с редакцией "Комсомолки" — других вариантов оперативной передачи текстов на расстояние, кроме как надиктовать в трубку, не предвиделось. Может, у кого-то был доступ к телетайпу или еще каким местным технологиям — однако мне такое не полагалось. Мы выпили почти литр холодного "Боржоми", обсудили здешние слухи и байки и пообещали держать друг друга в курсе дел насущных.

— Прежде чем ввязаться в очередную авантюру — просто зайдите, позвоните, пришлите записку. Останавливать я вас не собираюсь, наслышан — гиблое это дело... — сказал этот приятный во всех отношениях человек. — Тем более — цензоров у вас хватает. Вы сейчас куда? К витебским десантникам? Давайте, я позвоню шоферу — он подвезет!

В общем, если бы не Каневский и не утренняя настырность Гериловича, который чуть ли не за ногу стащил меня с кровати — день можно было бы считать удачно начавшимся.

— А я за Кармаля! — заявил Мустафа, водитель совершенно невероятного транспортного средства. — Как Кармаль пришел — моего дядю отпустили из тюрьмы. Брата отпустили из тюрьмы. Дети в школу к шурави ходят. Может, сын инженер-саибом станет. Я работу у шурави получил. Кто воюет с шурави — тот дурак! Солдаты придут и уйдут, а то, что построили — останется нам, народу Афганистана!

Его русский был неплох, и он кривил душой — к "шурави" Мустафа устроился работать далеко не вчера, а несколько лет назад, и потому так навострился трепаться по-нашему. Советские специалисты учили и строили в ДРА гораздо раньше, чем численность советских войск в стране была резко увеличена в декабре-январе... "Шурави" плотно осваивали Афганистан с пятидесятых годов, если быть точным. Гидроэлектростанции, заводы, больницы — чего только ни появилось здесь благодаря интернациональной помощи... По-хорошему, вести отсчет интервенции — или, если угодно, вмешательству СССР в дела Афганистана именно с зимы 1979-1980 годов было некорректно, но кого это будет интересовать в будущем? Тем более — вмешательство это, изначально мирное, с применением "мягкой" силы, в моем будущем постепенно превратилось в... В то, во что оно тут пока еще не превратилось.

— Я вот чего понять не могу, — продолжал вещать Мустафа, крутя, как сумасшедший, руль своего пепелаца. — Так это почему если со-ци-а-лизм, то обязательно — против Всевышнего? Вот это совсем плохо, понимаешь? Не примет у нас народ такого со-ци-а-лиз-ма, хоть пятьсот школ построй. Не та у нас страна.

Я понимал. У нас ведь тоже раньше была "не та страна". Шестьдесят лет назад. Так что ничего путного ответить я ему не мог, поскольку был с ним в целом солидарен. Этот афганец крепко ухватил загорелыми руками оплетенный бисером руль, ёрзал на обшитом бархатом сидении и говорил еще что-то: про цены на муку, электрификацию и наглых царандоевцев, и почему-то — про Панджшер. Было у меня подозрение, что и сам Мустафа, и эта машина, раскрашенная в невообразимые цвета и с цацками, висюльками и бахромой по всем стеклам, совсем не просто так тут нарисовались, но уговор с Гериловичем был простой — я занимаюсь своими делами, он — своими, а если мне начинает грозить опасность — он или его люди сообщают мне об этом прямо и недвусмысленно.

А потому — у главной базы витебских десантников, что находилась недалеко от Кабульского аэродрома, я выпрыгнул на сухой хрустящий гравий, хлопнул дверью, помахал Мустафе и двинул к КПП.

— А ты что за хрен с горы? — спросил меня хмурый терминатор практически двухметрового роста, а потом в его васильковых глазах появилось узнавание : — Э-э-э-э, это тебя мы, что ли, в Термезе высадили вместо Ташкента? Ёлки! Добрался!

Десантник в полном боевом облачении и вооруженный до зубов действительно производил грозное впечатление. Мало на кого в этом мире Гера Белозор должен был смотреть снизу вверх! И когда такие встречи случались, это немного угнетало. Я ведь его тоже узнал — мы вместе с этим восточнославянским Шварценеггером дышали килькой через кислородную маску, только в положении сидя он не казался таким верзилой. Хотя какой он, к черту, Шварценеггер? Дольф Люндгрен и есть, только личико не такое квадратное! Иван Драго, Красный Скорпион и вот это вот всё...

— Жихарев! — крикнул сей достойный последователь дела бессмертного дяди Васи. — Жихарев, звони замполиту, скажи — журналист пришел, из "Комсомолки"! Щас, тащ журналист, щас разберемся. У тебя же документы есть? Проходи в караулку, надо подождать немного — и вас пропустят.

И они начали разбираться. Идея была какая — взять несколько бойцов из Беларуси, сфотографировать, побеседовать с ними о житье-бытье, не заостряя внимания на военных подвигах. Но специфика деятельности витебской десантуры была как раз в том, что с самых первых дней в Кабуле десантники насовершали этих подвигов по самое не балуйся, и их начальство боялось "как бы чего не вышло", если подчиненные обмолвятся о всяких жутко секретных операциях хоть полсловом...

Наконец — замполит нашел мне на растерзание двух парней, которые пару недель назад помогли на пожаре местным: вытащили из горящего дома двух угорелых мужиков, осла, козу, восемь единиц домашней птицы и перепуганную бабулю в парандже. Пацаны так и сказали — "восемь единиц домашней птицы". Эти ребята были уроженцами славного града Чечерска, учились в одной школе в параллельных классах и призвали их тоже в один день, так что ладили мои собеседники друг с другом отлично и понимали один другого без слов.

Мы сидели за столом в помещении навроде комнаты отдыха или читального зала, на обычных деревянных стульях с красными матерчатыми вставками, и трепались довольно свободно. В ленинский уголок решили не ломиться — обстановка там не располагает к откровенности, и, хотя в душу я хлопцам не лез, но...

— А вечером — видео смотрим. Правда, нормальные фильмы не найдешь, да и с переводом проблемы... Ну, у нас пара ребят есть, они по-английски могут, и еще Девлет — он с фарси переводит. В общем — глядим, что в руки попадает, но это случается очень редко, потому крутим одно и то же... А так — кормят нормально, стреляем много, приключений уже нажрались, хотим домой. Но этого не пишите. Приходите к нам на концерт, у нас целый ансамбль имеется: две гитары, барабан и скрипка! — сыпали предложениями десантники после того, как я выключил диктофон. — А то на вечер сегодня оставайтесь — у нас есть эти, как его... "Стар Варс" на кассете! Мы раз пять смотрели уже, отличное кино! Космос, приключения, дерутся такими штуками типа паяльных ламп!

Я потихоньку выпадал в осадок: откуда в Афгане VHS-версия "Звездных войн"? Что — экранки и пираты уже появились? Фильм же вроде только год назад вышел? Или больше? А видеокассеты с "Новой надеждой" только-только в восьмидесятые в Союз проникли... "Космический вестерн" потом даже в кинотеатрах крутили. Или я чего-то путаю?

Десантниками мой горящий взгляд не остался незамеченным, и ребята оживились:

— С вас — джелаби, не меньше килограмма, у Карима возьмите, где водокачка, с нас — кино! Приезжайте вечером, а? Про Белоруссию ребятам расскажете, что там нового сейчас...